многие журналисты, пишущие на юридические темы, во имя справедливости больше не должны писать судебные очерки и документальные рассказы так, как они их писали раньше… У Вас другой уровень.
По этому поводу есть очень поучительный пример. Талантливый английский пианист Кристиан Блэкшоу много раз участвовал в наших музыкальных конкурсах, отлично играет СКРЯБИНА. Когда он был в музее СКРЯБИНА и ему предложили сесть за скрябинский рояль, он отступил просто в ужасе: «Это святотатство!» – воскликнул он. Как это он сядет за этот рояль!
А я со своей стороны призываю Вашего «приятеля-друга» после выхода «ПИРАМИДЫ» в свет уважать благородное чувстводистанции между Вами и им… Ваш «приятель-друг» abhoedisscindereoves – не мог отделить овец от козлищ. Мы, советские ЗЕКи, советуем не смешивать хорошего с дурным!»
На этом кончается главка, посвященная моему «приятелю-другу». Что сказать? Опять автор письма оказался пророком. Увы, я вовсе не пытался поставить себя «над» кем-то, дать кому-то почувствовать собственную неполноценность. Я просто думал о деле и старался выполнить его как можно лучше. Когда писал, мне и в голову не приходили мысли о всяческих «лукавых играх». Причем тут личные амбиции? Даже после выхода «Высшей меры» и мертвого молчания прессы, а также унылого обсуждения сборника в гостиной Дома литераторов, я не воспринимал происходящего именно так. Равнодушие – да. Но ущемленность… Мелко же, господа! Однако теперь, в связи с вновь приобретенным опытом, трудно было не согласиться с Санасаром Мамиконовичем Кургиняном, заключенным «спецколонии» в городе Иркутске и его, очевидно, многими единомышленниками. Грустно. А что поделаешь? Теперь что же остается мне – писать хуже, чем могу, для того, чтобы взлелеять чувство «значительности» уважаемых моих коллег? Абсурд. Да ведь вот еще что любопытно здесь: я вовсе не ощущал своей особой значительности и ей-богу же без особого восторга воспринимал комплименты за мое «мастерство» от того же Кургиняна. Что честно писал – это да. Что старался прежде всего не лгать – верно. Но ведь есть публицисты посильнее меня. И вообще причем тут это? Никогда не мучило меня желание возвыситься над кем-то. Над самим собой – да! Стать лучше, совершеннее, уметь что-то – и получать наслаждение именно от этого – от дела, от того, что получается у меня – это верно. А если кто-то умеет что-то делать лучше меня, так значит нужно учиться! Ведь и мне будет лучше от этого, и ему – приятно передавать свои знания, свое умение другому! – а главное – делу, то есть всем! Нет, я могу, конечно, понять чувство собственной неполноценности, ущемленности от того, что не получается – сам испытывал и продолжаю испытывать это постоянно. Но чтобы из-за этого самоуничижаться… Разве давая «приятелю-другу» читать «Высшую меру», я показывал ему свое «превосходство»? Смешно. Я совета просил у него. А пытаясь всеми силами опубликовать и «Высшую меру», и «Пирамиду» потом, я разве пытался «возвыситься» над кем-то? Ведь и говоря здесь, в этой «повести о «повести о повести», о якобы наступившем своем «звездном часе», разве лелеял я мечту о славе? О гласности – да, о праве голоса своем – конечно, о получении для себя трибуны – верно. О том, чтобы опубликовать, наконец, и другие свои вещи, пока так и не опубликованные и тем самым поделиться с другими своим опытом, напечатать, наконец, слайды на нормальной бумаге и исправном оборудовании – с любовью к тем, кто будет их потом смотреть, а не с равнодушием и даже ненавистью… Да, странное восприятие. Но я, увы, все больше чувствовал, что многоуважаемый автор письма прав.
И в этой связи нельзя не процитировать на эту тему хотя бы еще немного – всего лишь кусок из следующей главки «трактата» С.М.Кургиняна.
«…Разве можно без содрогания от гнева читать об издательских мытарствах повести? Разве можно без возмущения обозревать пассажи рецензента и редактора? Видите ли, у них «создалось впечатление, что автор, представляя сборник, вовсе не рассчитывал на его прочтение другими людьми, ТАК ПИШУТ ТОЛЬКО ДЛЯ СЕБЯ».
Я искренне, с болью в сердце сочувствую Вам, уважаемый наш писатель. Вы прошли через горнило страданий, обрели в этих мытарствах иммунитет терпеть и целенаправленно продвигаться вперед. Мышление Ваших редакторов и рецензентов отличается не столько оригинальностью и рациональностью, сколько фанатичностью, свойственной средневековым инквизиторам, выступавшим против «инакомыслящих», «безбожников» и «неверных». Я представляю, как укоряют Вас (и сегодня) за якобы широкие обобщения. Считают Вашу повесть очернительством. И как раз за то смелое, неординарное, за горькую правду, что «ПИРАМИДА» высоко оценена читателями. Вы качали не «лодку», а могущественный «корабль» правоохранительных органов.
