Сир Хостин повернулся к толстяку.
— Достаточно близко, чтобы всадить копьё мне в спину, ага. Где мои родичи, Мандерли? Скажи мне? Твои гости, вернувшие тебе твоего сына.
— Хочешь сказать, его кости. — Мандерли наколол на кинжал кусок окорока. — Я хорошо их помню: бойкий на язык, сутулый Рейегар, скорый на меч дерзкий сир Джаред и вечно звенящий монетами Саймонд-шпион. Они привезли домой кости Вендела. Это Тайвин Ланнистер вернул мне Вилиса, целого и невредимого, как и обещал. Лорд Тайвин был человеком слова, спасите Семеро его душу.
Лорд Виман сунул мясо себе в рот, шумно прожевал, причмокнул губами и произнёс:
— Дорога таит в себе много опасностей, сир. Я вручил твоим братьям гостевые дары, когда мы отправились из Белой Гавани. Мы поклялись вновь встретиться на свадьбе. Многие видели, как мы расставались.
— Многие? — передразнил Эйенис Фрей. — Или вы и ваши люди?
— На что ты намекаешь, Фрей? — Лорд Белой Гавани вытер рот рукавом. — Мне не по вкусу ваш клятый тон, сир.
— Пойдём во двор, ты, мешок с салом, и я до отвала накормлю тебя сталью, — ответил сир Хостин.
Виман Мандерли рассмеялся, но полдюжины его рыцарей тут же вскочили на ноги. Роджеру Рисвеллу и Барбри Дастин пришлось их успокаивать. Русе Болтон промолчал, но Теон Грейджой заметил в его блеклых глазах нечто такое, чего никогда не видел прежде: беспокойство, даже намёк на страх.
Этой ночью в новой конюшне под тяжестью снега обвалилась крыша, похоронив под собой двадцать шесть лошадей и двух конюхов. На то, чтобы раскопать тела, ушла большая часть утра. Лорд Болтон ненадолго зашёл на внешний двор, чтобы взглянуть на место происшествия, а потом приказал ввести внутрь и выживших в конюшне лошадей, и привязанных во внешнем дворе. Но ещё до того, как тела выкопали, а конские туши разделали, обнаружился ещё один труп.
И от него уже было не отмахнуться. Этот явно не спьяну кувыркнулся и не лошадью был зашиблен. Покойник оказался из числа любимчиков Рамси — приземистый, золотушный, уродливый солдат по прозвищу Жёлтый Хрен. Был ли его хрен действительно жёлтым, осталось тайной, потому что его отрезали и запихали мертвецу в рот с такой силой, что выбили три зуба. Когда повара нашли его у кухонь, погребённым по шею в сугробе, и хрен, и его владелец уже посинели от холода.
— Сожгите тело, — распорядился Русе Болтон, — и не болтайте. Не хочу, чтобы об этом судачили.
Но разговоры всё же пошли. К полудню чуть ли не весь Винтерфелл знал об этой истории, зачастую из уст Рамси Болтона, чьим «мальчиком» был Жёлтый Хрен.
— Когда мы найдём того, кто это сделал, — пообещал лорд Рамси, — я сдеру с него кожу, зажарю до хрустящей корочки и заставлю съесть до последнего кусочка.
Пошли слухи, что за имя убийцы в награду дадут золотой дракон.
К вечеру в Великом Чертоге, собравшим под своей крышей сотни людей, лошадей и собак, стояла непереносимая вонь. Полы стали скользкими от грязи, тающего снега, лошадиных, собачьих и даже человеческих испражнений. Воздух пропитался запахами мокрой псины, влажной одежды и попон. Люди теснились на переполненных скамьях, но зато там была еда. Повара подали огромные обугленные снаружи и полусырые внутри куски свежей конины вместе с поджаренным луком и репой. В кои то веки простые солдаты ели то же самое, что и лорды с рыцарями.
Конина оказалась слишком жёсткой для остатков зубов Теона. Жевать было мучительно больно. Поэтому на обед он размял себе репу и лук плоской стороной своего кинжала. Потом мелко покрошил конину. Теон тщательно обсасывал каждый кусочек, а затем выплёвывал его. Так он, по крайней мере, ощутил хоть какой-то вкус мяса и смог насытиться жиром и кровью. Но кость была ему не по зубам, пришлось кинуть её собакам и смотреть, как Серая Джейн утащила её прочь, а Сара и Ива бросились за ней по пятам.
Лорд Болтон приказал Абелю играть, пока они будут есть. Бард спел «Стальные Копья», а следом за ней «Зимнюю Деву». Когда Барбри Дастин попросила что-нибудь повеселее, он запел «Снял король корону, королева — башмачок» и «Медведь и Прекрасная Дева». Фреи подхватили, и даже несколько северян, колотя по столу кулаками в такт песне, принялись рычать:
— Медведь! Медведь!
Но шум испугал лошадей, и вскоре певцы замолкли, а музыка затихла.
Бастардовы мальчики собрались под дымящимся на стене факелом. Лутон и Живодёр бросали кости. Ворчун, усадив себе на колени женщину, тискал её грудь. Дэймон Станцуй-для-Меня смазывал свой хлыст.
— Вонючка, — позвал он, похлопав по ноге так, словно подзывал пса.
— От тебя снова воняет, Вонючка.
Теон, не найдя, что на это ответить, лишь тихо произнес:
— Да.
— Лорд Рамси собирается отрезать тебе губы, когда всё это кончится, — продолжал Дэймон, проводя по хлысту промасленной тряпкой.
«Мои губы побывали между ног его леди. Такая дерзость не может остаться безнаказанной».
— Как скажете.
Лутон расхохотался.
