Арья осторожно взвешивала услышанное:
— Это правда?
— В этой истории есть правда.
— И ложь тоже?
— Есть неправда и преувеличение.
Она наблюдала за лицом бродяжки, пока та рассказывала свою историю, но другая девочка ничем не выдала себя.
— Многоликий взял только две трети состояния твоего отца, не все.
— Так и есть. Это было мое преувеличение.
Арья усмехнулась, поняла, что усмехается, и прикусила себе щеку. — «Контролируй свое лицо», — напомнила она себе, — «Моя улыбка — моя служанка и должна являться по моему приказу».
— Какая часть была ложью?
— Никакая. Я солгала о лжи.
— Неужели? Или ты лжешь сейчас?
Но бродяжка не успела ответить, в комнату, улыбаясь, вошел добрый человек.
— Ты вернулась.
— Луна умерла.
— Да. Какие три новых вещи ты узнала, которых не знала, когда оставила нас?
«Я знаю тридцать новых вещей», — едва не вырвалось у нее.
— У Малыша Нарбо не сгибаются три пальца. Он хочет стать гребцом.
— Это знать хорошо. Что еще?
Она освежила в памяти прошедший день.
— Квинс и Алакво подрались и ушли из «Корабля», но, думаю, они вернутся.
— Ты всего лишь думаешь или знаешь?
— Я так думаю, — пришлось ей признаться, хотя она была в этом уверена. Актерам тоже нужно есть, как и всем остальным, а Квинс и Алакво для «Голубого Фонаря» недостаточно хороши.
— Верно, — кивнул добрый человек. — А третья вещь?
На этот раз она не колебалась.
— Дареон мертв. Черный певец, что развлекался в «Веселом Порту». На самом деле он был дезертиром Ночного Дозора. Кто-то перерезал ему горло и сбросил тело в канал. Но они забрали его сапоги.
— Хорошие сапоги трудно найти.
— Это так, — она постаралась сохранить неподвижное лицо.
— Интересно, кто мог сделать подобное?
— Арья из рода Старков, — она пристально наблюдала за его глазами, ртом, мышцами челюстей.
— Эта девочка? Я слышал, она покинула Браавос. Кто ты?
— Никто.
— Ты лжешь. — Он повернулся к бродяжке. — У меня пересохло в горле. Сделай одолжение и принеси чашу вина для меня и теплого молока для нашей подруги Арьи, которая так неожиданно к нам вернулась.
На обратном пути через город Арья гадала, как добрый человек отнесется к ее словам о Дареоне. Возможно, он разозлится на нее или наоборот обрадуется, что она одарила певца даром Многоликого. Она проиграла этот разговор у себя в голове полсотни раз, как актеры спектакль. Но она и подумать не могла о теплом молоке.
Она залпом выпила принесенное молоко. От него немного пахло горелым и выпитое немного горчило.
— Ложись в постель, дитя, — велел добрый человек, — утром тебя ждет служба.
Ночью она вновь была волчицей, но этот сон отличался от прочих. В этом сне у нее не было стаи. Она рыскала в одиночестве, прыгая по скатам крыш и крадясь вдоль каналов, выслеживая тени в тумане.
На следующее утро она проснулась слепой.
Сэмвелл
«Пряный Ветер» был лебединым кораблем из Города Великих Древ, что на Летних Островах, где мужчины были черны, женщины любвеобильны, а боги удивительны. На его борту не было септона, чтобы с молитвой проводить усопшего в последний путь, так что это бремя легло на Сэма, где-то рядом с выжженным солнцем побережьем Дорна.
Чтобы произнести речь, Сэм оделся во все черное, хотя день выдался жарким и душным, без единого дуновения ветерка.
— Он был хорошим человеком, — начал он, но, едва произнес эти слова, понял, что они были неправильными. — Нет, он был великим человеком. Мейстером Цитадели, давшим обет и надевшим цепь, а так же верным братом Ночного Дозора, сдержавшим все свои клятвы. Когда он родился, его нарекли именем героя, умершего молодым, и, хотя он прожил долгую-предолгую жизнь, она была не менее героической. Не было человека мудрее, великодушнее и добрее. На Стене, за годы его службы, сменилась дюжина Командующих, и он всегда был рядом, чтобы помочь им советом. Он давал советы и королям. Он сам мог стать королем, но когда ему предложили корону, сказал, что они должны отдать ее его младшему брату. Много ли на свете людей, что смогли бы отказаться от короны? — Сэм почувствовал, как на глазах выступили слезы, и понял, что не может продолжать. — Он был от крови дракона, но сейчас его огонь угас. Он был Эйемоном Таргариеном. И теперь его дозор окончен.
— Теперь его дозор окончен, — шепнула вслед за ним Лилли, баюкая на руках ребенка. Коджа Мо вторила ей на общем языке, затем перевела на Летний Язык для Ксондо, своего отца и остальной собравшейся команды. Сэм опустил голову и заплакал. Рыдания были такими громкими и сильными, что все его тело тряслось в такт всхлипам. Лилли подошла и встала рядом, позволив ему поплакать у нее на плече. В ее глазах тоже стояли слезы.
Воздух был влажным, теплым и неподвижным. «Пряный Ветер» дрейфовал в глубоком синем море, вне пределов видимости берега.
— Черный Сэм сказал хорошие слова, — произнес Ксондо, — А теперь выпьем его жизнь. — Он что-то крикнул на летнем языке и на корму прикатили и открыли бочонок пряного рома. Вахтенные тоже могли опрокинуть чарку в честь старого слепого дракона. Экипаж знал его совсем недолго, но островитяне почитали стариков и отмечали их смерть.
