– Э-э! – неуверенно издал первый звук Степа.
Загукал малыш. Растет карапуз на радость папе с мамой. Скоро залопочет – просто заслушаешься.
– Что вы сказали? – вынырнул у него из-за спины толстопузый дядька в футболке, застиранных спортивных штанах и шлепанцах на босу ногу. По виду – жилец этого дома, спустившийся из квартиры за пивком, а на самом деле – наш актер, в намеченное время вступивший в игру.
– Деньги, – пробормотал несчастный Степа и показал на зияющую дыру.
– Деньги? – удивился жилец.
Подошел и заглянул в отверстие. В лифтовой шахте никаких денег не было. И вообще темно.
– Нету, – сказал жилец.
– Уехали, – коротко и безнадежно сообщил Степа.
– Кто?
– Деньги.
– Куда?
– Наверх.
Жилец придвинулся к Степе и демонстративно втянул носом воздух. Спиртным от Степы не пахло. Жилец повел окрест недоверчивым взглядом. Наверное, пытался представить себе, как в подъезд вошли деньги, сели в лифт и поехали наверх. Представить не получилось.
– Да, – на всякий случай сочувственно сказал жилец. – Такие вот дела. А сколько денег-то было?
– Десять долларов.
– Может, ты их обронил? – посмотрел себе под ноги жилец.
– Как же я их обронил, если я их своими руками отдал в это вот окошко?
– В какое окошко? – не понял жилец.
– Вот в это.
– Какое же это окошко! – сказал жилец. – Дыра, а не окошко. Хулиганы, видать, проломили. Упражняются, сволочи. Им ногой такую дырку проломить ничего не стоит. – И зло сплюнул при последних словах. Оно и понятно. Молодежь сейчас пошла – одно расстройство.
– Окошко! – упрямо повторил Степа. – Обменный пункт!
– Какой такой обменный пункт?
– Вот тут – обменный пункт!
– Тут лифт, – сказал жилец мягко, как обычно разговаривают с двумя категориями граждан: с детьми и с умственно отсталыми.
– Обменный пункт! – взорвался Степан. – Вот тут! В этом окне! Сидит, гад, на стульчике! Я ему деньги отдал! Он взял и наверх уехал!
Жилец стремительно отступил на безопасное расстояние и только после этого решился дать пояснения:
– Я тут с семьдесят девятого года живу, товарищ. И обменного пункта тут не было отродясь.
Степа дернулся.
– Но подъезд тут очень странный! – поспешно сообщил продусмотрительный Степин собеседник. – Очень подозрительный, скажу я тебе, подъезд! Тут такое иногда происходит!
Он закатил глаза и покачал головой.
– Очень темная история! Очень!
И снова закатил глаза.
– Тут и привидения бывают! Я сам один раз видел, но только разве кому скажешь? Сразу заведут амбулаторную карту и отвезут в Кащенко! – вздохнул он, переживая. – Вот ты говоришь – обменный пункт! Верно! Верно!!! – горячо сказал жилец.
Он даже хотел обнять своего незадачливого собеседника и сочувственно-одобряюще похлопать по спине, да не решился приблизиться. Кто его знает, чего от него можно ждать. Еще покусает!
– Но я тебе честно скажу… – Жилец понизил голос почти до шепота. – Я в этот обменный пункт верить верю, а вот спроси меня кто посторонний – я ни за что не признаюсь. Скажу, что не верю. Что все это бред. Что чушь собачья.
– Почему? – обреченно осведомился Степа, уже понимая, что принадлежавшие ему до недавнего времени десять долларов уехали в лифте навсегда и, уж конечно, никогда к нему не вернутся.
– А потому, что если что-то даже и есть и ты сам лично это видел, но все другие, кто вокруг, говорят, что этого нет и быть не может, – надо соглашаться с большинством.
– Но мои деньги!..
– Я понимаю, – мягко сказал жилец. – Но настаивать все равно не надо. Себе дороже выйдет. У них ведь как? Если ты упорствуешь в заблуждениях и не согласен с большинством – значит, ты болен. А раз болен – тебя надо лечить. А где от этого дела лечат? – Жилец нежно похлопал себя по макушке.
– В Кащенко, – обреченно признал Степа.
– Вот я тебе и говорю. Так что ты не очень-то!..
Было видно, что зла он Степану не желает, а вовсе даже наоборот – понимает и сочувствует. Сердечные все-таки у нас люди. Вот говорят про наш народ, что он то, мол, да это. А не так это все! Придя к столь важному для себя и для своего народа заключению, Степан несколько ожил и даже отлип от стены, которая поддерживала его последние несколько минут.
– Сволочи! – коротко резюмировал он.
– Кто?
– А все! – сказал бестрепетно Степа.
– Ты все-таки полегче! – посоветовал мужик. – Не обобщай! Иногда и нормальные люди попадаются!
Он приосанился и подтянул животик.
– Я ж не про тебя, – пояснил Степа. – Ты мужик классный. Я тебя уважаю.
– И я тебя уважаю. Ты меня прости, если что. А про обменник этот никому не говори. Мало ли что могут подумать. Поставят диагноз и будешь потом в Кащенко устанавливать курсы валют. Как банкир Геращенко. И будут про тебя потом говорить: Геращенко из Кащенко. Ты этого хочешь?
– Не хочу, – честно признался Степа.
– То-то же. Так что не балуй! – посоветовал мужик.
