А одичалые всё шли и шли. Одни торопились, спеша через поле былой битвы. Другие — старые, молодые, слабые — вообще еле двигались. Ещё утром поле покрывало толстое одеяло старого снега со сверкавшим на солнце настом. Теперь поле стало бурым, чёрным и скользким. Шествие вольного народа превратило землю в слякоть и грязь: деревянные колёса и лошадиные копыта, роговые, костяные и железные полозья, свиные копытца, тяжёлые сапоги, раздвоенные копыта коров и волов, голые чёрные ступни рогоногих — все оставили свой след. Разбитая дорога замедляла ход колонны ещё сильнее.
— Вам нужны ворота побольше, — снова пожаловался Тормунд.
После полудня не переставая, шёл снег, но река одичалых превратилась в ручей. Среди деревьев на месте их оставленного лагеря поднимались клубы дыма.
— Торегг, — объяснил Тормунд. — Сжигает мёртвых. Всегда есть те, кто ложатся спать и никогда не просыпаются. Ты находишь их в палатках, если у них есть палатки, скорчившимися и замёрзшими. Торегг знает, что делать.
К тому времени как из леса появился Торегг в сопровождении дюжины всадников, вооружённых мечами и копьями, ручей уже превратился в струйку.
— Мой арьергард, — обнажив щербатые зубы, улыбнулся Тормунд. — У вас, ворон, есть разведчики. У нас тоже. Я оставил их в лагере на случай, если на нас нападут до того, как все успеют уйти.
— Твои самые лучшие люди.
— Или самые плохие. Каждый из них убивал ворон.
Среди всадников шествовал один пеший с каким-то огромным монстром, следующим за ним по пятам. «Вепрь, — понял Джон. — Чудовищный вепрь». Существо было вдвое крупнее Призрака. Его тело покрывала жёсткая чёрная щетина, а из пасти торчали клыки длиной с человеческую руку. Джон никогда не видел такого огромного и уродливого кабана. Идущий рядом с ним человек тоже не блистал красотой — громадный, хмурый детина с плоским носом, заросшей щетиной массивной челюстью и маленькими, близко посаженными чёрными глазками.
— Боррок. — Тормунд обернулся и сплюнул. — Оборотень.
Это был не вопрос, каким-то образом он знал.
Призрак повернул голову. Падающий снег притупил запах вепря, но теперь белый волк учуял его и, встав перед Джоном, оскалил зубы в безмолвном рыке.
— Нет! — крикнул Джон. — Призрак, сидеть. Стой. Стой!
— Кабаны и волки, — произнёс Тормунд. — Сегодня тебе лучше посадить твоё чудище под замок. Я прослежу, чтобы Боррок сделал то же со своим свином.
Он взглянул на темнеющее небо.
— Они последние, не больно-то торопились. Чую, снегопад будет всю ночь. Пришло время и мне взглянуть, что лежит по ту сторону от этой льдины.
— Езжай вперёд, — сказал ему Джон. — Хочу быть последним, кто пройдёт через лёд. Присоединюсь к тебе на пиру.
— Пир? Хар! Вот это слово я рад слышать.
Одичалый повернул своего конька к Стене и шлёпнул его по крупу. Торегг с всадниками последовали за ним, спешившись у ворот, чтобы провести своих лошадей под Стеной. Боуэн Марш задержался, чтобы понаблюдать, как его стюарды затаскивают в туннель последние телеги. Остались только Джон Сноу со своей стражей.
Оборотень остановился в десяти ярдах. Его чудовище, принюхиваясь, рылось в грязи. Лёгкий снежок присыпал горбатую чёрную спину вепря. Тот, хрюкнув, склонил голову, и на какое-то мгновение Джону показалось, что кабан вот-вот атакует. Стоявшие по бокам от лорда-командующего братья опустили свои копья.
— Брат, — произнёс Боррок.
— Ты лучше проходи. Мы собираемся закрывать ворота.
— Закрывайте, — отозвался Боррок. — Заприте их покрепче. Они идут, ворона.
Он улыбнулся самой отвратительной улыбкой, которую приходилось видеть Джону, и пошёл к воротам. Вепрь поспешил за ним. Падающий снег засыпал их следы.
— Ну вот, всё и закончилось, — сказал Рори, когда те ушли.
«Нет, — подумал Джон Сноу. — Всё только начинается».
Боуэн Марш ожидал его на южной стороне Стены с дощечкой, исписанной цифрами.
— Сегодня через ворота прошли три тысячи сто девятнадцать одичалых, — сообщил лорд-стюард. — Шестьдесят твоих заложников отправили в Восточный Дозор и Сумеречную Башню после того, как накормили. Эдд Толетт увёз шесть телег с женщинами обратно в Долгий Курган. Прочие остались с нами.
— Ненадолго, — пообещал ему Джон. — Тормунд собирается увести своих людей в Дубовый Щит в течение одного-двух дней. Оставшиеся тоже уйдут, когда мы определим, куда их отправить.
— Как скажете, лорд Сноу.
Его слова прозвучали сухо, а тон ясно давал понять, куда бы он их отправил.
Замок, куда вернулся Джон, сильно отличался от того, что он покинул утром. Всё время, пока он знал это место, Чёрный замок был обителью тишины и теней, где небольшая группа мужчин в чёрном слонялась, словно призраки, среди развалин крепости, которая когда-то служила домом в десять раз большему количеству людей. Всё это изменилось. Теперь в тех окнах, которые Джон Сноу никогда прежде не видел освещёнными, горели огни, а двор заполняли незнакомые голоса. Вольный народ бродил по ледяным дорожкам, знававшим годами лишь чёрные сапоги ворон. У старых Кремневых казарм Джон наткнулся на дюжину человек, забрасывающих друг друга снежками. «Играют, — изумился он. — Взрослые люди играют, словно дети, перебрасываясь снежками, как когда-то Бран и Арья, а до них и мы с Роббом».
