Тормунд фыркнул.
— Ты хотел воинов, так? Ну, вот и они. Каждый стоит шести твоих чёрных ворон.
Джон не смог сдержать улыбку.
— И пока они поберегут оружие для нашего общего врага, я доволен.
— Я дал тебе слово, разве нет? Слово Тормунда Великанья Смерть, твёрдое, как железо.
Он повернулся и сплюнул.
В веренице вояк находились отцы многих заложников. Проезжая мимо, одни бросали холодные взгляды и касались рукоятей мечей, а другие улыбались, как давно потерянному родичу, хотя некоторые из этих улыбок смущали Джона сильнее любого взгляда. Никто не преклонил колено, но многие приносили клятвы.
— В чём поклялся Тормунд, клянусь и я, — заявил темноволосый Брогг — очень немногословный человек.
Сорен Щитолом на дюйм склонил голову и прорычал:
— Топор Сорена твой, Джон Сноу, если он тебе понадобится.
Рыжебородый Геррик Королевская Кровь привёл троих дочерей.
— Они станут прекрасными жёнами и подарят своим мужьям сильных сыновей королевской крови, — похвалялся он. — Как и их отец, они потомки Реймунда Рыжебородого, который был королём за Стеной.
Джон знал, что для вольного народа кровь ничего не значит. Это объяснила ему Игритт. Дочерям Геррика достались такие же огненно-рыжие волосы, как и у неё, хотя у Игритт были спутанные кудри, а у них — длинные и прямые локоны. «Поцелованные огнём».
— Три принцессы, одна прекраснее другой, — ответил Джон их отцу. — Я прослежу, чтобы их представили королеве.
Джон подозревал, что Селисе Баратеон эти три девушки понравятся больше, чем Вель. Они моложе и намного скромнее. «Достаточно хорошенькие, хотя их отец кажется дураком».
Хоуд-Странник поклялся на мече. Джон никогда не видел более зазубренного и измятого куска стали. Девин Шкуродел подарил ему шапку из тюленьей кожи, Харль-Охотник — ожерелье из медвежьих когтей. Ведьма-воительница Морна подняла свою маску из чардрева, поцеловала его затянутую в перчатку руку и поклялась быть его мужчиной или женщиной, по его желанию. А одичалые всё шли и шли, шли и шли.
Каждый воин, проходя мимо, снимал свои сокровища и бросал их в одну из телег, установленных стюардами у ворот. Янтарные подвески, золотые ожерелья, украшенные драгоценными камнями кинжалы, серебряные броши с самоцветами, браслеты, кольца, чаши из чернёного серебра и золотые кубки, боевые рога и рога для питья, гребень из зелёного нефрита, ожерелье из речного жемчуга — всё собиралось и записывалось Боуэном Маршем. Один человек сдал рубаху из серебряных пластин, которую, наверняка, сделали для какого-то великого лорда. Другой положил сломанный меч с тремя сапфирами на рукояти.
Встречались и более необычные вещи: игрушечный мамонт из шерсти настоящего мамонта, фаллос из слоновой кости, шлем из головы единорога вместе с самим рогом. Джон не брался судить, сколько еды можно купить на это в Вольных Городах.
После всадников потянулись обитатели Стылого Берега. Перед Джоном одна за другой проехала дюжина больших костяных колесниц, громыхая совсем как Гремучая Рубашка. Половина колесниц как и прежде катилась на колёсах, а у другой половины их заменили полозьями, и те легко скользили поверх сугробов, где обычные повозки проваливались и утопали в снегу.
Колесницы тащили собаки — чудовищные создания, огромные, как лютоволки. Женщины были одеты в тюленьи шкуры, некоторые прижимали к груди малышей. Старшие дети шли за матерями и смотрели на Джона тёмными и твёрдыми, как зажатые у них в руках камни, глазами. Некоторые мужчины водрузили на шапки оленьи рога, некоторые — моржовые бивни. Друг друга они недолюбливали, как скоро заметил Джон. Замыкали шествие несколько тощих северных оленей и огромные псины, щёлкавшие зубами на отстающих.
— С этими держись настороже, Джон Сноу, — предупредил его Тормунд. — Дикий народ. Мужчины дурные, женщины и того хуже.
Он снял с седла мех и предложил Джону.
— Вот. Возможно, это сделает их не такими страшными, как кажется. Заодно согреешься на ночь. Нет, пей ещё, оставь себе. Глотни хорошенько.
Внутри оказалась такая крепкая медовуха, что у Джона из глаз брызнули слёзы, а в груди расползлись языки пламени. Он сделал большой глоток.
— Ты хороший человек, Тормунд Великанья Смерть. Для одичалого.
— Быть может, лучше, чем большинство. Не такой хороший, как некоторые.
Солнце всё выше взбиралось по ярко-синему небу, а поток одичалых не иссякал. Незадолго до полудня движение остановилось: телега, запряжённая волами, застряла на одном из поворотов внутри туннеля. Ко времени, как Джон Сноу пришёл посмотреть, что произошло, телегу уже накрепко заклинило. Столпившиеся позади неё люди угрожали прямо тут же разрубить повозку на куски и пустить вола на мясо, а возница и его родня клялись убить тех, кто попытается это сделать. С помощью Тормунда и его сына Торегга, Джону удалось удержать одичалых от резни, но на то, чтобы расчистить путь, ушёл почти час.