Сэм прежде не пробовал ром. Напиток был непривычным и крепким, на вкус сперва сладкий, но потом обжигал язык огнем. Он устал, очень устал. Каждая его мышца до последней ныла, и болело даже там, где Сэм и не подозревал о наличии мускулов. Ноги одеревенели, руки были покрыты свежими волдырями или саднящими, липкими кусками плоти там, где лопнули старые мозоли. Но казалось, что ром и печаль смыли боль напрочь.
— Если бы мы только успели доплыть до Староместа, архимейстеры спасли бы его, — говорил он Лилли, потягивая вместе с ней ром на высоком полубаке «Пряного Ветра». — Целители Цитадели самые лучшие в Семи Королевствах. Я так думаю… надеюсь…
В Браавосе выздоровление Эйемона казалось возможным. Рассказ Ксондо о драконах почти вернул к жизни прежнего старика. Той ночью он съел почти всю еду, которую поставил перед ним Сэм.
— Никто не ожидал девочку, — сказал он, — В пророчестве говорилось о принце, не о принцессе. Я думал, это Рейегар… дым от огня, поглотившего Летний замок в день его рождения, соль от слез, пролитых по погибшим в пожаре. В юности он разделял мою веру, но позже стал склоняться к тому, что это его сын исполнит пророчество. Из-за кометы, что светила над Королевской Гаванью в ночь, когда он был зачат, а Рейегар был уверен, что кровоточащая звезда была кометой. Как глупы мы были, те, кто полагал себя мудрецами! Ошибка закралась из-за перевода. Драконы ни мужского, ни женского рода. Барт знал эту истину — сейчас один, потом другой, изменчивые, как пламя. Язык ввел нас в заблуждение на тысячу лет. Дейенерис та, что родилась среди соли и дыма. Драконы доказали это. — Одни только разговоры о ней, казалось, делали его сильнее.
— Я должен отправиться к ней. Должен. Эх, будь я хотя бы на десять лет моложе…
Старик был переполнен такой решимости, что после того, как Сэм договорился на счет их проезда, поднялся по трапу на борт «Пряного Ветра» собственными ногами. Он уже отдал Ксондо свой меч и ножны взамен плаща из перьев, испорченного во время его спасения. Единственными ценными вещами, которые у них остались, были книги из хранилищ Черного Замка. Сэм расставался с ними с тяжелым сердцем.
— Они предназначались для Цитадели, — объяснил он, когда Ксондо поинтересовался, что с ним происходит. Когда помощник перевел эти слова, капитан засмеялся.
— Кухуру Мо говорит, что серые люди еще могут заполучить их, — сообщил он, — для этого их надо купить у Кухуро Мо. Мейстеры платят серебром за книги, которых у них нет, а иногда красным или желтым золотом.
Капитан хотел также цепь Эйемона, но Сэм наотрез отказался. Для мейстера расстаться со своей цепью великое бесчестие, пояснил он. Ксондо пришлось трижды повторить, прежде, чем капитан согласился. К тому времени, когда сделка была заключена, Сэм расстался с сапогами, своей черной одеждой, бельем и сломанным рогом, который нашел Джон Сноу на Кулаке Первых Людей. — «У меня не было выбора», — убеждал он себя, — «Мы не могли оставаться в Браавосе, и, за исключением воровства и попрошайничества, это был единственный способ расплатиться за проезд». — Он готов был заплатить в три раза больше, только бы им удалось в целости довезти мейстера Эйемона до Староместа.
Однако их путешествие на юг выдалось бурным, и каждый шторм похоронным звоном отзывался на здоровье и духе старика. В Пентосе он попросил вынести его на палубу, и Сэм словами описывал ему городской пейзаж, но это был последний раз, когда он покидал кровать в каюте капитана. Вскоре после этого его ум вновь начал блуждать в прошлом. К тому времени, когда «Пряный Ветер» пронесся мимо Кровоточащей Башни в порту Тироша, Эйемон больше не говорил о том, что надо искать корабль, идущий на восток. Вместо этого он завел разговор о Староместе и архимейстерах Цитадели.
— Ты должен рассказать им, Сэм, — говорил он, — Архимейстерам. Должен заставить их понять. Люди, которые были в Цитадели в мое время, уже пятьдесят лет как мертвы. Эти меня не знают. Мои письма… в Старомест, они, должно быть, читали как бред выжившего из ума старика. Ты должен убедить их в том, в чем не преуспел я. Расскажи им, Сэм… расскажи им о делах на Стене… о мертвецах и белых ходоках, о холоде, от которого стынет кровь…
— Я сделаю это, — обещал Сэм. — Я добавлю свой голос к вашему, мейстер. Мы оба расскажем им, вдвоем, вместе.
— Нет, — ответил старик. — Это будешь ты. Скажи им. Пророчество… видения моего брата… Леди Мелиссандра неправильно истолковала знаки. Станнис… в жилах Станниса течет толика крови дракона, да. И у его братьев. Раэлль, маленькая дочка Эгга, через нее… Мать их отца… она называла меня Дядюшка Мейстер, когда была маленькой. Я вспомнил это, поэтому позволил себе надеяться… возможно, я хотел… все мы обманываем себя, когда во что-то верим. Мелиссандра обманывается, думаю, больше всех. Меч неправильный, ей придется понять это… свет без жара… пустая красота… меч неправильный, а ложный свет может завлечь нас в более глубокую тьму. Дейенерис — наша надежда. Скажи им в Цитадели. Заставь их выслушать.