«А Даарио Нахарис — всего лишь наёмник, недостойный чистить золотые шпоры даже рыцарю-леннику».
— А мой отец? Была ли у него женщина, которую он любил больше своей королевы?
Сир Барристан заёрзал в седле.
— Не то чтобы… не любил. Возможно, лучше сказать «желал», но… всё это только кухонные сплетни, шепотки прачек и мальчишек с конюшни…
— Я хочу знать. Я никогда не видела моего отца, и хочу знать о нем всё. И хорошее, и… остальное.
— Как прикажете, — белый рыцарь осторожно подбирал слова. — Принц Эйерис… в молодости увлекся одной дамой из Кастерли Рок, кузиной Тайвина Ланнистера. Когда она вышла замуж за Тайвина, на свадебном пиру ваш отец слишком много выпил, и слышали, будто он заявил: мол, как жалко, что в наши времена отменили право первой ночи. Это, конечно, была просто пьяная шутка, но Тайвин Ланнистер был не тем человеком, что мог просто взять и забыть подобные слова или… вольности, которые ваш отец позволил себе во время проводов молодых в спальню. — Сир Барристан покраснел. — Я и так уже сказал слишком много, ваше величество. Я…
— Милостивая королева, какая встреча! — Они поравнялись с новой процессией, и с другого портшеза ей улыбался Хиздар зо Лорак. «Мой король». Дени задалась вопросом, где сейчас находится и что делает Даарио Нахарис. «Будь это сказкой, он прискакал бы на коне, как только бы мы подошли к храму, и вызвал Хиздара на смертный бой за мою руку».
Обе процессии — королевы и Хиздара зо Лорака — неторопливо проследовали через весь Миэрин, пока, наконец, не вышли к сиявшему на солнце золотыми куполами Храму Милостей. «Как красиво», — уговаривала себя королева, и все же, словно маленькая глупая девочка, высматривала в толпе Даарио. «Если бы он любил тебя, то пришёл бы и похитил с мечом в руках, как Рейегар украл свою северянку», — настаивала в ней девочка, но королева знала, что это глупо. Даже хвати её капитану безрассудства попытаться похитить королеву, Медные Твари изрубили бы его раньше, чем он приблизился к ней хоть на сто ярдов.
Галазза Галар ожидала их перед дверями храма. Зелёную Милость окружали её сестры в белых, розовых, красных, синих, золотых и пурпурных одеяниях. «Их меньше, чем раньше». Дени поискала глазами Эззару и не нашла. «Неужели болезнь унесла и её?» Хотя королева и бросила астапорцев голодать за стенами города, чтобы не пустить моровое поветрие внутрь, оно всё равно все росло. Многие пали его жертвами: вольноотпущенники, наёмники, Медные Твари, даже дотракийцы, хотя никто из Безупречных пока что не заразился. Дени молилась, чтобы самое страшное осталось позади.
Милости вынесли кресло из слоновой кости и золотой таз. Изящно придерживая свой токар, чтобы не наступить на подол, Дейенерис Таргариен опустилась на удобное бархатное сиденье. Хиздар зо Лорак встал на колени, развязал невесте сандалии и омыл ей ноги в тазу. Вокруг пели пятьдесят евнухов, и десять тысяч глаз смотрели на королеву. «У него нежные руки, — подумала она, чувствуя, как стекает между пальцами теплое благовонное масло. — Если у него окажется и нежное сердце, возможно, со временем я его полюблю».
Когда ноги королевы были вымыты, Хиздар вытер их мягким полотенцем, заново зашнуровал сандалии и помог невесте встать. Рука об руку они последовали за Зелёной Милостью в храм, где воздух пропах фимиамом и в тени ниш возвышались боги Гиса.
Четыре часа спустя Хиздар и Дени вышли наружу уже как муж и жена, скованные у запястий и щиколоток цепочками жёлтого золота.
Алейна
Она повернула железное кольцо и пихнула дверь, открыв всего щелку.
— Сладкий Робин? — позвала она. — Можно войти?
— Осторожно, м'леди, — предупредила старая Гретчель, удерживая ее за руку. — Его милость бросил в мейстера ночным горшком.
— Значит теперь ему нечем бросаться в меня. Разве у тебя нет работы? И у тебя, Мадди… все окна закрыты и заперты? Мебель вся зачехлена?
— Вся, м'леди, — ответила Мадди.
— Лучше будет еще раз проверить, — Алейна прошмыгнула в темную спальню. — Это всего лишь я, Сладкий Робин.
Кто-то в темноте шмыгнул носом.
— Ты одна?
— Да, милорд.
— Тогда подойди. Но только ты.
Алейна плотно захлопнула дверь. Она была из сплошного дуба, четырех дюймов толщиной. Мадди и Гретчель при желании подслушать все равно ничего бы не услышали. Это кстати. Гретчель еще могла держать язык за зубами, а вот Мадди бесстыдно болтала налево и направо.
— Тебя послал мейстер Колемон? — спросил мальчик.
— Нет, — солгала она. — Я услышала, что мой Сладкий Робин прихворнул. — После этого происшествия с горшком, мейстер побежал за сиром Лотором, а Брюн в свою очередь пришел к ней.
— Если м'леди сумеет уговорить его вылезти из постели, — заявил рыцарь, — то мне не придется вытаскивать мальца силой.
«Мы не можем этого допустить», — сказала она себе. Когда с Робертом обращались грубо, у него тут же начинались судороги.
— Милорд, вы голодны? — Спросила она юного лорда. — Мне отправить Мадди вниз за ягодами со сливками или подогреть хлеба с маслом? — Она вспомнила, что хлеб греть уже поздно. Кухни уже были закрыты и печи остыли.
