— Не знаю и знать не хочу! — в сердцах сказал Бердыев.
Допрос Григория Семенова, который был судим в 1969 году за кражу. Освобожден 24 апреля, ехал домой. Допрашивал Ахатов — что же удивительного, что Семенов подписался под словами: «…нас доставили в больницу, где одна больная женщина при мне указала на Клименкина и сказала, что он ранил ее…»
Покойный Анатолий Семенов: «16 апреля 1969 года осужден к двум годам лишения свободы. 29 июня 1969 приехал в Мары будучи освобожден условно-досрочно». Условно-досрочно! Как же легко было Ахатову, надавить… И вот: «Сегодня нас всего пять человек в больнице, показали одну старуху, где она указала на Клименкина и сказала, что он ранил ее». Ахатовское косноязычие, однако та же четкая формулировка в конце.
Вот они, петли, опутывающие человека. А что сделаешь? Здесь — власть Ахатова, которого можно понять: он работает. И работает по-своему хорошо. По-своему.
Допрос Гриневича, соседа Клименкина по общежитию, двадцатилетнего парня. С испугу, видно, но он на приятеля своего клепает. Не без помощи Ахатова, конечно, — записано ведь им.
Наконец, допрос самого Клименкина, произведенный на этот раз не Каспаровым, а Ахатовым, хотя показания написаны Клименкиным собственноручно:
«…Затем они подняли подушку и матрац Гриневича и показали мне мой нож, но откуда они вытащили, я не заметил, так как я одевался. Нож принадлежит мне, так как в 1969 г. летом на работе изготовил я сам… Будучи в вокзале, я с собой этого ножа не брал, на территории вокзала я ни с кем не ссорился и никому ножевые ранения не делал. 26 апреля в больнице меня опознала одна женщина и сказала, что я ей порезал, но я этого не делал. Ножа моего забрали работники милиции».
Еще одна победа Ахатова. «26 апреля в больнице меня опознала одна женщина и сказала…»
Или это правда? И не прав Каспаров, утверждавший, что женщина молча и неопределенно рукой махнула? И меня посетили здесь сомнения, которые посещали, наверное, многих, читавших эти страницы. Ведь написано собственноручно. Как же не радоваться Ахатову? Четкая, последовательная, логичная работа…
И тут же подкрепление — очная ставка Клименкина и Семенова Анатолия. Клименкин говорит: «Прощался и поцеловал в щеку Григория, уходя с вокзала домой». Семенов: «Не прощался».
И те же расхождения с Семеновым Григорием на очной ставке.
Казалось бы, что значит этот поцелуй, не все ли равно, прощался или не прощался, целовал или не целовал. Но нет. Значит. Получается, что Клименкин лжет. Пусть по малому поводу, но — лжет. Наши эмоции не на его стороне, и сомнение, которое возникло после его допроса, растет…
Очная ставка: Клименкин — Гриневич. Опять расхождение. Клименкин утверждает, что не подкладывал нож под подушку Гриневичу. Гриневич повторяет, что, когда перестилал постель, ножа не видел. Следовательно…
И тут подключается к ведению дела старший советник юстиции прокурор Джумаев.
Лист 41-й. Судебно-медицинская экспертиза, проведенная экспертом Кадыровым 30 апреля в 14 ч. 40 мин., после смерти потерпевшей. Потерпевшая доставлена в больницу в 3.30 ночи 26 апреля. «Со слов больной, 40–45 минут назад около вокзала на нее напали незнакомые люди и нанесли несколько ударов ножом». Эти слова жирно подчеркнуты кем-то: «Состояние при поступлении удовлетворительное». Значит, она говорила в здравом уме.
30 апреля в 12.30 больная скончалась. Проникающее ранение в почку. Не замеченное врачами.
Два серьезных удара по версии Ахатова. «Незнакомые люди». И — неправильное лечение врачей, вследствие чего все последующие показания можно поставить под сомнение.
И вот еще лист — 45-й, — который давно испепелился бы, если бы человеческие взгляды могли испепелять: «Со слов больной, незнакомые люди нанесли несколько ножевых ранений». Это — осмотр при поступлении в больницу 26 апреля. «Смерть последовала от малокровия вследствие сквозного ранения левой почки… Восемь ран являются опасными для жизни в момент нанесения, и по этому признаку относятся к разряду тяжких телесных повреждений… Указанные повреждения могли быть причинены ножом, представленным в распоряжение судмедэксперта, и другими ножами». История болезни Амандурдыевой. А первая запись сделана Ларисой Багдасаровой, медсестрой, одной из немногих, кто ни разу не лжесвидетельствовал, несмотря на жесткий нажим Ахатова…
Да, слабовата его позиция. Вот уже и третий допрос Клименкина. «Виновным себя не признаю». На третьем процессе выяснится, почему во время второго допроса Клименкин написал эти слова: «в больнице меня опознала женщина и сказала, что я ей порезал»… Ахатов угрожал ему револьвером. Мы-то, читая, не знали, но вот узнала Наталья Гурьевна Милосердова. И что же? Ноль внимания, как всегда…
И вот уже заключение судебно-биологической экспертизы. «На ноже кровь не обнаружена». А на одежде Амандурдыевой — обнаружена, ее собственная. На пиджаке Клименкина — ни кровинки…
Ну же, ну же, Ахатов с Абаевым, опомнитесь! Вот еще и лист 106-й: «…на нее напали незнакомые люди» — знаменитая запись врача Кадырова при поступлении больной… Ищите, проверьте же эту версию! Нет. Экспертиза одежды: «Повреждения на одежде могли образоваться от действия колюще-режущего предмета подобно ножа, представленного в распоряжение эксперта, или другим подобным предметом» — врач Кадыров. И только-то… Экспертиза ножа, изъятого у Клименкина: «относится к колюще-режущему оружию»…
И опять допрос Клименкина, на этот раз Абаевым: «Нож брали с собой ребята на рыбалку»… Признать себя виновным опять отказывается. «Опознала она меня или нет, я не знаю, так как все разговаривали на туркменском языке»… Вот так. Вот и все. Больше не будет клепать на себя Клименкин.
