БУМ.
— Они идут!
БУМ.
— Уступите дорогу!
БУМ.
— Королеве!
БУМ.
— Королю!
БУМ.
За барабанщиком маршировали выстроившиеся по четверо в ряд Медные Твари. Часть из них вооружилась тяжёлыми палицами, остальные — лёгкими дубинками. На всех были складчатые юбки, кожаные сандалии и лоскутные плащи, сшитые из разноцветных квадратов — в тон разноцветным кирпичам Миэрина. Маски блестели на солнце: быки и вепри, ястребы и цапли, львы, тигры, медведи, змеи с раздвоенными языками и ужасные василиски.
На дух не переносивший лошадей Силач Бельвас в обитом бляшками кожаном жилете шагал перед королевской четой. Его покрытое шрамами смуглое брюхо колыхалось на каждом шагу. Ирри и Чхику сопровождали королеву верхом вместе с Агго и Ракхаро, следом за ними в расписном портшезе с навесом, защищавшим от палящих лучей, следовал Резнак. Сир Барристан Селми в сияющей на солнце броне ехал рядом с Дени. С его плеч ниспадал выбеленный как кость длинный плащ, а на левой руке красовался большой белый щит. За рыцарем следовал дорнийский принц Квентин Мартелл с двумя своими спутниками.
Процессия медленно ползла по длинной мощеной улице.
БУМ.
— Они идут!
БУМ.
— Наша королева. Наш король.
БУМ.
— Уступите дорогу!
Дени слышала, как позади спорят ее служанки, обсуждая, кто выиграет сегодняшний финальный поединок. Чхику ставила на громадного, больше похожего на быка, чем на человека, Гогора, у которого даже было бронзовое кольцо в носу. Ирри настаивала, что цеп Белакво-Костолома сокрушит великана. «Мои служанки — дотракийки, — подумала Дени. — В каждом кхаласаре ездит смерть». В тот день, когда она выходила замуж за кхала Дрого, на свадебном пиру сверкали аракхи, и одни мужчины умирали, пока другие пили и овладевали женщинами. Среди конных владык жизнь и смерть ходили рука об руку, и брызги крови на свадьбе считались благословением. Её новая свадьба скоро утонет в крови — благословения хоть отбавляй.
БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ-БУМ, наращивая темп, гневно и нетерпеливо загрохотал барабан. Сир Барристан обнажил меч — процессия вдруг замерла между бело-розовой пирамидой Палов и зелёно-чёрной пирамидой Накканов.
Дени обернулась.
— Почему мы остановились?
Хиздар приподнялся с трона.
— Нам преградили путь.
Поперёк дороги лежал перевёрнутый паланкин. Один из его носильщиков, не выдержав жары, рухнул на мостовую.
— Помогите этому человеку, — распорядилась Дени. — Уберите несчастного с улицы, пока его не затоптали, и дайте ему еды и воды. Он выглядит так, словно не ел две недели.
Сир Барристан беспокойно поглядывал по сторонам. С террас на них холодно и недружелюбно смотрели гискарцы.
— Ваше величество, не нравится мне эта остановка. Это может быть ловушка. Дети Гарпии…
— … усмирены, — заверил его Хиздар зо Лорак. — Зачем им угрожать моей королеве, когда она сделала меня своим королём и супругом? Теперь помогите этому человеку, как повелела моя милая королева.
Он взял Дени за руку и улыбнулся.
Медные Твари повиновались приказу. Дени наблюдала за их работой.
— Эти носильщики до моего прихода были рабами. Я их освободила, но паланкины от этого не стали легче.
— Верно, — согласился Хиздар, — но теперь им платят за переноску тяжестей. До вашего прихода над этим носильщиком стоял надсмотрщик и кнутом спускал с него шкуру. Сейчас же ему оказывают помощь.
Так и было. Медная Тварь в маске вепря протянула носильщику бурдюк с водой.
— Думаю, я должна радоваться даже маленьким победам, — произнесла королева.
— Шажок вперед, потом еще шажок, и скоро мы побежим. Вместе мы построим новый Миэрин. — Дорогу впереди, наконец, расчистили. — Двигаемся дальше?
Ей оставалось только кивнуть.
«Шажок, еще шажок — но куда же я иду?»
На воротах Ямы Дазнака застыли в схватке не на жизнь, а на смерть два огромных бронзовых воина. У одного был меч, у другого топор. По замыслу скульптора тела и оружие бьющихся насмерть мужчин образовывали арку.
«Искусство смерти», — подумала Дени.
Со своей террасы она не раз видела бойцовые ямы. Меньшие из них испещрили лицо Миэрина точно оспины, а большие походили на мокнущие язвы, красные и влажные. Но с этой не могла сравниться ни одна другая. Король с королевой, сопровождаемые с двух сторон Силачом Бельвасом и сиром Барристаном, прошли под бронзовыми статуями и оказались на краю огромной кирпичной чаши, окольцованной рядами разноцветных скамей.
Хиздар зо Лорак повел королеву вниз мимо чёрных, фиолетовых, голубых, зелёных, белых, жёлтых и оранжевых рядов к последнему — красному, где багряные кирпичи были того же цвета, что и песок на арене. Вокруг разносчики продавали колбаски из собачатины, жареный лук и нерожденных щенков на палочке, но Дени не было нужды их покупать. Хиздар позаботился о том, чтобы в королевскую ложу принесли графины с охлаждённым вином и подслащённой водой, фиги, финики, дыни, гранаты, орехи, перцы и большую миску саранчи в меду. Силач Бельвас, воскликнув: «Саранча!», тут же присвоил миску себе и начал пригоршнями пихать угощение в рот.