— Похоже, ему самому этого хочется.
— Пошёл вон, Вонючка, — скривился Живодёр. — Меня мутит от твоего запаха.
Остальные рассмеялись.
Теон поспешил убраться, прежде чем они успели передумать. Его мучители не последуют за ним на улицу до тех пор, пока внутри будет еда, выпивка, доступные женщины и тепло. Когда он выходил из зала, Абель пел «Девы, что расцветают весной».
Снаружи валил такой густой снег, что Теон не мог ничего разглядеть уже в трёх футах от себя. Он оказался в одиночестве в белой пустоши. По обе стороны громоздились сугробы высотой по грудь. Теон поднял голову: снежинки касались его щёк, словно прохладные нежные поцелуи, а из зала доносились звуки тихой, печальной мелодии. На какой-то миг он почувствовал себя почти умиротворённым.
Но тут Теон наткнулся на идущего навстречу человека. Лицо мужчины скрывал низко опущенный капюшон развевавшегося за спиной плаща, но когда они оказались лицом к лицу, их глаза ненадолго встретились. Мужчина взялся за кинжал.
— Теон Перевёртыш. Теон Братоубийца.
— Нет. Я никогда… Я был железнорождённым.
— Ты был лишь вероломным. Как же случилось, что ты до сих пор дышишь?
— Боги со мной ещё не закончили, — ответил Теон, гадая, не был ли этот человек тем самым убийцей, ночным ходоком, что засунул в рот Желтому Хрену его собственный член и столкнул конюха Рисвеллов со стены? Как ни удивительно, страха он не испытывал. Теон стянул перчатку с левой руки. — Лорд Рамси со мной ещё не закончил.
Мужчина пригляделся и рассмеялся.
— Тогда я оставлю тебя ему.
Теон плёлся сквозь бурю, пока его руки и ноги не покрылись снегом, а ладони и ступни не окоченели. Потом он снова забрался на внутреннюю стену. Наверху, на высоте сотни футов, дул слабый ветерок, разметая снег. Все проёмы были завалены сугробами. Теону пришлось прорыть отверстие в снежной стене… лишь для того, чтобы понять, что дальше рва ничего не видно. За внешней стеной остались одни расплывчатые тени и плывущие во тьме тусклые огни.
«Мира больше нет». Королевская Гавань, Риверран, Пайк и Железные Острова, все Семь Королевств, все те места, где он бывал, о которых читал и грезил — всё исчезло. Остался лишь Винтерфелл.
Он в заточении в обществе призраков. Старых призраков из крипты и новых, которых сам же и сотворил: Миккена и Фарлена, Гинира Красноносого, Аггара, Гелмарра Угрюмого, мельничихи с Желудёвой, двух её маленьких сыновей и всех прочих. «Моих рук дело. Мои призраки. Они все здесь, и все в ярости».
Он подумал о крипте и о пропавших мечах.
Теон вернулся в свою комнату и только принялся снимать мокрую одежду, как к нему вошёл Уолтон Железные Икры.
— Пойдём со мной, Перевёртыш. Его светлость желает с тобой поговорить.
Чистой и сухой одежды у него не было, поэтому он вновь натянул на себя те же мокрые лохмотья и пошёл за Железными Икрами в Великий Замок, в бывшие покои Эддарда Старка. Лорд Болтон находился там не один. Рядом с ним сидела бледная и серьёзная леди Дастин. Плащ Роджера Рисвелла скрепляла железная фибула в виде конской головы. Эйенис Фрей, стоя у очага, щипал себя за покрасневшие от холода щёки.
— Мне доложили, что ты разгуливаешь по замку, — начал лорд Болтон. — Тебя видели в конюшнях, на кухнях, в казармах, на стенах, на развалинах, у старой септы леди Кейтилин. Ты входил и выходил из богорощи. Станешь отрицать?
— Нет, м'лорд. — Теон постарался исковеркать слово. Он знал, что это понравится лорду Болтону. — Не могу уснуть, м'лорд. Я просто гуляю.
Стоя с опущенной головой, он уставился на разбросанный по полу старый тростник — смотреть в глаза его светлости было бы неразумно.
— Тут прошла моя юность. Я был воспитанником Эддарда Старка.
— Ты был заложником, — уточнил Болтон.
— Да, м'лорд. Заложником.
«Но это место было моим домом. Не настоящим домом, но лучшим из всех, что у меня когда-либо были».
— Кто-то убивает моих людей.
— Да, м'лорд.
— Не ты, конечно же? — голос Болтона стал ещё тише. — Ты бы не отплатил подобным предательством за мою доброту.
— Нет, м'лорд, это не я. Я не стал бы. Я… только гуляю, вот и всё.
Тут подала голос леди Дастин:
— Сними перчатки.
Теон резко взглянул на неё.
— Пожалуйста, нет. Я… Я…
— Делай, как она говорит, — приказал Эйенис. — Покажи нам свои руки.
Теон снял перчатки и поднял руки, чтобы они могли их рассмотреть. «Это не всё равно, что стоять перед ними голым. Не до такой степени плохо». На его левой руке осталось три пальца, а на правой — четыре. На одной Рамси отрезал только мизинец, а на другой — безымянный и указательный.
— Это Бастард сделал с тобой? — спросила леди Дастин.
— Я… Я сам его об этом попросил, если угодно м'леди.
Рамси всегда заставлял его просить. «Рамси всегда заставляет меня умолять».
— С чего бы тебе это делать?
— Мне… Мне ни к чему так много пальцев.
— Четыре пальца достаточно, — произнес сир Эйенис Фрей, оглаживая свою жидкую каштановую бороденку, торчавшую на его безвольном подбородке, как крысиный хвостик.