— Бхаказ, — позвал он. — Чашу вина, пожалуйста. Гразхар, Аззак, стерегите дверь, я жду Зелёную Милость. Проводите её внутрь, как только она появится. Никого другого прошу не пускать.
Аззак вскочил на ноги.
— Слушаю и повинуюсь, лорд-десница.
Сир Барристан вышел на террасу. Дождь прекратился, но завеса синевато-серых облаков скрывала заходящее солнце, погружавшееся в Залив Работорговцев. Над почерневшими руинами пирамиды Хаздаров на ветру развевались, словно ленточки, несколько дымков. Далеко на востоке, за городскими стенами, над цепью холмов рыцарь разглядел бледные крылья. «Визерион». Охотится, или летает ради удовольствия. Селми задумался, где пропадает Рейегаль? До сих пор зелёный дракон вёл себя куда опаснее белого.
Бхаказ принёс ему вино, и старый рыцарь, сделав один долгий глоток, послал мальчика за водой. Несколько чаш вина, может, и помогут уснуть, но ему понадобится ясная голова, когда с переговоров с врагом вернётся Галазза Галар. Так что вино он допил разбавленным. Стемнело. Сир Барристан очень устал и был полон сомнений. Дорнийцы, Хиздар, Резнак, план атаки… правильно ли он поступает? Этого ли хотела бы от него Дейенерис? «Не для этого я родился». И другие Белые Плащи служили до него десницами — не часто, но такое бывало. Он читал о них в Белой Книге. Рыцарь задавался вопросом: случалось ли его предшественникам испытывать то же смятение и неуверенность в себе, что и он?
— Лорд-десница. — Гразхар стоял в дверях со свечкой в руке. — Пришла Зелёная Милость. Вы просили известить.
— Впустите её. И зажгите свечи.
Галаззу Галар сопровождали четыре Розовые Милости. Её окружала такая аура мудрости и достоинства, что сир Барристан не мог не восхититься жрицей. «Вот сильная женщина, что всегда была верным другом Дейенерис».
— Лорд-десница, — поздоровалась Зелёная Милость. Её лицо скрывала мерцающая зелёная вуаль. — Разрешите сесть? Мои старые кости так и ноют.
— Гразхар, кресло Зелёной Милости.
Розовые Милости выстроились за спиной жрицы, опустив глаза в пол и сложив руки.
— Могу ли я предложить вам выпить? — спросил сир Барристан.
— Не откажусь. Горло у меня пересохло от разговоров. Как насчёт сока?
— Как пожелаете. — Он поманил Кезмию и велел ей принести жрице кубок лимонного сока, подслащённого мёдом. Чтобы выпить, жрице пришлось снять вуаль, и Селми вновь увидел, как она стара. «На двадцать лет старше меня, если не больше».
— Будь королева здесь, уверен, она вместе со мной благодарила бы вас за всё, что вы для нас сделали.
— Её великолепие всегда отличались великодушием. — Галазза Галар допила сок и снова накинула вуаль. — Есть ли успехи в поисках нашей милой королевы?
— Пока что нет.
— Я буду молиться за неё. И, осмелюсь спросить, что с королём Хиздаром? Дозволят ли мне встретиться с его лучезарностью?
— Надеюсь, в скором времени. Уверяю вас, ему не причинили вреда.
— Рада слышать. Мудрые господа Юнкая спрашивали о нём. Вряд ли вас удивит, если я скажу, что они хотят восстановить благородного Хиздара на престоле, принадлежащем ему по праву.
— Его восстановят, если будет доказано, что он не пытался убить нашу королеву. До этого времени Миэрином будет править совет верных и справедливых. В этом совете приготовлено место и для вас. Я знаю, вам есть чему научить нас всех, ваша щедрость. Мы нуждаемся в вашей мудрости.
— Боюсь, вы пытаетесь умаслить меня пустой лестью, лорд-десница, — сказала Зелёная Милость. — Если вы на самом деле считаете меня мудрой, послушайтесь моего совета. Освободите благородного Хиздара и верните ему трон.
— Это может сделать только королева.
Зелёная Милость вздохнула под вуалью.
— Мир, который мы так старались взрастить, колеблется, как лист на осеннем ветру. Настали суровые времена. Смерть скачет по нашим улицам верхом на бледной кобылице из трижды проклятого Астапора. В небесах парят драконы — пожиратели детей. Сотни миэринцев садятся на корабли и плывут в Юнкай, Толос, Кварт, куда угодно, где их только согласятся принять. Пирамида Хазкаров превратилась в дымящиеся руны, и многие представители этого древнего рода полегли под её закопчёнными камнями. Пирамиды Улезов и Иеризанов превратились в логова чудовищ, а их владельцы — в бездомных попрошаек. Мой народ потерял надежду, отвернулся от богов, стал по ночам предаваться пьянству и разврату.
— И убийствам. Сегодня ночью Дети Гарпии лишили жизни тридцать человек.
— Прискорбно это слышать. Тем больше причин освободить благородного Хиздара зо Лорака, который однажды уже прекратил эти убийства.
«И как же он это сделал, если сам не был Гарпией?»
— Её величество отдала Хиздару руку и сердце, сделала его королём и супругом, восстановила искусство смерти в ответ на его мольбы. А он отплатил ей отравленной саранчой.
— Он отплатил ей миром. Не отталкивайте этот мир, сир, умоляю вас. Мир — это жемчужина, которой нет цены. Хиздар — из рода Лораков, и он никогда бы не замарал руки ядом. Он невиновен.
