Ужин подавали три послушницы — аккуратные девочки из хороших семей лет двенадцати-шестнадцати. В облачениях из мягкой белой шерсти они казались одна другой чище и невиннее, но верховный септон настаивал, чтобы ни одна девочка не проводила в услужении королеве больше семи дней, дабы Серсея не развратила служанок. Они ведали королевским гардеробом, носили ей воду для мытья, наливали вино, меняли постель поутру. Еженощно одна делила кровать с королевой — чтобы точно знать, что никто другой туда не пробирается. Две другие спали в смежном покое вместе с приглядывавшей за ними септой.
Долговязая рябая девица провела лорда-регента к королеве. Серсея встала ему навстречу и легко поцеловала в щёку.
— Дорогой дядя, как любезно с твоей стороны отужинать с нами.
Королева была одета скромно, как подобает матери семейства — в тёмно-коричневое платье, зашнурованное до самого горла, и зелёную накидку с капюшоном, прикрывавшим бритую голову. «Раньше Серсея выставила бы её напоказ, украсив золотой короной».
— Садись, — сказала племянница. — Вина?
— Чашу. — Он сел, но остался настороже.
Веснушчатая послушница наполнила их чаши горячим вином с пряностями.
— Томмен сказал мне, что лорд Тирелл собирается восстановить Башню Десницы, — сообщила Серсея.
Сир Киван кивнул.
— По его словам, новая башня будет вдвое выше той, что ты сожгла.
Серсея издала горловой смешок.
— Длинные копья, высокие башни… лорд Тирелл пытается нам на что-то намекнуть?
Киван улыбнулся. «Хорошо, что она не разучилась смеяться». Когда он спросил, получает ли Серсея всё необходимое, королева ответила:
— Со мной обходятся хорошо. Девочки очень милы, добрые септы следят, чтобы я молилась вовремя. Но, когда мою невиновность докажут, я бы просила разрешить Таэне Мерривезер встретиться со мной. Она может привезти ко двору сына — Томмену нужно общество сверстников, мальчиков знатных кровей.
Просьба была вполне скромная, и сир Киван не видел причины отказывать. Он потом сможет сам взять маленького Мерривезера на воспитание, а леди Таэну отослать вместе с Серсеей в Кастерли Рок.
— Я пошлю за ней после суда, — пообещал он.
Ужин начался с перлового супа на говяжьем бульоне, за ним последовали перепела и жареная щука длиной чуть ли не в три фута, а с ней репа, грибы и вдоволь горячего хлеба с маслом. Сир Борос пробовал каждое блюдо, прежде чем поставить его перед королём. Для рыцаря королевской гвардии занятие унизительное, но, возможно, единственное, на что Блаунт теперь и годился… и мудрое, если учесть, какой смертью умер брат Томмена.
Кивану Ланнистеру давно уже не доводилось видеть короля таким счастливым. От первого блюда и до десерта Томмен взахлёб рассказывал о подвигах своих котят, скармливая им кусочки щуки с собственной королевской тарелки.
— Плохой кот сегодня ночью опять приходил к моему окну, — сообщил он Кивану, — но сир Попрыгунчик зашипел на него, и тот убежал по крышам.
— Плохой кот? — развеселился сир Киван. «Милый мальчик».
— Старый чёрный котяра с рваным ухом, — объяснила Серсея. — Мерзкая тварь с гнусным нравом. Как-то он оцарапал Джоффри руку до крови. — Она скорчила гримасу. — Я знаю, кошки в замке нужны, чтобы ловить крыс, но этот кот… он нападал на воронов на воронятне.
— Я прикажу крысоловам поставить на него ловушку. — На памяти сира Кивана его племянница никогда не была такой тихой, такой покорной, такой пристойной.
«Оно и к лучшему, — думал он, но в то же время жалко. — Её огонь угас — тот, что пылал так ярко».
— Ты не спросила о брате, — сказал он, пока они ждали пирожные с кремом — любимое лакомство короля.
Серсея вскинула голову, зелёные глаза заблестели в свете свечи.
— Джейме? Есть новости о нём?
— Никаких. Серсея, быть может, тебе стоит готовиться к…
— Будь он мёртв, я бы знала. Мы пришли в этот мир вместе, дядя, и без меня он его не покинет. — Она сделала глоток вина. — Вот Тирион может уйти, когда пожелает. Сдаётся мне, о нём тоже нет новостей.
— В последнее время никто не пытался продать нам голову карлика.
Серсея кивнула.
— Дядя, могу я спросить тебя кое о чём?
— О чём пожелаешь.
— Твоя жена… ты собираешься взять её ко двору?
— Нет.
Дорна была нежна душой и уютно себя чувствовала только дома, в окружении друзей и родни. Она хорошо ладила с детьми, мечтала о внуках, молилась семь раз на дню, любила шитьё и цветы. В Королевской Гавани она была бы не счастливее томменовского котёнка, попади тот в яму со змеями.
— Моя леди-жена не любит путешествий. Её место в Ланниспорте.
— Мудра та женщина, что знает своё место.
Такие речи лорду-регенту не понравились.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что сказала. — Серсея протянула пустую чашу, и рябая девочка наполнила её снова. Принесли пирожные с кремом, и беседа приняла более лёгкий оборот. А когда Борос Блаунт проводил Томмена с котятами в опочивальню, разговор, наконец, зашёл о предстоящем суде.
