- Ну что из этого? Моему приятелю принадлежит фирма вроде Объединенного Пантеона, с той разницей, что гарантируется уход в течение ста лет не за могилами, а за морозильными контейнерами. Но сам он купил себе место на мортоновском кладбище.
- Твой приятель просто жулик, - отмахнулся Мефистофель. - А нам попало в руки изобретение, которое способно перекроить всю человеческую психологию. Бегство из действительности - не в помешательство, не в смерть, а в новую жизнь!
- И многих вы таким способом уже переправили в двадцать первый век? - пошутил я.
- Ты будешь первым! - торжественно заявил Мефистофель.
Мы поехали в лабораторию на телемортоновском броневике. Вместе с нами ехали два оператора, было тесно от аппаратуры и кассет с видеопленкой. Один из них все время пытался рассказать мне, как чуть не погиб во время чилийского землетрясения. О собаке, которой предстояло вернуться к жизни после долгого небытия, никто не говорил. Они привыкли снимать смерти, чье-то воскрешение представлялось им скучнейшим делом, интересным лишь для самого воскресшего.
Сначала нам демонстрировали фильм. Ньюфаундленд с толстой добродушной мордой выпрашивает подачку, гонится по двору за кошкой, примостив голову на передних лапах, видит собачьи сны. Изобретатель, сморщенный старичок в огромных очках, сидел рядом со мной.
Он почему-то все время волновался, а я думал, как несправедливо устроен мир. От анабиоза ему никакой пользы, все равно таким же стариком родится заново, изобрел бы лучше чудо-средство от морщин. Потом в фильме показали, как собаку замораживают, как пломбируют капсулу, а затем и дверь лаборатории, за которой ей предстояло проспать десять лет. Свидетели этого исторического события (среди них я узнал Мефистофеля, Лайонелла, моего двоюродного брата) подписали акт и, в последний раз заглянув в защищенное толстым непробиваемым силиконом окошко лаборатории, прямо с экрана спустились в просмотровый зал. Так мне по крайней мере показалось, когда зажегся свет. Все свидетели сидели в первом ряду. Все, кроме Болдуина.
Я нахмурил брови, Мефистофель, перехватив мой взгляд, отрицательно покачал головой:
- Можешь не волноваться, Трид. Лайонелл просто принял меры предосторожности. Твой двоюродный брат под домашним арестом.
- И он подчинился? - удивился я.
- Попробуй не подчиниться медицине! - довольно улыбнулся Лайонелл. - За сравнительно небольшие деньги наше величайшее светило по тропическим болезням констатировало, что его ездивший в Индию с небезызвестным тебе поручением доверенный слуга завез оттуда страшнейшую, почти неизлечимую инфекцию. Болдуин находится в карантине. И что самое важное, к нему никого не впускают. За его телефонными и видеонными разговорами следят, так что в течение трех месяцев ты в безопасности.
- Спасибо, Лайонелл. Но вряд ли я воспользуюсь этой отсрочкой.
Мы перебрасывались фразами через спины оттеснивших нас в противоположные углы репортеров. Их набилась целая туча. Для газет и остальных телекомпаний, не обладавших возможностями Телемортона, это была первейшая сенсация. Они долго снимали - сначала запломбированную панцирную дверь, потом окошко, потом через окошко темное помещение лаборатории со смутно виднеющейся в глубине капсулой. Я тоже заглянул. В это время кто-то схватил меня за руку:
- Она воскреснет! - это был изобретатель. - В том возрасте, когда другие мечтают изобрести универсальную шпаргалку, я уже думал об этом. Три университета, биология, электроника, физика сверхнизких температур, строение клетки, сорок лет исследований - вся моя… жизнь потрачена на осуществление этой мечты… По правде говоря, я страшно волнуюсь, но об этом не пишите. Пусть читатели думают, что я ни минуты не сомневался в успехе… Да, совсем забыл, - вы из какой газеты?
- Я Тридент Мортон.
- Очень приятно. А меня зовут Мильтон Анбис. Звучит почти как анабиоз. Удивительное совпадение, не правда ли? - Он протянул мне руку, но тут же отдернул: - Кажется, нас уже знакомили? Я даже вспоминаю кто! Господин Эрквуд! Так это вы Тридент Мортон? - Он уставился на меня сквозь огромные очки, снял их, снова оглядел слезящимися близорукими глазами, а потом даже ощупал дрожащими пальцами, словно не веря в мою телесность.
Уж не сумасшедший ли? - подумал я. Умертвил собаку, обставил склеп нелепыми аппаратами, а теперь уверяет себя и других, что, покажи ей только кошку, и она сразу пустится вдогонку.
- Так это вы? - Он все еще не отпускал меня. - Вы, Тридент Мортон? Первый человек, который ляжет в анабиоз! Это самый великий час в моей жизни!
Значит, Мефистофель уже предложил меня в качестве следующего подопытного кролика. Но пока что я предпочитал более прозаический способ побега. Если я и дал себя заманить сюда, то из чистого любопытства.
Не каждому удается за несколько дней до прощания с жизнью увидеть собаку, которую, после десяти лет счастливого отсутствия, снова обрекли на ту же собачью жизнь.
- Пора открывать дверь! - Лайонелл взглянул на часы. - У меня сегодня еще масса дел.