— Вам нужны ворота побольше, — посетовал Тормунд Джону, бросив мрачный взгляд на небо, где показалось несколько тучек. — Слишком, мать твою, медленно идём. Будто пытаемся выпить Молочную через соломинку. Хар. Будь у меня Рог Джорамуна, я б хорошенько в него дунул, и мы перебрались бы через руины.
— Мелисандра сожгла Рог Джорамуна.
— Неужто? — Тормунд хлопнул себя по ляжке и присвистнул. — Она сожгла тот превосходный большой рог, ага. Чертовски жаль, скажу я тебе. Ему была тысяча лет. Мы нашли его в могиле великана, и никто из нас никогда не видел такого огромного рога. Вот почему Манс дал тебе понять, что это Рог Джорамуна. Он хотел, чтобы вы, вороны, поверили, будто в его силах сдуть вашу проклятую Стену. Но мы так и не разыскали настоящий рог, несмотря на все наши старания. Отыщи мы его, и каждому поклонщику в твоих Семи Королевствах хватило бы льда, чтобы всё лето охлаждать вино.
Джон, нахмурившись, повернулся в седле. «И подул Джорамун в Рог Зимы и пробудил из земли великанов». Этот огромный рог, окованный золотом, с вырезанными древними рунами… Солгал ли ему тогда Манс или теперь лжёт Тормунд? «Если находка Манса лишь отвлекающий манёвр, то где же настоящий рог?»
К полудню солнце спряталось за тучи, день стал серым и ветреным.
— Снежное небо, — мрачно произнёс Тормунд.
Другие видели то же самое предзнаменование в этих низких белых тучах. Похоже, это заставило их поторопиться, но страсти накалились. Одного человека пырнули ножом за попытку проскользнуть вперёд тех, кто часами ждал своей очереди. Торегг выбил кинжал из руки нападавшего, вытащил обоих из колонны и отправил в лагерь одичалых — пусть начнут свой путь сначала.
— Тормунд, — произнёс Джон, наблюдая, как четыре старухи тащат к воротам набитую детьми тележку, — расскажи мне о нашем враге. Я бы хотел знать об Иных всё, что возможно.
Одичалый потёр губы.
— Не здесь, — буркнул он. — Не по эту сторону вашей Стены.
Бывалый вояка беспокойно взглянул на укутанные белыми плащами деревья.
— Знаешь ли, они всегда поблизости. Они не выходят днём, пока сияет это старое солнце, но не думай, что это значит, что их нет. Тени никогда не уходят. Может, ты их не видишь, но они всегда следуют за тобой по пятам.
— Они беспокоили вас по пути на юг?
— Они никогда не нападали открыто, если ты это имеешь в виду, но они всё же всегда были с нами, покусывая нас за пятки. Мы потеряли больше верховых, чем я могу сосчитать. Отставший или заплутавший в лесу мог сразу попрощаться с жизнью. Каждую ночь мы окружали наши лагеря кольцом огня. Они не очень-то любят огонь, это уж точно. Но когда идёт снег… снег, дождь со снегом или холодный дождь, чертовски трудно найти сухую древесину или разжечь огонь. А холод… В некоторые ночи наши костры будто съёживались и умирали. После таких ночлегов по утрам всегда находишь несколько мертвецов. Если только они не находят тебя первыми. Той ночью, когда Торвинд… Мой мальчик… Он…
Тормунд отвернулся.
— Знаю, — сказал Джон Сноу.
Тормунд повернулся к нему.
— Ничего ты не знаешь. Да, я слышал, ты убил мертвеца. Манс убил сотню. Человек может сражаться с мёртвыми, но когда приходят их хозяева, когда поднимается белый туман… Как ты будешь сражаться с туманом, ворона? Тени с зубами… Воздух такой холодный, что больно дышать, словно в груди застрял нож… Ты не знаешь… Не можешь знать… Способен ли твой меч разрезать холод?
«Посмотрим», — подумал Джон, вспоминая рассказы Сэма о том, что тот нашёл в старых книгах. Длинный Коготь выковали в пламени древней Валирии, в драконьем огне и укрепили заклинаниями. «Драконья сталь», — назвал её Сэм. Крепче, чем обычная, легче, твёрже, острее… Но слова в книгах — это одно. Настоящей проверкой станет битва.
— Ты прав, — ответил Джон. — Я не знаю. И если боги будут милосердны, никогда не узнаю.
— Боги редко милосердны, Джон Сноу. — Тормунд кивнул на небо. — Тучи собираются. Уже темнеет и холодает. Твоя Стена больше не плачет.
Он повернулся и подозвал своего сына Торегга.
— Езжай назад в лагерь, и заставь их пошевеливаться. Слабых, больных, трусов, сонь — поднимай на ноги всех. Если потребуется, подожги их проклятые палатки. С наступлением ночи ворота должны закрыться. Любому, кто к этому времени не перейдёт за Стену, лучше начинать молиться, чтобы Иные добрались до него раньше меня. Понял?
— Да.
Торегг ударил пятками свою лошадь и поскакал в конец колонны.
А одичалые шли и шли. День становился всё темнее, как и предсказывал Тормунд. Тучи затянули небо от края до края. Похолодало. У ворот стало больше толкотни: люди, козы и волы спихивали друг друга с пути. «Это больше чем нетерпение, — понял Джон. — Они напуганы. Воины, копьеносицы, разбойники — все боятся этого леса, теней, движущихся среди деревьев. Они хотят оказаться за Стеной до того, как наступит ночь».
На ветру заплясала снежинка. Потом ещё одна. «Потанцуй со мной, Джон Сноу, — подумал он. — Скоро ты станцуешь со мной».