Она осознала, что ей вспоминается давешний кошмар. «Иногда во снах есть зерно истины». Мог ли Хиздар зо Лорак служить чародеям — это ли значил сон? Мог ли сон быть посланием? Что, если боги говорят ей, что надо разорвать помолвку с Хиздаром и выйти замуж за этого дорнийского принца? Её тревожило какое-то воспоминание.
— Сир Барристан, что изображено на гербе дома Мартеллов?
— Лучезарное солнце, пронзённое копьем.
«Сын солнца». Королеву пробила дрожь.
— Тени и шёпоты.
Что ещё там сказала Куэйта? «Бледная кобылица и сын солнца. Ещё там был лев и дракон. Или дракон — это я?».
Берегись надушенного сенешаля, — это она помнила.
— Сны и пророчества — ну почему их всегда преподносят загадками? Ненавижу их. Ах, оставьте меня, сир. Завтра у меня свадьба.
В эту ночь Даарио брал её всеми способами, как только мужчина может брать женщину, и она охотно ему отдавалась. В последний раз, когда солнце уже восходило, она ртом заставила его отвердеть снова, как её когда-то научила Дореа, и затем скакала на нём так дико, что у него снова открылась рана. На одно сладкое мгновение она не могла понять, он ли внутри неё или она внутри него.
Но когда солнце, наконец, взошло, и наступил новый день — день её свадьбы, — Даарио Нахарис встал, оделся и застегнул свою перевязь с блестящими золотыми развратницами.
— Куда ты? — спросила его Дени. — Я запрещаю тебе сегодня идти на вылазку.
— Моя королева жестока, — ответил капитан. — Если мне нельзя убивать твоих врагов, чем же мне занять себя на время твоей свадьбы?
— К закату у меня уже не останется врагов.
— Ещё только рассвет, моя милая королева. День долог, времени хватит ещё для одной вылазки. Я принесу тебе голову Бурого Бена Пламма в виде свадебного подарка.
— Не надо голов, — попросила Дени. — Однажды ты подарил мне цветы.
— Пусть Хиздар дарит тебе цветы. Сам-то он, конечно, не станет нагибаться за каждым одуванчиком, но у него всегда найдутся слуги, которые с радостью исполнят за хозяина эту обязанность. Я могу идти?
— Нет, — она хотела, чтобы Даарио остался и обнял её. «Однажды он уйдет и не вернется, — подумала Дени. — Однажды какой-нибудь лучник всадит ему в грудь стрелу, или на него накинется десяток ратников с копьями, мечами и топорами — десять, возомнивших себя героями». Пятеро из них умрут, но разве это облегчит её горе? «Однажды я потеряю его, как потеряла мое солнце и звезды. Но, прошу вас боги, не сегодня».
— Возвращайся в постель и поцелуй меня. — Никто не целовал её так, как Даарио Нахарис. — Я — твоя королева, и повелеваю тебе меня трахнуть.
Она хотела сказать это игриво, но Даарио помрачнел.
— Трахать королев — дело королей. Этим сможет заняться твой благородный Хиздар, когда вы обвенчаетесь. А если он окажется слишком благородным, чтобы себя утруждать, у него всегда найдутся слуги, которые с радостью исполнят за хозяина и эту обязанность. Или, может, тебе позвать в постель этого дорнийского мальчишку заодно с его смазливым дружком, почему бы и нет?
Капитан размашистым шагом вышел из опочивальни.
«Он попытается устроить вылазку, — поняла Дени, — и если ему удастся добыть голову Бена Пламма, то он ворвётся на свадебный пир и швырнет её к моим ногам. Спасите меня, Семеро. И почему он не родился знатным человеком?»
Когда Даарио ушел, Миссандея принесла королеве простой завтрак из козьего сыра, оливок и изюма на десерт.
— Вашему величеству на завтрак не хватит одного вина. Вы же такая маленькая, вам сегодня понадобится много сил.
Эти слова из уст такой крошки заставили Дейенерис рассмеяться. Она так полагалась на маленькую служанку, что даже забыла, что Миссандее всего одиннадцать. Они разделили трапезу на террасе. Дени откусывала от оливки маленькие кусочки, когда девочка-наатийка посмотрела на неё глазами цвета расплавленного золота.
— Ещё не поздно сказать им, что вы решили не выходить замуж.
«Нет, уже поздно», — грустно подумала королева.
— Хиздар — человек древних и знатных кровей. Наш союз объединит моих вольноотпущенных и его народ. Мы станем одной семьёй, и одной семьёй станет наш город.
— Ваше величество не любит благородного Хиздара. Ваша служанка полагает, что вы охотнее взяли бы в мужья кого-то другого.
«Сегодня мне нельзя думать о Даарио».
— Королева любит того, кого должна, а не того, кого хочет. — Ей расхотелось есть. — Унеси еду, — велела она Миссандее. — Мне надо вымыться.
После Чхику вытерла Дейенерис досуха, а Ирри принесла ей токар. Дени завидовала просторным шароварам из песочного шёлка и расписным жилетам, которые носили её дотракийские служанки. Им было намного прохладнее, чем ей в токаре с тяжёлой бахромой из маленьких жемчужин.
— Помогите мне обернуть это вокруг себя. Самой со всеми этими жемчугами не управиться.
Дени знала, что должна была бы предвкушать грядущую свадьбу и следующую за ней ночь. Ей вспомнилась ночь её первой свадьбы, когда кхал Дрого забрал её девственность под чужими звёздами. Она вспоминала, как боялась тогда и как была возбуждена. Будет ли с Хиздаром то же самое? «Нет. Я уже не та девочка, которой была, и он не мое солнце и звёзды».