Мильтон Анбис засуетился. Щелкнули кусачки, свинцовые пломбы рассыпались по полу и тут же исчезли в карманах суеверных на современный лад репортеров, повидимому считавших, что пломба от анабиозированной собаки принесет не меньше счастья, чем подкова от неанабиозированной лошади.
- Господина Ноа Эрквуда к телефону! - раздался чей-то подобострастный голос.
Пока он разговаривал, операторы и газетчики шумной ватагой ввалились в лабораторию. Я не торопился, успею наглядеться на четвероногое чудо. Уж я-то знаю, какая мысль отразится на его добродушной собачьей морде, когда на него, полумертвого, набросится двуногая волчья стая. Бедняга отчаянно завоет, а газеты будут расписывать захлебывающийся радостный лай, которым ньюфаундленд приветствовал жизнь.
- Отлично! - отойдя от телефона, Мефистофель мечтательно поднял не замеченную никем пломбу.
- На счастье? - спросил я с издевкой.
- На память о еще одной победе.
- Жизни над смертью? - я все еще злился на него за заботу о моем скорейшем усыплении. - Еще ничего не известно. Может быть, ваши денежки вложены в жалкий трупик? Хотя с телемортоновской точки зрения мертвый пес даже привлекательнее живого.
- Злишься, Трид? Это хорошо. Значит, опять вошел во вкус жизни. Жить и злиться - почти одно и то же. А праздную я первый побочный результат сегодняшней битвы. Ассоциация кинопрокатчиков только что подписала соглашение. Мы предоставляем им по полчаса старых видеопленок на каждый сеанс, за это получаем треть кассового сбора и решающий голос в выборе фильмов. Ты понимаешь, что это значит, Трид? Вся американская промышленность находится сейчас в зависимости от нас!
Когда мы протиснулись в лабораторию, я услышал возгласы:
- Врача! Скорее врача!
Репортеры, склонившись над чем-то, орудовали фотоаппаратами и кинокамерами. Видно, совсем очумели!
Вызвать ветеринара была бы куда разумнее. Бедная собачка! Подыхает, должно быть.
Нас пропустили. Вместо собаки я увидел лежащего на капсуле изобретателя. Кто-то, за неимением воды, брызгал ему в лицо бренди из карманной фляжки.
- Сердечный приступ. От волнения, - Лайонелл вопросителыш посмотрел на Мефистофеля. - Придется, по-видимому, отложить.
- Если вы позволите, я сделаю все за профессора, - предложил один из ассистентов Анбиса. Изобретатель с трудом открыл глаза.
- Нет, нет, я сам! Просто маленькая слабость. Десять лет ожидания - это хуже тюрьмы. Так и напишите в газетах!
- Как вы себя чувствуете, профессор? - резко оборвал его Лайонелл. - Если лучше, то давайте начинать.
- Сейчас, сейчас! - Милтон Анбис порывисто встал на ноги. Включая и переключая непонятные мне приборы, он обеими руками вцепился в рукоятки, чтобы не упасть. Заметив меня, зашептал слабеющим голосом: - Сердечные таблетки! Скорее! Они у меня в левом кармане! Суньте мне в рот! Спасибо, Мортон!
Я вышел. Было тяжело смотреть, как человек, рискуя свалиться замертво, последним нечеловеческим усилием рвет финишную ленту пятидесятилетнего марафона. Тяжело и полезно. Пожизненное мученичество ради мечты мало что изменяет: скептики остаются скептиками, циники - циниками. Но хотя бы во мне ему удалось зажечь слабую искорку надежды. Может быть, жизнь все-таки стоит того, чтобы еще раз попытаться? Уйти - легко, вернуться снова - невозможно. А анабиоз?
Я совсем забыл про собаку. Только когда из лаборатории донеслись возгласы безграничного удивления, понял - свершилось! Кто-то уже выбегал, чтобы прямо с машинки отправить в набор величайшую научную сенсацию двадцатого века. Лаборатория напоминала сумасшедший дом. Одни орали в транзисторные передатчики, другие тыкали микрофоны прямо в рот ассистентам, третьи запечатляли прислонившегося к капсуле изобретателя. Слезы счастья застилали ему очки, он ничего не видел, только хватался за сердце и плакал. А сама виновница торжества глядела на мир осоловелыми собачьими глазами.
- Она зашевелила хвостом! - восторженно закричал один из ассистентов.
- Рекс, Рекс, спасибо тебе! - забормотал профессор. Одной рукой он обнимал собаку, другой нашаривал в кармане таблетку. - Ты не предал меня! Ты сделал все, что смог. Десятки лет люди считали меня сумасшедшим. Встань, покажи им, что анабиоз возможен!
Ньюфаундленд, казалось, понил, о чем его просит хозяин. Он пытался встать, но отказали отвыкшие от движений лапы. Жалобно скуля, он упал обратно в капсулу.
12.
Домой мы ехали в личном броневике Мефистофеля.
Улиц я не видел. Обзорный видеон находился рядом с водителем. Мы сидели сзади. У нас был только телемортоновский экран, а он давал довольно однобокое представление о том, что творится на свете. Мне хотелось видеть лица раскупающих газеты людей, понять, что они ожидают от анабиоза.
- Будь уверен, завтра же к Мильтону Анбису запишутся несколько тысяч. - Мефистофель угадал мои мысли. - А ведь риск был огромный - вложить около пятидесяти миллионов и получить взамен дохлого пса… Я ведь тогда еще не предполагал, что это будет для тебя…