— Братья Осни не станут сидеть сложа руки и смотреть, как тот умирает, — предупредила дядю Серсея.
— Я и не думал, что станут. Оба арестованы по моему приказу.
Серсея, похоже, растерялась.
— За что?
— За прелюбодеяние с королевой. По словам его святейшества, ты призналась, что спала с обоими — не забыла, часом?
Серсея покраснела.
— Нет. Что ты собираешься с ними сделать?
— Отправлю на Стену, если они признают свою вину. Если не признают — могут сразиться с сиром Робертом. Не надо было людям подобного склада залетать так высоко.
Серсея понурила голову.
— Я… Я в них ошиблась.
— Ты, сдаётся мне, ошиблась в великом множестве людей.
Он добавил бы и ещё кое-что, но темноволосая щекастая послушница вернулась в комнату и сообщила:
— Милорд, миледи, прошу извинить, что прерываю вас, но там внизу посыльный. Великий мейстер Пицель просит лорда-регента как можно скорее прийти.
«Чёрные крылья, чёрные вести, — подумал сир Киван. — Неужели Штормовой Предел пал? Или пришло письмо с Севера от Болтона?»
— Может, это новости о Джейме, — предположила королева.
Был только один способ узнать. Сир Киван встал.
— Прошу меня извинить.
Перед уходом он опустился на одно колено и поцеловал племяннице руку. Если безмолвный великан подведёт Серсею, быть может, больше никто её не поцелует.
Прибежавший от Пицеля мальчик лет восьми или девяти, был так закутан в меха, что походил на медвежонка. Трант не пропустил его в крепость Мейегора и заставил ждать на подвесном мосту.
— Иди погрейся, малыш, — сказал сир Киван, сунув в ручонку посланника пенни. — Я прекрасно знаю дорогу к вороньей башне.
Снегопад, наконец, прекратился. За рваной завесой облаков плыла луна, белая и пухлая, словно снежный шар. С неба светили холодные, далёкие звёзды. Сир Киван шёл через внутренний двор, и замок казался ему совершенно незнакомым местом, где каждая башня и каждая цитадель отрастила ледяные клыки, а все привычные тропинки исчезли под белым покрывалом. Один раз прямо у его ног разбилась длинная, как копьё сосулька.
«Осень в Королевской Гавани, — угрюмо подумал он. — Каково же сейчас на Стене?»
Дверь открыла девочка-служанка — тощее существо в подбитом мехом облачении, висевшем на ней мешком. Сир Киван отряхнул снег с башмаков, снял плащ и бросил его служанке.
— Меня ждёт Великий мейстер, — объявил он. Девочка торжественно и безмолвно кивнула и указала на лестницу.
Покои Пицеля располагались прямо под воронятней — просторные комнаты, загромождённые связками трав, мазей и настоек, стеллажами и шкафами, ломившимися от книг и свитков. Сиру Кивану всегда здесь было неприятно жарко — но не в этот раз. Сразу за дверями дыхнуло холодом. В камине остались только чёрный пепел да догорающие угольки. Вокруг расставленных в разных местах парочки мерцающих свечей образовались островки тусклого света.
Остальное помещение тонуло во мраке… за исключением открытого окна, где, переливаясь в лунном свете, кружились подхваченные ветром снежинки. На подоконнике переминался с ноги на ногу ворон — бледный, огромный, взъерошенный. Киван Ланнистер в жизни не видел таких воронов — больше любого охотничьего ястреба в Кастерли Рок, больше самой крупной совы. Падавший снег плясал вокруг ворона, а луна посеребрила его перья.
«Не серебряный. Белый. Птица белая».
В отличие от своих сородичей, белые вороны Цитадели не носили вестей. Когда их рассылали по городам и весям из Староместа, это делалось ради единственной цели: объявить о смене времён года.
— Зима, — сказал сир Киван. Слово повисло в воздухе белым облачком. Он отвернулся от окна.
И вдруг что-то тяжёлое, словно кулак великана, ударило его в грудь между рёбрами. Удар вышиб из Кивана дух и заставил отшатнуться назад. Белый ворон поднялся в воздух, светлые крылья хлопнули у самой головы лорда-регента. Сир Киван не то сел, не то упал на подоконник. «Что… кто … — Арбалетный болт вошёл ему в грудь почти по самое оперение. — Нет. Нет, так же умер мой брат». Вокруг древка выступила кровь.
— Пицель, — в смятении пробормотал он. — Помогите… я…
И тут он увидел Пицеля. Великий мейстер сидел за своим столом, его голова покоилась на огромном переплетённом в кожу томе. «Спит», — решил Киван… но, моргнув, разглядел тёмно-красную зияющую рану на пятнистом черепе старика и запачкавшую страницы книги лужицу крови под головой. Вокруг свечи, в озере растопленного воска островками плавали кусочки кости и мозга.
«Он просил охрану, — подумалось сиру Кивану. — Следовало дать ему охрану». Неужели Серсея всё это время была права? Неужели это дело рук его племянника?
— Тирион? — позвал он. — Где?..
— Очень далеко, — ответил смутно знакомый голос.
Его обладатель стоял в тени у книжного шкафа — пухлый, бледнолицый, сутулый, с арбалетом в мягких напудренных руках и шёлковыми шлёпанцами на ногах.