Здесь излишне, даже как-то неуместно задавать цицероновский вопрос «Quibono» – «Кому на пользу?» Ибо все ясно, как на ладони. Но, тем не менее, это навеяло на меня мрачные выводы. Их действия я рассматриваю как рецидив прошлого. Вот такая «сталинско-хрущевско-брежневская» боязнь.
Эти воинствующие бюрократы озабочены одним: как бы чего лично с ними не вышло, свои силы, энергию и способности они тратят на убережение собственных кресел.
И, может быть, самое страшное и самое типичное в бюрократизме – его так сказать презумпционно-подозрительную враждебность к одаренному писателю, мужественному гражданину своего Отечества.
Глядя на них, хочется волком выть от беспомощности, от их безграничной наглости. Несмотря на то, что они читали, а возможно и изучали Чехова, однако почему-то не прислушиваются к мудрому совету великого писателя «…выдавливать из себя РАБА».
Малоуважаемые Ваши редакторы и рецензенты – это люди-приспособленцы, которые проявляют себя уродством и враньем, трусостью, в силу чего хотят превратить писателя в угодливого, бесхребетного перестраховщика, одним словом, такого, какими являются сами. Их заключения свидетельствуют об опасном рутинном мышлении. Видимо, реакционерам-ЦЕНЗОРАМ по самой своей сути выгоднее быть преобразователями и охранителями – в зависимости от того, какая линия поведения сулит им в данный момент наибольшую выгоду. Техника безответственности и покоя. По понятиям Ваших оппонентов, Вы, гражданин, «несогласно мыслящий оригинал».
Что же скрывать? На протяжении десятка лет мы жили в условиях не слишком благоприятных – в страхе общей подозрительности и террора. Нас не воспитывали в ДУХЕ уважения к себе, уважения к ближнему.
Я уверен, что Вы, наверно, стали мишенью самой яростной атаки. Во сто крат прав известный писатель, когда он указывает на КОРЕНЬ ЗЛА. Он пишет: «Можно сколько угодно отсекать Кощееву голову порока, но она будет отрастать вновь и вновь, если не добраться до глубоко запрятанного кончика иглы, обломив который можно поразить и самого Кощея, то есть порок».
Со своей стороны добавлю, что имя этого КОЩЕЯ и ПОРОКА – отсутствие гласности и низменные человеческие инстинкты на почве страха…
Прочитав повесть, я пришел к однозначному выводу, что перед нами автор, который не ищет спокойной жизни. Он – настоящий патриот, у которого мировоззренческая зрелость, идейная убежденность, высокая нравственность, гражданская активность. И он НЕ очернитель нашей действительности, как это хотят «препарировать» Вам Ваши недоброжелатели и критиканы. Если что и может «пошатнуть» нравственные основы нашего строя, так это нежелание услышать правду, стремление всячески смягчить беспрецедентный факт, а то и вовсе его не замечать, отвернуться.
Наоборот, нравственное влияние таких вещей, как «Высшая мера», было несомненно велико и могло в ряде случаев подтолкнуть колеблющееся человеческое сознание к определенным благородным поступкам, которые оздоровили бы духовный климат общества, навели бы порядок в правоохранительных органах…
Опубликованием Вашей повести сегодня фиговые листки сброшены, не только туркменские варламы, но и главные, рядовые редакторы, рецензенты, газетчики, цензоры, а также многие уродливые явления обнажены во всей красе.
Вы проявили сочувствие к судьбам и страданиям других. Как говорят американцы, слетела крышка с пузатого чайника соскандальной заваркой…
…Вы страстно и бескомпромиссно показали нам страшную общественную ЯЗВУ, язву социальной несправедливости, искоренение которой является делом государства и всех честных людей. Вы поступили именно так, как поступил талантливый писатель из ЮАР Андре Брик, который свой замечательный роман «БЕЛЫЙ СУХОЙ СЕЗОН» заканчивает словами: «Это мой ДОЛГ – говорить правду о том, что каждодневно происходит здесь на моих глазах. Говорить, чтобы ни один человек не мог сказать: «Я ОБ ЭТОМ НЕ ЗНАЛ»
Я думаю, что сейчас у Вас имеется гражданское, моральное и юридическое право подобным газетчикам сказать: «Хватит распоясываться. Займитесь ДЕЛАМИ. Сдерживать бурное течение времени, эскалацию правды и гласности уже НЕ возможно…»
Итак, на этом я временно прекращаю цитировать письмо Кургиняна. То, что процитировано, – лишь – повторяю! – малая часть его. Обязательно вернусь к нему, когда речь пойдет о юридической нашей системе. Пока же я хотел рассказать, как вовремя оно попало ко мне, какую сердечную и неожиданную моральную поддержку оказало.
Сейчас, перечитывая и перепечатывая его, думаю: одного такого документа хватит любому писателю, чтобы почувствовать небесполезность своей работы. А ведь при всей своей исключительности, письмо С.М.Кургиняна было в этом смысле далеко не единственным (при последующей чисто случайной нумерации оно получило порядковый номер 209). И все же прошел еще не один месяц прежде, чем я начал по-настоящему