— Очень вкусно, — порекомендовал Хиздар. — Вам стоит попробовать, любовь моя. Прежде чем окунуть в мед, саранчу обваляли в пряностях, так что она одновременно сладкая и острая.
— Понятно, почему с Бельваса пот льет в три ручья, — ответила Дени. — Пожалуй, мне хватит и фиг с финиками.
На той стороне бойцовой ямы рассаживались Милости в своих разноцветных одеяниях, собравшись вокруг аскетичной фигуры Галаззы Галар — единственной из всех носившей зелёное. Великие господа Миэрина занимали красные и оранжевые скамьи. Лица женщин были скрыты под вуалями, а мужчины расчесали и уложили напомаженные волосы в форме рогов, рук и пик. Родня Хиздара из древнего рода Лораков, похоже, предпочитала носить пурпурные, фиолетовые и лиловые токары, их соседи, Палы — токары с розовыми и белыми полосами. Юнкайские послы, все в жёлтом и каждый со своими рабами и прислужниками, расположились в ложе по соседству с королевской. Не столь знатным миэринцам достались скамьи повыше и подальше от кровавого зрелища. На чёрных и фиолетовых — самых верхних и дальних от арены — теснились вольноотпущенники и простой люд. Там же разместили и наёмников. Заметив среди них обветренное лицо Бурого Бена и огненно-красные бакенбарды и длинные косы Кровавой Бороды, Дени увидела, что капитаны сидели вместе с рядовыми солдатами.
Её царственный супруг поднялся с места и воздел руки.
— Великие господа! Сегодня моя королева пришла сюда, чтобы показать, как она любит вас — свой народ. Её милостью и по её повелению я дарую вам искусство смерти. Миэрин! Покажи королеве Дейенерис, как ты её любишь!
Десять тысяч глоток заревели благодарности, потом двадцать тысяч, потом все, сколько их было в амфитеатре. Её не называли по имени — немногие могли его выговорить — вместо этого они кричали: «Мать!» На древнем мёртвом языке Гиса это звучало как «Миса». Зрители топали ногами, шлепали себя по животам и орали: «Миса! Миса! Миса!», пока вся арена, казалось, не начала сотрясаться в такт крику. Дени захлестнул гул трибун. «Я вам не мать! — хотелось ей крикнуть им в ответ. — Я мать ваших рабов — тех мальчишек, что умирали на этой арене, пока вы лакомились медовой саранчой». Сидевший сзади неё Резнак наклонился и прошептал ей на ухо:
— Ваше великолепие, послушайте только, как они вас любят.
«Нет, — понимала она, — они любят свое искусство смерти». Когда рёв трибун стал стихать, королева позволила себе сесть. Королевская ложа находилась в тени, но в голове у Дени до сих пор гудело.
— Чхику, — попросила она, — будь любезна, налей сладкой воды. У меня в горле пересохло.
— Честь пролить сегодня первую кровь выпала Краззу, — сообщил ей Хиздар. — В мире не встречалось лучшего бойца, чем он.
— Бельвас был лучше, — заявил Силач Бельвас.
Кразз был миэринцем из простонародья — рослым мужчиной с гребнем жёстких чёрно-рыжих волос, сбегавших ровно посередине головы. В противники ему попался чернокожий копейщик с Летних Островов. Выпады копьём какое-то время удерживали Кразза на расстоянии, но стоило ему поднырнуть со своим коротким мечом под копьё, и противник был сражен. А затем Кразз вырезал из груди чернокожего красное и истекающее кровью сердце, поднял его над головой, и откусил кусок.
— Кразз верит, что сердца храбрых людей сделают его сильнее, — объяснил Хиздар. Чхику одобрительно поддакнула. Дени однажды пришлось съесть сердце жеребца, чтобы придать силы её нерожденному сыну, но это не спасло Рейего от мейеги, убившей его в материнском чреве. «Три измены должна ты испытать. Мирри Маз Дуур — первая, Джорах — вторая, Бурый Бен Пламм — третья». Покончено ли с изменами?
— Ага! — довольно воскликнул Хиздар. — Вот и Пятнистый Кот. Поглядите, моя королева, как он двигается. Просто ходячая поэма.
Противник, подобранный Хиздаром для «ходячей поэмы», оказался ростом с Гогора и толщиной с Бельваса, но слишком медлительным. Бойцы рубились в шести футах от ложи Дени, когда Пятнистый Кот подсёк соперника под ноги. Великан рухнул на колени. Кот поставил ему ногу на спину, ухватил за голову и перерезал глотку от уха до уха. Красный песок впитал кровь, а ветер унёс предсмертные слова. Толпа взорвалась одобрительными криками.
— Плохо дрался, красиво умер, — подвел итог Силач Бельвас. — Бельвас не любит, когда они кричат.
Прикончив последнюю саранчу в меду, Бельвас рыгнул и отпил большой глоток вина.
Бледные квартийцы, чернокожие с Летних Островов, меднокожие дотракийцы, тирошийцы с синими бородами, ягнячьи люди, выходцы из Джогос Нхая, угрюмые браавосийцы, пятнистые полулюди из джунглей Сотороса — все они пришли из разных концов света, чтобы умереть в бойцовой яме Дазнака.
— Вот многообещающий боец, моя дорогая, — отозвался было Хиздар о лиссенийском юноше с развевающимися на ветру длинными белокурыми волосами, но тут противник ухватил лиссенийца за эти самые волосы, выбил из равновесия и выпустил ему кишки. Мертвым юный гладиатор казался ещё младше, чем выглядел с мечом в руках.