— Мальчик, — произнесла Дени. — Это был всего лишь мальчик.
— Шестнадцати лет от роду, — возразил Хиздар. — Взрослый мужчина, вольный рискнуть своей жизнью ради золота и славы. Сегодня в Яме Дазнака не умрет ни один ребенок, как решила в своей мудрости моя великодушная королева.
«Еще одна маленькая победа. Может, я и не могу сделать мой народ хорошим, — сказала про себя Дени, — но, по крайней мере, я могу попытаться сделать его чуточку менее дурным».
Дейенерис запретила бы и бои с участием женщин, но Барсена Черноволосая заявила, что у неё столько же прав рисковать своей жизнью, сколько и у любого мужчины. Кроме того, королева хотела запретить и потешные сражения, в которых калеки, карлики и старухи сходились между собой с мясницкими ножами, факелами и молотами, и чем более неумелыми оказывались бойцы, тем веселее выглядела потеха. Однако Хиздар настаивал, что народ полюбит королеву ещё сильнее, если она будет смеяться вместе с ним, и добавил, что без подобных потех калекам, карликам и старухам придется голодать. Так что Дени отступила.
Старинный обычай предписывал отправлять на арену преступников, и королева согласилась его восстановить, но ограничила список преступлений.
— Убийц и насильников можно принуждать к боям, равно как и пойманных на незаконной работорговле, но воров или должников так наказывать нельзя.
Зверей тоже всё-таки допустили на арену. На глазах Дени слон без труда разделался с шестёркой красных волков. Затем в кровавой схватке сошлись бык и медведь, порвавшие друг друга до смерти.
— Мясо не пропадает, — подчеркнул Хиздар. — Мясники приготовят из туш сытную похлебку для бедняков. Любой, кто явится к Вратам Судьбы, получит миску.
— Хороший закон, — одобрила Дени. «И таких немного». — Надо позаботиться о том, чтобы эта традиция не прерывалась.
После зверей выступали ряженые: шестеро пеших против шестерых конных. Первые вооружились щитами и полуторными мечами, вторые — дотракийскими аракхами. Ряженые рыцари были в кольчугах, ряженые дотракийцы — совсем без брони. Первое время, казалось, что преимущество на стороне всадников — они растоптали двух противников и отрубили ухо третьему, но потом выжившие «рыцари» начали рубить коней, а всадников одного за другим стащили с лошадей и убили — к величайшему недовольству Чхику.
— Это был не настоящий кхаласар, — объявила она.
— Надеюсь, что эти трупы не пойдут в вашу сытную похлебку, — сказала Дени, глядя, как с арены утаскивают убитых.
— Лошади — пойдут, — ответил Хиздар. — Люди — нет.
— От конины и лука становишься сильнее, — вставил Бельвас.
После этого был первый шутовской бой за день — поединок между двумя ряжеными в рыцарей карликами, которых выставил один из приглашенных на игры юнкайских лордов. Первый карлик ехал верхом на собаке, второй на свинье. Деревянные доспехи уродцев блистали свежей краской: у одного на гербе красовался олень узурпатора Роберта Баратеона, у другого — золотой лев дома Ланнистеров. Очевидно, их нарисовали ради королевы. Проделки шутов вскоре заставили Бельваса хрюкать от смеха, хотя Дени улыбалась слабо и натянуто. Когда карлик в красных доспехах вывалился из седла и принялся гоняться за свиньей по песку, а коротышка на собаке поскакал за ним вслед, лупцуя противника деревянным мечом по ягодицам, королева сказала:
— Да, это мило и глупо, но…
— Терпение, дорогая, — успокоил Хиздар. — Сейчас выпустят львов.
Дейенерис недоуменно поглядела на него.
— Львов?
— Трёх. Вот будет неожиданность для шутов!
Дени нахмурилась.
— У карликов деревянные мечи и деревянные доспехи. Как, по-вашему, они смогут драться со львами?
— Как-нибудь, — ответил Хиздар, — может, они нас чем-нибудь удивят. Хотя, скорее, примутся вопить, бегать по арене и пытаться вскарабкаться на стены ямы. Вот в чем суть потехи.
Дени это не понравилась.
— Я запрещаю.
— Великодушная королева, вы же не хотите разочаровать ваш народ?
— Вы обещали мне, что бойцы в яме будут взрослыми людьми, добровольно решившими рискнуть жизнью ради золота и славы. Эти карлики не давали своего согласия сражаться деревянными мечами против львов. Прекратите это. Немедленно.
Король сжал губы, и на какое-то мгновение в его безмятежных глазах Дени померещилась вспышка гнева.
— Слушаю и повинуюсь. — Хиздар подозвал к себе распорядителя боев. — Никаких львов, — приказал он, когда тот с кнутом в руках подбежал к королевской чете.
— Ни одного, ваше великолепие? В чём же тогда будет потеха?
— Так велела моя королева. Я запрещаю причинять вред карликам.
— Публике это не понравится.
— Тогда выпускайте Барсену. Уж она-то им угодит.
— Вашей милости лучше знать. Распорядитель щелкнул кнутом и выкрикнул приказ. Карликов выгнали с арены вместе с их свиньёй, собакой и всем прочим. Зрители негодующе кричали, закидывая уродцев камнями и гнилыми плодами.
Однако трибуны взревели снова, когда на пески шагнула обнажённая, если не считать набедренной повязки и сандалий, Барсена Черноволосая. Рослая, смуглая женщина лет тридцати двигалась со звериной грацией пантеры.