Но старый арсенал Донала Нойе оставался, как и прежде, тёмным и тихим, а комнаты лорда-командующего позади холодной оружейной — ещё темнее. Не успел Джон снять плащ, как Даннел, просунув голову в дверь, объявил, что Клидас принёс сообщение.
— Проводи его.
Джон запалил от углей в жаровне вощёный фитиль и зажёг им три свечи.
Вошёл красный и моргающий Клидас, сжимая пергамент в дряблой руке.
— Прошу прощения, лорд-командующий. Понимаю, что вы, должно быть, устали, но думаю, что вы захотите увидеть это незамедлительно.
— Ты поступил правильно.
Джон прочёл:
«У Сурового Дола с шестью кораблями. Бурные воды. "Чёрный Грач" затонул со всей командой, два лиссенийских корабля сели на мель на Скейне, "Коготь" дал течь. Здесь очень скверно. Одичалые едят тела умерших. Мертвецы в лесу. Браавосские капитаны возьмут на свои корабли только женщин и детей. Ведьма называет нас работорговцами. Попытались захватить "Штормовую Ворону", шесть членов экипажа погибли, и много одичалых. Осталось восемь воронов. Мертвецы в воде. Пошлите помощь по суше, море бушует.
С "Когтя", писано рукой мейстера Хармуна».
Ниже Коттер Пайк поставил свой сердитый росчерк.
— Плохие новости, милорд? — спросил Клидас.
— Довольно плохие.
«Мертвецы в лесу, мертвецы в воде. Из одиннадцати отплывших кораблей осталось шесть». Джон, хмурясь, свернул пергамент. «Ночь собирается, — подумал он, — и начинается моя война».
Отвергнутый рыцарь
— Все на колени перед его великолепием Хиздаром зо Лораком, четырнадцатым этого благородного имени, королём Миэрина, наследником Гиса, октархом Старой Империи, владетелем Скахазадхана, супругом Матери Драконов и кровью Гарпии, — ревел глашатай. Его голос, отражаясь от мраморного пола, звенел среди колонн.
Сир Барристан Селми сунул руку под плащ и высвободил меч в ножнах. Никому не дозволялось носить меч в присутствии короля, за исключением его телохранителей. Селми, по-видимому, все ещё считали входящим в их число, пусть король и дал ему отставку. По крайней мере, отобрать меч никто не пытался.
Дейенерис Таргариен предпочитала принимать просителей, восседая на простой полированной эбеновой скамье, покрытой подушками, которые сир Барристан подложил королеве для удобства. Король Хиздар заменил скамью двумя внушительными тронами из позолоченного дерева с высокими спинками, вырезанными в форме драконов. Король восседал на правом троне с золотой короной на голове и усыпанным камнями скипетром в бледной руке. Второй трон оставался пустым.
«Внушительный трон, — подумал сир Барристан. — Но никаким драконьим троном, как бы искусно его не вырезали, не заменить дракона во плоти».
Справа от двух тронов стоял Гогор Гигант — громила со зверским изуродованным шрамами лицом. Слева расположился Пятнистый Кот с переброшенной через плечо шкурой леопарда, а за ним — Белакво Костолом и хладнокровный Кразз. «Все опытные убийцы, — думал Селми, — но одно дело — противостоять врагу в бойцовых ямах, когда о его выходе возвещают пением рогов и барабанным боем, и совсем другое — обнаружить затаившегося убийцу до того, как тот нанесёт удар».
День ещё только начинался, и всё же рыцарь чувствовал сильную усталость, как если бы сражался всю ночь напролёт. Чем старше становился сир Барристан, тем, казалось, меньше сна ему требовалось. Будучи оруженосцем, он мог проспать десять часов подряд и всё ещё позёвывать, плетясь на тренировочное поле. В тридцать шесть он находил, что пяти часов более чем достаточно. А этой ночью он и вовсе почти не сомкнул глаз. Спальней ему служила маленькая клетушка за покоями королевы, изначально предназначавшаяся для рабов. Её скромная обстановка состояла лишь из кровати, ночного горшка, шкафа для одежды да стула на случай, если Селми захочется присесть. На прикроватном столике рыцарь держал восковую свечу и маленькую фигурку Воина. Хотя сир Барристан не был набожен, фигурка немного скрашивала его одиночество в этом странном, чуждом городе, и именно к Воину обратился Селми в тёмные часы ночи. «Защити от сомнений, что меня гложут, — молил он. — И дай мне силу свершить правое дело». Но ни молитвы, ни рассвет не принесли ему уверенности.
Столько народу, как теперь, старый рыцарь в этом зале не видел никогда, но в первую очередь ему бросилось в глаза отсутствие многих лиц: Миссандеи, Бельваса, Серого Червя, Агго, Чхого и Ракхаро, Ирри и Чхику, Даарио Нахариса. На месте Бритоголового стоял толстяк в мускульной кирасе, львиной маске и юбке из кожаных полосок, из-под которой виднелись массивные ноги: Маргаз зо Лорак, родственник короля и новый командующий Медных Тварей. Он уже успел заслужить изрядное презрение Селми, знававшего в Королевской Гавани людей такого сорта — раболепных перед вышестоящими, жестоких к подчинённым, столь же безрассудных, сколь хвастливых, и, к тому же, чересчур самодовольных.