— Я не хочу есть. — Ответил мальчик тонким, капризным голосом. — Я хочу остаться сегодня в постели. Если хочешь, можешь мне почитать.
— Слишком темно для чтения. — Массивные шторы были плотно задернуты, превращая день в ночь. — Разве мой Робин забыл, какой сегодня день?
— Нет, — ответил он. — Но я не хочу. Я хочу остаться в кровати. Ты можешь почитать мне про Крылатого Рыцаря.
Крылатым Рыцарем звали сира Артиса Аррена. В легендах говорилось, что он изгнал из Долины Первых Людей и поднялся на вершину Копья Гиганта на огромном соколе, чтобы сразиться с Королем Грифонов. Существовало около сотни историй про его похождения. Маленький Роберт знал их все наизусть, но все равно любил слушать, когда их читают.
— Сладкий мой, мы должны идти. — уговаривала она мальчика. — Но я обещаю, что прочту тебе две истории про Крылатого Рыцаря, когда мы доберемся до Лунных Ворот.
— Три. — Немедленно ответил он. Не имело значения, о чем бы ни шла речь, Роберт всегда требовал больше.
— Хорошо, три, — согласилась она. — Можно, я впущу немного солнца?
— Нет. От света у меня болят глазки. Иди сюда, на кроватку, Алейн.
Она все равно подошла к окну, обойдя осколки ночного горшка. Ориентировалась она скорее на запах. — Я не стану открывать широко. Только чтобы видеть лицо моего Сладкого Робина.
Он шмыгнул носом.
— Ну, раз ты хочешь.
Шторы были из дорогого синего бархата. Она отдернула одну из них всего на длину мизинца и закрепила. В потоке бледного утреннего света заплясали пылинки. Небольшие оконные панели в виде кристаллов алмаза были покрыты инеем. Алейна чуть протерла одну ладонью, чтобы увидеть краешек кристально чистого голубого неба и белое сияние горной вершины. Гнездо было заковано в ледяную мантию, а Копье Гиганта над ним было наполовину покрыто снежной шапкой.
Когда она обернулась, она увидела, что Роберт Аррен, выглянув из-за подушек, смотрит в ее сторону. — «Лорд Гнезда и Хранитель Долины». — Шерстяное одеяло укрывало его до груди. Сверху он был обнажен. Он был болезненным мальчиком с длинными, как у какой-нибудь девочки волосами. У Роберта были тоненькие ручки и ножки, мягкая впалая грудь, маленький животик, и красные глаза, которые постоянно слезились. — «От него помощи не жди, но он не виноват, что он такой. Он родился маленьким и хилым». — Вы выглядите сегодня сильным, милорд. — Ему нравилось, когда ему говорили про его силу. — Может быть, Мадди и Гретчель нагреть для тебя воды для ванны? Мадди потрет тебе спинку и вымоет волосы, чтобы ты был чистым и красивым перед путешествием. Правда, здорово?
— Нет. Ненавижу Мадди. У нее ячмень на глазу, и она больно скребет. Моя мамочка никогда не терла меня так больно.
— Я скажу Мадди, чтобы она не терла Сладкого Робина слишком сильно. Освежившись, ты почувствуешь себя лучше.
— Не хочу ванну! Я же сказал тебе! У меня невыносимо болит голова.
— Хочешь, я приложу теплую тряпку на лоб? Или принести сонного вина? Всего капельку. Мия Стоун ждет нас в Небесном замке, и обидится, если ты заснешь до того, как она с тобой повидается. Ты же знаешь, как она тебя обожает.
— Я ее не люблю. Она простая погонщица мулов. — Роберт шмыгнул носом. — Вчера вечером мейстер Колемон положил что-то противное в мое сладкое молоко. Я почувствовал. Я говорил ему, что хочу сладкого молока, а он не дал мне ничего. Даже когда я приказал! Я лорд, он должен мне повиноваться. Но никто не делает то, что я хочу.
— Я с ним поговорю. — Пообещала Алейна. — Но только, если ты выберешься из постели. Снаружи очень красиво, Сладкий Робин. Светит яркое солнышко — хороший денек, чтобы спуститься с горы. Внизу нас ждет с мулами Мия…
Он скривил губы.
— Ненавижу этих вонючих мулов. Однажды один из них хотел меня укусить! Скажи Мие, что я остаюсь. — Судя по голосу, он был готов расплакаться. — Никто не сможет причинить мне вреда, пока я здесь. Гнездо непреступно.
— Кто хочет обидеть моего Сладкого Робина? Ваши лорды с рыцарями тебя так обожают, а простой народ славит твое имя. — «Он напуган», — решила она. — «И ясно почему». — С тех пор, как погибла его мать, мальчик не смел даже приблизиться к балкону, а дорога из Гнезда к Лунным Вратам способна напугать кого угодно. Когда Алейна взбиралась сюда впервые с леди Лизой и лордом Петиром, у нее чуть не выпрыгнуло сердце, а все дружно соглашаются, что спуск выглядит гораздо страшнее, поскольку все время приходится смотреть вниз. Мия могла рассказать про великих лордов и храбрых рыцарей, становившихся на горе белее мела, и мочившихся в подштанники от страха. — «И никто из них не страдает припадками».
Все равно, так не пойдет. Внизу, в долине, осень была в полном разгаре — золотая и теплая, а вокруг горных вершин уже сомкнула свои челюсти холодная зима. Они уже пережили три снежных бури, и резкое похолодание, от которого замок в одну ночь сковало панцирем льда, превратив в кусок хрусталя. Гнездо, может, и было неприступным, но теперь стало еще и недоступным, и с каждым днем путь вниз становился все опаснее. Большая часть слуг и солдат уже покинула замок. Осталась всего дюжина, которые должны были сопровождать лорда Роберта.