— Барсену обожают, — объяснил Хиздар, когда бурная овация затопила яму. — Мне не приходилось видеть более отважной женщины.
Силач Бельвас пробурчал:
— Драться с бабами — не отвага. Драться с Силачом Бельвасом было бы отважно.
— Сегодня она сражается с вепрем, — уточнил Хиздар.
«Да, — подумала Дени, — потому что ты не смог найти женщину ей в противницы, сколько бы ни тряс мошной».
— И, похоже, не с деревянным мечом.
Вепрь оказался громадным — с клыками длиной с человеческое предплечье и крошечными пылавшими яростью глазками. Дени задумалась, не так ли выглядел тот самый вепрь, что убил Роберта Баратеона. «Ужасное создание, ужасная смерть». На какое-то мгновение ей стало почти жалко узурпатора.
— Барсена очень проворна, — заметил Резнак. — Она будет плясать вокруг вепря, ваше великолепие, и наносить порез каждый раз, когда тот проносится мимо. Вот увидите: перед тем как упасть, зверь утонет в крови.
Началось всё как и сказал Резнак: вепрь кинулся на Барсену, та отпрянула в сторону, её клинок блеснул на солнце серебром.
— Ей надо было взять копье, — сказал сир Барристан, когда Барсена отскочила во второй раз. — Так с вепрями не сражаются.
Он говорил совсем как чей-то вечно цепляющийся к мелочам старый дед, как его и называл Даарио.
Клинок Барсены окрасился красным, но после этого вепрь замер.
«Он умнее быка, — догадалась Денни, — и не бросится на неё снова».
Барсена это тоже поняла. Она приблизилась к зверю, покрикивая и перекидывая нож из руки в руку. Когда вепрь попятился назад, воительница выругалась и полоснула его по рылу, намереваясь разъярить… и это у неё получилось. На этот раз Барсена на какое-то мгновение замешкалась с прыжком, и кабаний клык распорол ей левую ногу от колена до промежности.
Из тридцати тысяч глоток вырвался стон. Зажав рваную рану рукой, Барсена уронила нож и, хромая, попыталась отойти в сторону, но не успела она пройти и двух футов, как вепрь набросился на неё вновь. Дени отвернулась.
— Вот это достаточно отважно? — спросила она Силача Бельваса, когда арену огласил истошный крик.
— Драться со свиньями отважно, а так громко орать — нет. У Бельваса болят уши, — евнух потер огромное пузо, вдоль и поперёк располосованное старыми белыми шрамами. — И живот у Бельваса тоже болит.
Вепрь зарылся рылом в утробу Барсены и начал вытягивать кишки наружу. Пахло так, что королева уже не могла этого перенести. Жара, мухи, крики толпы… «Мне нечем дышать». Откинув затрепетавшую на ветру вуаль, она стала стаскивать токар. Жемчужины тихонько позвякивали друг о друга, когда королева принялась разматывать с себя шелк.
— Кхалиси? — спросила Ирри. — Что вы делаете?
— Снимаю большие уши.
На арену вышла дюжина служителей с копьями — отогнать вепря от тела и увести назад в загон. С ними был и распорядитель боев с длинным шипастым кнутом в руках. Когда распорядитель щелкнул им на зверя, королева поднялась со скамьи.
— Сир Барристан, проводите меня обратно в мой сад?
Хиздар, похоже, растерялся.
— Но ведь предстоят еще бои. Потешный — с шестью старухами, и три поединка. Белакво и Гогор!
— Белакво победит, — заявила Ирри. — Это все знают.
— Нет, не знают, — возразила Чхику. — Белакво умрёт.
— Умрёт либо один, либо другой, — отрезала Дени. — А выживший — умрёт в другой раз. Это всё какая-то ошибка.
— Бельвас съел слишком много саранчи. — По широкому смуглому лицу Бельваса было видно, что его мутит. — Бельвасу надо молока.
Хиздар не обращал на евнуха никакого внимания.
— Ваше великолепие, народ Миэрина собрался здесь ради того, чтобы воздать почести нашему браку. Слышали, как они вам рады? Не отвергайте их любовь.
— Это моим большим ушам они радовались, а не мне. Дорогой супруг, прошу увести меня с этой бойни. — Она слышала, как внизу хрюкает вепрь, как орут на него копьеносцы и щёлкает кнут распорядителя.
— Милая госпожа, не надо. Останьтесь ещё ненадолго, на один потешный бой и один поединок. Закройте глаза, никто не заметит, все будут смотреть на Белакво и Гогора. У них не будет времени на…
По его лицу пронеслась тень.
Шум и крики стихли. Десять тысяч голосов умолкли, и все взгляды обратились к небесам. Дени почувствовала на щёках тёплый ветер и сквозь грохот сердцебиения расслышала хлопанье крыльев.
Двое копьеносцев ринулись в укрытие, распорядитель застыл на месте с кнутом в руках. Вепрь с сопением вернулся к телу Барсены. Силач Бельвас застонал, поднялся с сиденья и рухнул на колени.
В вышине, на фоне солнца тёмным силуэтом парил дракон. С чёрной чешуей и кроваво-красными глазами, рогами и спинными пластинами. Самый крупный из драконов Дени, который на воле вырос ещё больше. Теперь его чёрные как смоль крылья достигали в размахе двадцати футов. С громоподобным шумом Дрогон взмахнул ими ещё раз, сметая песок с арены. Вепрь поднял голову, хрюкнул… и превратился