Из недр пирамиды снова выпорхнула Миссандея.
— Резнак и Скахаз просят разрешения сопроводить ваше величество до Храма Милостей. Резнак велел приготовить ваш паланкин.
Миэринцы редко ездили по городу верхом, предпочитая паланкины, носилки и портшезы, покоящиеся на плечах рабов.
— Лошади гадят на улицах, — заявил ей один человек из рода Закхов, — рабы — нет.
Дени освободила рабов, но паланкины, носилки и портшезы, как и раньше, заполоняли улицы, и ни один из них колдовским образом не парил в воздухе.
— Сегодня слишком жарко, чтобы сидеть в паланкине, — заявила Дени. — Оседлайте мою Серебрянку. Я не отправлюсь навстречу к моему лорду-жениху на спинах носильщиков.
— Ваше величество, — сказала Миссандея, — недостойная просит её извинить, но вы не можете ехать в токаре верхом.
Маленькая служанка в который раз оказалась права. Токар — неподходящая одежда для верховой езды. Дени скорчила гримасу.
— Как скажешь. Но не надо паланкина — я задохнусь за этими занавесями. Прикажи приготовить портшез.
Если уж ей придется носить большие уши, пусть все кролики её увидят.
Когда Дени спустилась по лестнице, Резнак и Скахаз рухнули на колени.
— Ваша милость сияет так ярко, что ослепит любого, кто осмелится взглянуть на вас, — объявил Резнак, облаченный в бордовый парчовый токар с золотой каймой. — Хиздару зо Лораку несказанно повезло с вами… и вам с ним, осмелюсь сказать. Этот брак спасёт наш город, вот увидите.
— Мы молимся об этом. Я хочу не только посадить оливы, но и увидеть, как они плодоносят.
«И какая разница, что поцелуи Хиздара мне не в радость? Меня порадует мир. Я простая женщина или всё-таки королева?»
— Народ кишит на улицах, как мухи. — Бритоголовый был одет в кирасу, изображавшую мускулистый торс, и чёрную складчатую юбку; под рукой он держал медный шлем в форме змеиной головы.
— Зачем мне бояться мух? Твои Медные Твари не позволят причинить мне вреда.
У основания Великой Пирамиды всегда царил полумрак. Стены в тридцать футов толщиной заглушали уличный шум и не пропускали тепло, так что внутри было прохладно и сумрачно. Комнаты придворных располагались вблизи ворот в нижних ярусах пирамиды. В стойлах у западных стен держали лошадей, мулов и ослов, у восточных — слонов. Трое этих огромных и странных животных достались Дени вместе с пирамидой. Несмотря на подпиленные позолоченные бивни и грустные глаза, они напоминали ей мамонтов, только серых и лысых.
Силач Бельвас ел виноград, Барристан Селми наблюдал за тем, как мальчишка-конюх подтягивает подпругу на его серой в яблоках лошади. Неподалеку оживлённо беседовали трое дорнийцев, но с появлением королевы тут же замолкли. Принц опустился на одно колено.
— Ваше величество, я вынужден вас умолять. Здоровье оставляет моего отца, но его верность вашему делу крепка, как никогда. Если мои манеры или моя особа вызвали ваше неудовольствие, это моя вина, но…
— Если вы хотите угодить мне, сир, то порадуйтесь за меня, — сказала Дейенерис. — Сегодня день моей свадьбы. В Жёлтом Городе будут плясать от счастья, я не сомневаюсь, — она вздохнула. — Встаньте, мой принц, и улыбнитесь. Однажды я вернусь в Вестерос, чтобы предъявить права на трон моего отца, и обращусь за помощью к Дорну. Но сегодня юнкайцы окружили мой город стальным кольцом. Я могу умереть прежде того дня, когда увижу Семь Королевств. Хиздар может умереть. Вестерос может поглотить море, — Дени поцеловала дорнийца в щеку. — Идём. Настало время мне выйти замуж.
Сир Барристан помог ей забраться в портшез. Квентин присоединился к своим товарищам. Бельвас крикнул, чтобы открыли ворота, и Дейенерис Таргариен выехала на свет. Селми последовал за ней на своей серой в яблоках лошади.
— Скажите, — попросила его Дени, когда процессия повернула к Храму Милостей, — если бы мои родители были бы вольны вступить в брак по велению своих сердец, на ком бы женился мой отец, и за кого вышла мать?
— Это было давным-давно. Ваше величество не знали этих людей.
— Но вы же их знали? Расскажите.
Старый рыцарь склонил голову.
— Ваша королева — мать всегда помнила о своем долге. — Сир Барристан был прекрасен в своих золотых с серебром доспехах и ниспадающем с плеч белом плаще, но говорил, точно ему с болью давалось каждое слово, и оно было верстовым столбом в пути. — Хотя в девичестве… она как-то влюбилась в юного рыцаря из Штормовых Земель, носившего её ленту на турнире и называвшего её королевой любви и красоты. Всего лишь мимолетное чувство.
— И что случилось с этим рыцарем?
— В тот день, когда он узнал, что ваша мать выходит замуж за вашего отца, этот рыцарь навсегда отложил копье. После этого он стал набожен и, как говорят, уверял, что только Дева может занять место королевы Рейеллы в его сердце. Конечно, его страсть была бесплодна — рыцарь-ленник не пара принцессе королевской крови.