Но пишет этот бравый следователь представление по месту работы Клименкина, где говорится о Клименкине, как об убившем. (Позвольте, гражданин следователь, а как же презумпция невиновности? Как же статья 8-я родного вашего кодекса?) Какая такая еще презумпция? — ответил бы, недоумевая, следователь, если бы кто-нибудь у него спросил. Но некому спрашивать. Со следователями шутки плохи. И вот уже торопится «общее собрание» выделить общественного обвинителя… «Протокол общего собрания работников ПМК-119 от 24/VI-70 г. Присутствовало: 12 чел. Выступили — главный инженер Шахсуваров, прораб Кораблин, которые отметили в своих выступлениях о недостойном поведении Клименкина Виктора Петровича, который своими действиями положил пятно на весь наш коллектив. Своими выступлениями призывают коллектив ПМК-119 во главе администрации и МК принимать самые жесткие меры к нарушителям труд. дисциплины, больше обсуждать в коллективе и товарищ. судах случаи нарушения труд. дисциплины и правил общежития. Предложение тов. Гасанова о выделении общественного обвинителя поддерживаем. Постановили: Агаева Аширгельды — выделить» (л/д 144–145). Вот тебе и на! Чья же это светлая голова придумала такой порядок — общественного обвинителя выдвигать до суда? А как же, дорогие товарищи, закон? Как же эта вот статья, что «никто не может быть признан виновным иначе, как по постановлению суда»?
Очень интересно было читать вторичные показания Анатолия Семенова, написанные им собственноручно в присутствии следователя Агаева. «Уходя с вокзала, Клименко Виктор не прощался и ничего не сказал… Женщина указала на Клименко Виктора. Она его опознала по внешности, росту и по одежи, даже знала она, что он заикается. Нас всех показали вместе, и она твердо (подчеркнуто) опознала его и показала на него, поэтому считаю, что Клименко Виктор напал на нее и нанес ножевое ранение, отчего она дня через четыре скончалась…»
Даже человек, не знающий последующего, должен бы обратить внимание на чрезмерный обвинительный пыл допрашиваемого, который был к тому же приятелем Клименкина. Откуда он, этот пыл?..
Но близится к завершению первый том. И надо еще следствию доказать, что ничего удивительного нет в том, что на пиджаке Клименкина — ни кровинки. Тот же врач, он же медэксперт Кадыров, который писал, что одежда Амандурдыевой была вся в крови, проводит новую экспертизу — уже в июле — и пишет: «Учитывая четырехслойную одежду и характер повреждений на теле гр-ки Амандурдыевой, можно высказать, что кровь пострадавшей могла не попасть на одежду Клименкина…»
Все. Пирамида обвинения выстроена. И следует постановление о предании суду, подписанное членом Верховного суда ТССР Д. Джапаровым, где черным по белому написано: «По делу собраны достаточные доказательства для рассмотрения его в судебном заседании, грубых процессуальных нарушений не усматривается…»
И, наконец, протокол судебного заседания от 28/VIII-70 г. 213—227-й листы дела. 13 страниц, написанных от руки (если не считать анкеты обвиняемого).
Показания врача-хирурга Атаева (он-то и просмотрел сквозное ранение в почку!): «Она рассказала, что на нее в туалете напал русский парень в коричневом пиджаке, заикался при разговоре, и он же нанес ножевые ранения. Она сказала, что его может опознать… Она была в нетяжелом состоянии, восемь ранений, все, что она рассказывала, в здравом уме и сама показала на подсудимого».
Но вот свидетель Бердыев Аман (милиционер): «С женщиной не разговаривал, так как она была плоха».
Сестра медпункта: «Одежда ее была вся в крови…»
Адвокат Агаджаев: «Я считаю, что ст. 106 п. 1, 6 и 157 ч. III следствием не доказаны. А ст. 249 ч. III я считаю доказанной (хранение ножа). Но, учитывая молодость, определить Клименкину минимальную меру наказания».
Но что все эти нюансы Джапарову?
Уже в шесть часов вечера приговор был вынесен и судебное заседание закончено. Можно наконец чай пить.
А на 249-м листе дела — акт об уничтожении ножа, подписанный следователем Абаевым.
Все.
Так где же, где же он, критерий, граждане дорогие? Как же, действительно…