— Откуда вам знать?
«Если, конечно, вам не известен настоящий отравитель».
— Боги Гиса сказали мне.
— Мои боги — Семеро, и Семеро мне ничего такого не говорили. Ваша мудрость, вы доставили юнкайцам моё предложение?
— Всем лордам и капитанам Юнкая, как вы мне и повелели… но, боюсь, вам не понравится их ответ.
— Они отказали?
— Именно так. Мне сказали, что никаким золотом не выкупить ваших людей. Только кровь драконов дарует им свободу.
Именно этого ответа и ожидал сир Барристан. Пожалуй, именно на него он и надеялся. Селми сжал губы.
— Я знаю, что это не те речи, которые вы желали услышать, — добавила Галазза Галар. — Но я вижу в них смысл. Драконы — ужасные чудовища. Юнкайцы боятся их… и не без причины, вы с этим не поспорите. Наши летописи говорят о драконьих владыках грозной Валирии и о том разорении, которому они подвергли народы Старого Гиса. Даже ваша юная королева, славная Дейенерис, именовавшая себя Матерью Драконов… мы видели, как она горела в тот день в яме… даже она не смогла защититься от ярости драконов.
— Её величество не… она…
— …мертва. Пусть боги даруют ей сладкий сон. — Под вуалью блеснули слёзы. — И пусть её драконы тоже умрут.
Не успел Селми подыскать слова для ответа, как снаружи раздался тяжёлый топот. Двери распахнулись, и в покои ворвался Скахаз мо Кандак в сопровождении четырёх Медных Тварей. Когда Гразхар попытался загородить ему путь, Бритоголовый оттолкнул мальчишку.
Сир Барристан вскочил на ноги.
— В чём дело?
— Требушеты! — прорычал Бритоголовый. — Все шесть.
Галазза Галар встала.
— Таков ответ Юнкая на ваши предложения, сир. Я предупреждала, что вам он не понравится.
«Так значит, они выбрали войну. Да будет так». Сир Барристан почувствовал себя до странности легко. Война была для него делом понятным.
— Если они думают, что могут сломить Миэрин, швыряя в нас камни…
— Не камни, — голос старухи был полон горя и страха. — Трупы.
Дейенерис
Холм был похож на каменный остров в море травы.
Спуск с него занял у Дени половину утра, и она совершенно выбилась из сил, пока добралась до подножия. Мышцы болели, её лихорадило. Руки до крови ободрались о камни. «И всё-таки они заживают», — подумала девушка, потрогав лопнувший пузырь от ожога. Кожа на руках покраснела и стала болезненно-чувствительной, из трещин сочилась бледная сукровица, но, тем не менее, раны заживали.
Снизу холм казался ещё больше. Дени назвала его Драконьим Камнем в честь древней крепости, в которой родилась. Она не помнила тот настоящий Драконий Камень, но этот забудет не скоро. Склоны внизу заросли колючими кустарниками и травой, выше начинались беспорядочные завалы из голых камней, громоздившиеся чуть не до небес. Там, среди разбитых валунов, острых как лезвия гребней и остроконечных вершин, в неглубокой пещере устроил своё логово Дрогон. Дени поняла, что он жил там всё это время, когда впервые увидела холм. Воздух пропах пеплом, все камни и деревья поблизости были опалены и закопчены, а земля устлана жжёными и раздробленными костями. Но для дракона это место стало домом.
Ей ли было не знать, как тянет домой.
Два дня назад, взобравшись на вершину скалы, она заметила на юге воду — тонкую полоску, блеснувшую на закате. «Ручей», — догадалась Дени. Пусть он невелик, но приведёт её к большему ручью, этот больший ручей впадёт в какую-нибудь мелкую речушку, а в этой части света все реки — притоки Скахазадхана. А когда Дени найдёт Скахазадхан, ей останется только идти вниз по течению до самого Залива Работорговцев.
Честно говоря, она предпочла бы вернуться в Миэрин верхом на драконе. Но Дрогон, судя по всему, не разделял этого желания.
Драконьи владыки старой Валирии управляли своими драконами с помощью заклинаний и звуков колдовских рогов. Дейенерис пришлось обходиться криком и кнутом. На спине дракона она будто заново училась ездить верхом. Прежде, когда Дени хлестала свою Серебрянку по правому боку, кобыла сворачивала влево — инстинкт заставлял лошадь уходить от опасности. Теперь же, когда она била кнутом Дрогона по правому боку, дракон сворачивал именно направо — инстинкт побуждал дракона атаковать. Иногда, казалось, не имело значения, куда пришёлся удар, а иногда зверь летел туда, куда ему хотелось, и нёс хозяйку с собой. Ни кнут, ни крик не могли заставить Дрогона повернуть, если он не желал поворачивать. Со временем Дени поняла, что кнут скорее раздражает его, чем причиняет боль — драконья чешуя была твёрже рога.
Но как бы далеко ни залетал дракон в течение дня, к ночи какой-то инстинкт заставлял его возвращаться на Драконий Камень. «Это его дом, а не мой». Её дом в Миэрине, там, где остались супруг и любовник. Конечно же, там её место.
«Я должна иди дальше. Если оглянусь, я погибла».
За ней следовали воспоминания: плывущие внизу облака, несущиеся по траве лошади, крошечные как муравьи, серебристая луна, до которой почти можно дотянуться рукой, блестевшие на солнце ярко-голубые реки.