Он вроде как хотел уже распрощаться с незадачливым Степой Духновым, но тут хлопнула входная дверь подъезда и на сцене появились два новых действующих лица. Это были здоровенные детины, облаченные в белые медицинские халаты. Настоящие санитары, гроза больных.
– Привет, мужики! – пробасил один из этой парочки. – Вы из местных? Жильцы тутошние? Аборигены?
– Ага, – ответил мужик в шлепанцах и подобрал животик. – Живем мы тут. Прописаны, в общем. За паспортом сбегать?
– Ты бы еще за амбулаторной картой сбегал, гы-гы-гы! – развеселился санитар.
– И за результатами анализов! – поддержал его коллега. – Ты мне лучше вот что скажи, мужик. Тут у вас тихо все? Спокойно?
– Угу, – ответил жилец. – Тихо, как в морге. В двадцать девятой квартире бабуля, правда, вредная, но и то справляемся. Своими силами, так сказать. Подручными средствами.
– Да нам твоя бабуля ни к чему, – сказал санитар. – Мы по другим всяким делам. К нам сигналы поступают, что ваш подъезд почему-то психи всякие конченые облюбовали. Будто им тут медом намазано. Может, у вас тут атмосфера какая-то особая? Или поля магнитные?
– Поля тут просто будь здоров, аж зашкаливает, – туманно признал жилец.
– Оно и видно. Психи, в общем, бузу тут в вашем подъезде устраивают. Приходят и валюту пытаются поменять. В лифте. Вот ты когда-нибудь валюту в лифте пробовал менять?
– Нет! – поспешно ответил жилец.
Степа Духнов стоял чуть поодаль ни жив ни мертв.
– То-то и оно! – внушительно сказал санитар. – Говорю же – психи! Жильцов пугают, люди жалуются, требуют принять меры. Мы уже двоих отсюда от вас забрали. Теперь лечим. Ну, рубашки там смирительные, медикаментозно тоже опять же – обычные, в общем, дела. Очень запущенные случаи. Так-то по нему и не скажешь, что больной, вот ведь удивительное дело! Стоит он вот так вот перед тобой, – санитар указал на перетрусившего почти до беспамятства Степу, – и выглядит ну совершенно как нормальный человек! А потом оказывается, что его надо лечить!
Степа медленно сходил с ума, и его уже можно было брать голыми руками.
– А что это вы мне все подмигиваете? – вдруг сказал жильцу в шлепанцах санитар.
– Чего это я вам подмигиваю? – обмер жилец.
То есть подмигивать-то он, конечно, подмигивал, пытаясь подсказать санитарам, что неплохо бы им было заняться Степой Духновым, да признаться в своем подмигивании он никак не смел. Боялся. Опасался, что этот псих на него кинется. Покусает и заразит.
– Конечно, подмигиваете! – уверенно сказал санитар. – Что же я, не вижу, что ли?
– Вам показалось, – попытался отбояриться жилец.
– Да как же это показалось, если вы подмигиваете!
Их внезапно возникшая перебранка не могла Степу обмануть. Он уже понял, что этот гад в шлепанцах его, Степу, сдает со всеми потрохами, и ему уже мерещились смирительная рубашка, барбамил внутривенно и диагноз «вялотекущая шизофрения». Никаких других приличествующих случаю диагнозов он не знал, но и этот ему казался чрезвычайно ужасным. Надо что-то делать, подумал Степа. А иначе прилепят диагноз и ничего ты потом им не докажешь.
– Ну настоящие психи! – сказал Степа деревянным голосом. – Обменник в лифте! Ну надо же было такое придумать! Совсем спятили!
Жилец в шлепанцах воззрился на него так, как будто Степа до сих пор считался глухонемым и заговорил после полувекового молчания, когда ни у кого уже и надежд не оставалось.
– Ведь правда? – все таким же деревянным голосом сказал ему Степа. – Ну с какой это стати обменник будет в лифте?
– Ва… Э-э… Гм… – сказал мужик и надолго задумался.
– В общем, так… – подвел итог один из санитаров. – Мы тут, конечно, появляемся пару раз на дню, как начальство нам велит. Когда на вызов, к примеру, едем и нам по пути. Отслеживаем, так сказать, обстановку. А без поддержки общественности все равно не обойтись. Поэтому у нас к вам просьба. Ежели у вас тут псих какой вдруг объявится, вы сразу же нам по ноль три звоните. Мы приезжаем, вяжем этого Наполеона с долларами, и всем от этого одна только польза. Нам – премия, вам – устная благодарность, психу – квалифицированная и своевременно оказанная медицинская помощь. Вы как?
– Мы готовы, – сказал жилец в шлепанцах. – Общее дело делаем. Тут вы на нас можете положиться.
– Да! – поддакнул Степа. – Народ и партия едины! Один за всех и все за одного!
Единственной его мечтой сейчас было, чтобы этот кошмар как можно быстрее закончился. Ну вот какого черта его через этот подъезд сегодня понесло? Другой бы улицей прошел, меня не встретил, не нашел, как в старой песне поется.
А тем временем прибыл лифт. Тот самый. Раскрылись створки, и из лифта преспокойненько вышел уже знакомый Степе Духнову недоросль. Его обидчик. Кровный враг. Похититель Степиной десятки. На его лице было написано такое безмятежное спокойствие, что какой-нибудь посторонний человек еще мог бы и засомневаться – да действительно ли это тот самый жулик? – но только не Степа. Степа обмер. Мужик в шлепанцах посмотрел на него выразительно. Санитары безмолвствовали. Было слышно, как на крыше дома мяукнула кошка.