— Однажды Дейенерис Таргариен может вернуться домой, — ответил Коннингтон Полумейстеру. — Чтобы жениться на ней, Эйегон должен быть свободен.
— Милорд лучше знает, как поступить, — ответил Хэлдон. — В этом случае, мы могли бы предложить нашим возможным друзьям приз поменьше.
— И что бы ты предложил?
— Вас. Вы неженаты. Вы знатный лорд, ещё способный зачать дитя, наследников нет, если не считать ваших кузенов, которых мы только что всего этого лишили. Вы отпрыск древнего рода с прекрасным, крепким замком и обширными, богатыми землями, которые, вне всяких сомнений, будут вам возвращены и, возможно, даже преумножены благодарным королём сразу после нашей победы. У вас слава воина, и как Десница короля Эйегона, вы будете говорить от его лица и фактически править этим королевством. Я полагаю, что многие из честолюбивых лордов стремились бы выдать свою дочь за такого мужчину. Возможно, даже сам принц Дорнийский.
Ответом Джона Коннингтона был долгий холодный взгляд. Иногда Полумейстер раздражал его почти так же, как тот карлик.
— Я так не думаю.
«По моим рукам карабкается смерть. Ни один мужчина, ни, тем более, женщина, не должны знать об этом». Он встал.
— Приготовь письмо принцу Дорану.
— Как прикажете, милорд.
Джон Коннингтон спал этой ночью в господских покоях, на когда-то принадлежавшей его отцу кровати под пыльным навесом из красно-белого бархата. Он проснулся на рассвете от шума дождя и робкого стука слуги, пришедшего узнать, чем его новый господин желает позавтракать.
— Варёные яйца, жареный хлеб и бобы. И кувшин вина. Самого дрянного вина из погребов.
— Самого… дрянного, м'лорд?
— Ты слышал, что я сказал.
Когда пищу и вино принесли, он запер дверь, вылил весь кувшин в миску и опустил туда руку. Уксусные примочки и обтирания были лечением, которое леди Лемора назначила карлику, опасаясь, что тот подхватил серую хворь. Но ежедневное требование кувшина уксуса может его выдать. Вино должно сгодиться, но Гриф не видел смысла тратить на это хорошее вино. На всех пальцах, кроме большого, ногти уже почернели, а на среднем серость перебралась за второй сустав. «Я должен их отрезать, — подумал он. — Но как объяснить отсутствие двух пальцев?» Он не смел признаться в том, что болен серой хворью. Как это ни странно, но люди, которые бесстрашно пойдут в бой и готовы на смертельный риск ради товарища, в мгновение ока отвернутся от него, если окажется, что он заражён серой хворью. «Мне следовало дать утонуть этому треклятому карлику».
Позже тем же днём одетый и облачённый в перчатки Коннингтон проверил состояние замка и послал весть Бездомному Гарри Стрикленду и его капитанам, созывая их на военный совет. В его покоях собралось девять человек: Коннингтон и Стрикленд, Хэлдон Полумейстер, Чёрный Балак, сир Франклин Флауэрс, Мало Яйн, сир Брендел Берн, Дик Коль и Лаймонд Пиз. У Полумейстера были хорошие новости.
— В лагерь пришли вести от Марка Мандрейка. Как оказалось, волантийцы по ошибке высадили его с почти пятью сотнями бойцов на берег острова Эстермонт. Он взял Зелёный Камень.
Остров Эстермонт располагался недалеко от Мыса Гнева, но его захват никогда не был их целью.
— Эти треклятые волантийцы так стремятся избавиться от нас, что готовы высаживать на любой клочок земли, который увидят, — сказал Франклин Флауэрс. — Спорю, что наших парней разбросало по половине этих треклятых Ступеней.
— И моих слонов, — скорбно добавил Гарри Стрикленд. «Он скучает по своим слонам, бедный Бездомный Гарри».
— У Мандрейка не было с собой лучников, — сообщил Лаймонд Пиз. — Успел ли Зелёный Камень отправить воронов с вестью о нападении?
— Думаю, успели, — ответил Джон Коннингтон, — но что там будет написано? В лучшем случае, что-нибудь невнятное о неизвестных морских разбойниках.
Ещё до отплытия из Волон Териса он проинструктировал капитанов не расчехлять знамёна. Ни трехглавого дракона принца Эйегона, ни своих грифонов, ни черепов и золотых штандартов Братства. «Пусть Ланнистеры думают, что это Станнис Баратеон, пираты со Ступеней, лесные разбойники или кто-нибудь ещё. Чем более запутанными и противоречивыми будут вести, приходящие в Королевскую Гавань, тем лучше. Чем медленнее опомнится Железный Трон, тем больше у них времени набраться сил и привлечь на свою сторону союзников. На Эстермонте должны быть корабли. Это же остров».
— Хэлдон, пошли приказ Мандрейку: он должен оставить в крепости гарнизон, а оставшихся людей вместе со всеми пленниками знатного происхождения переправить на Мыс Гнева.
— Как прикажете, милорд. Так сложилось, что Дом Эстермонтов имеет кровные связи с обеими королевскими семьями. Это хорошие заложники.
— И хорошие выкупы, — радостно добавил Бездомный Гарри.
— Кроме того, наступило время отправить весть принцу Эйегону, — сообщил лорд Джон.
— За стенами Гнезда Грифонов он будет в большей безопасности, чем в лагере.
— Я пошлю гонца, — вызвался Франклин Флауэрс, — но помяните моё слово, пареньку не очень понравится сидеть в безопасности. Он хочет находиться в гуще событий.
«Все мы были такими в его возрасте», — погрузился в воспоминания лорд Джон.
— Не наступило ли время поднять его знамя? — спросил Пиз.
— Ещё нет. Пусть Королевская Гавань думает, что это всего лишь возвращение лорда-изгнанника, пытающегося с помощью наёмников возвратить себе принадлежащее по праву рождения. Старая знакомая песня. Я даже напишу королю Томмену что-нибудь в этом роде и попрошу помилования и восстановления в правах владения землёй и титулом. Это даст им пищу для размышлений. А пока они будут колебаться, обдумывая ответ, мы пошлём тайные послания нашим возможным друзьям в Штормовых Землях и Просторе. И в Дорне.
Это был ключевой шаг. Мелкие лорды могут присоединиться к ним из страха или в надежде на награду, но только принц Дорнийский обладает достаточной силой, чтобы сокрушить Ланнистеров и их союзников. «Прежде всего, нам нужно заполучить Дорана Мартелла».
— На это мало шансов, — сказал Стрикленд. — Эти дорнийцы боятся собственных теней. Их нельзя назвать храбрецами.
«Не больше, чем тебя».
— Принц Доран — осторожный человек, это правда. Он никогда не примкнёт к нам, пока не будет уверен, что победа будет за нами. Поэтому мы должны убедить его, показав свою силу.
— Если у Пика и Риверса всё получится, мы удержим большую часть Мыса Гнева, — привёл довод Стрикленд. — Четыре замка за прошедшие дни — отличное начало. Но у нас пока только половина войска. Нужно подождать, когда подтянутся остатки моих людей. Кроме того, у нас нехватка лошадей, и нет слонов. Подождём, говорю я вам. Давайте соберёмся с силами, привлечём кое-каких мелких лордов под наши знамёна, позволим Лисоно Маару разослать шпионов, чтобы понять, что ожидать от наших врагов.
Коннингтон смерил обрюзгшего капитан-генерала прохладным взглядом. «Этот человек не Чёрное Сердце, не Злой Клинок и не Мэйелис Монстр. Он скорее дождётся, когда замёрзнут все семь преисподних, чем рискнёт заработать ещё пару мозолей».
— Мы пересекли полмира не для того, чтобы ждать. Наша наилучшая возможность — ударить быстро и сильно, до того как Королевская Гавань узнает, кто мы такие. Я собираюсь захватить Штормовой Предел. Это почти неприступный замок и последний плацдарм Станниса Баратеона на юге. Если у нас всё получится, мы будем иметь надёжный оплот, куда при необходимости можно отступить. И эта победа покажет, насколько мы сильны.
Капитаны Золотого Братства обменялись взглядами.
— Если Штормовой Предел до сих пор удерживается сторонниками Станниса, то мы просто отнимем у него замок. Но не у Ланнистеров, — возразил Брендел Берн. — Почему бы не объединиться с Баратеоном и не выступить против Ланнистеров вместе?
— Станнис — брат Роберта. Он из рода, низвергшего Дом Таргариенов, — напомнил ему Джон Коннингтон. — Более того, Станнис находится в тысяче лиг отсюда. Со всеми скудными силами, которыми он располагает. Нас разделяет целая страна. Только добраться до него займёт полгода, и ему почти нечего нам предложить.
— Если Штормовой Предел так неприступен, то как мы его захватим? — спросил Мало.
— Хитростью.
Бездомный Гарри Стрикленд покачал головой.
— Нам следует выждать.
— Да, мы подождём, — подтвердил Джон Коннингтон. — Десять дней. Не больше. Столько времени займут наши приготовления. Утром одиннадцатого дня мы выступаем на Штормовой Предел.
Принц присоединился к ним четыре дня спустя, прискакав во главе колонны из сотни всадников и трёх слонов, оглашавших округу своим рёвом. С ним была леди Лемора, снова одетая в белое платье септы. Чуть впереди в развевающемся на плечах снежно-белом плаще следовал сир Ролли с Утиного Поля.
«Надёжный человек, и верный, — подумал Коннингтон, глядя на спешившегося Утку. — Но недостойный звания рыцаря Королевской Гвардии». Он приложил все свои силы, отговаривая принца от того, чтобы дать Утке этот плащ, доказывая, что такие почести лучше оставить для прославленных рыцарей, чья преданность придаст ему славы, и для младших сыновей великих лордов, чья поддержка была бы так кстати в грядущей борьбе. Однако юноша был непоколебим.
— Если нужно, Утка умрёт за меня, — сказал он. — И это всё, что мне нужно от моих Королевских Гвардейцев. Цареубийца был знаменитым рыцарем и сыном великого лорда.
По крайней мере, я убедил его не отдавать просто так оставшиеся шесть плащей, иначе за Уткой сейчас плелись бы шесть точно таких же утят, ещё более не подходящих на роль Королевских Гвардейцев.
— Проводите его величество в мои покои, — приказал лорд Джон. — Немедленно.
Однако принц Эйегон Таргариен был не столь послушным, как мальчик по имени Молодой Гриф. Прошёл почти час, прежде чем он наконец явился в сопровождении Утки.
— Лорд Коннингтон, — заявил юноша, — мне нравится ваш замок.
«Земли вашего отца прекрасны», — сказал он. Его серебряные волосы развевались на ветру, а глаза были тёмно-лиловыми, темнее чем у этого мальчика.