Психологическая характеристика Соколаускаса, данная экспертамиинститута им. Сербского, – дисциплинированный, впечатлительный, ранимый, повышенно социально ответственный, как раз и объясняет этот отчаянный акт защиты своего человеческого достоинства, тем более, что судя по письмам из части, этот юноша был готов к трудностям армейской службы и верил в воинское братство, товарищескую взаимовыручку. А в жизни все было далеко не так… В результате – трагедия многих людей.
Как нам представляется, этот молодой человек не преступник, а жертва тех диких отношений, сложившихся в данном случае между военнослужащими… Придя в себя после совершенного, Артур страдал и мучился от непоправимости случившегося, особенно страдал от того, что ему не верили на следствии. …В конце концов психика обвиняемого не выдержала, и он душевно заболел. Заболеванию, скорее всего, способствовало и затянувшееся девятимесячное следствие,неоднократные следственные эксперименты, изоляция от родных и близких, те условия следственного изолятора, которые сами по себе являются тяжелейшим испытанием.
Помочь Соколаускасу необходимо во имя высшей справедливости и милосердия…
Сотни писем ленинградцев, пришедших после передачи на ленинградское телевидение, свидетельствуют о той же позиции, которой придерживаемся и мы.
Нам хочется надеяться, что Артур Соколаускас вернется к нормальной человеческой жизни, что справедливость восторжествует, но по заключению военного трибунала, в случае выздоровления, он снова должен предстать перед судом, предварительно пройти вновь следственный изолятор, а следовательно нет гарантии, что надломленная психика вынесет все повторно. Мы считаем, что этот юноша уже прошел все круги ада, все искупил своими страданиями и что его надо помиловать.
Хочется надеяться, что эта чрезвычайная трагедия окажется последней в нашей армии, послужит хорошим уроком как командирам иполитработникам, так и призывникам, а мы, матери и отцы, сможем спокойно провожать сыновей для исполнения своего долга при службе в армии».
Из письма делегатам XIX партконференции от
служащих НИИ Электрографии г.Вильнюса,
сослуживцев отца А.Соколаускаса. Более ста
подписей с расшифровкой фамилии, професии
и должности каждого подписчика.
…Стучали колеса, покачивался на ходу вагон, и нужно было слезать с полки. Но он не успел. Кто-то взялся за матрас, дернул, и Артур полетел вниз, едва успев схватиться за край полки, чтобы не стукнуться головой. Сильно ударился ногами о столик и нижнюю полку.
– Спишь долго, – лениво сказал Чернявый.
Молча Артур пошел умываться.
Но не успел закрыть за собой дверь туалета…
За что? За что? За что? Фашисты, сволочи, гады. Нет, это были не люди. Вонь толчка, тупые удары, возня в тесноте зловонной камеры, удушье, цепкие пальцы сзади, тяжелое сопенье, что-то горячее, проникающее внутрь его тела… Он рванулся, сильно ударившись об что-то, саданул локтем в мягкое, отпихнул еще кого-то – они не ожидали, они привыкли уже к вялости его и сами с утра были вялы, – тумбочка! – вспыхнуло вдруг в сознании четко и ясно. Тумбочка! Там! СПАСЕНИЕ! Только бы она не закрыта на ключ, только бы… Прости, Грета, простите, папа, мама, Эдвардас-брат, простите, не было другого выхода, простите все… Открыта! Рядом спит сержант, он первый… Все, все одинаковы, здесь нет людей – дьяволы, фашисты, гады, мразь, отродье! Грохот, гарь, мощь отдачи, толчками вливающая в него силу… Вот вам, вот вам, и тебе, скотина, и тебе, что, засуетились, испугались, подонки, мразь, дерьмо собачье, и ты, и ты, и ты тоже, мерзкая рожа, и ты…
И сверкала молния, и оглушительно гремел гром, и запах гари пьянил, и едкий дым щипал глаза, и было ощущение взлета, небывалого торжества, неуязвимости, вечной жизни… Но и непоправимости, невозвратимой потери. Что-то ушло навсегда. Он умер. Нет той, прежней жизни. Началась другая. Внезапно отрезвев, он огляделся. Все вокруг усеяно трупами. Не может быть. Это сон! Нет, это не сон. Неужели… Постукивают колеса, покачивается, поскрипывает вагон. Дым и гарь. Тишина. Неужели всех наповал? Да, он умеет стрелять. Облегчение небывалое, чувство силы. Но что же делать теперь? Он не готов к такому. Идти некуда. Он загнан. Теперь все против него. ВСЕ.
Мертвая тишина. Только стучат колеса и позванивают стоящие рядом стаканы. В отчаяньи он схватил один стакан, с силой бросил на пол. Из под кого-то медленно ползла широкая лужица крови – как живая.
Небо за окном хмуро по-прежнему, и мелькают снежинки. Давно ли… Прошли века. Он – один.
По счастливой случайности никто в этот вагон не зашел. Когда поезд остановился на полустанке, Соколаускас вышел в мир. Поезд, свистнув, покатил дальше, к Ленинграду.
Через некоторое время Соколаускас тоже добрался до Ленинграда. Там его опознали в автобусе. Он не сопротивлялся.
«Уважаемые тов. Соколаускасы!
Я смотрел по телевидению 25.03.88 передачу о судьбе Вашего сына. Вы можете гордиться им. Только так надо поступать с подонками, коих развелось очень много.
Конечно, цена за это слишком велика, очень жаль, что это повлияло на его психику.
Прокурор говорил, что надо было ему обращаться за помощью к начальству. Пустое дело! Честь надо защищать самому. Дворяне в вопросах чести не обращались за защитой к кому-либо, даже к царю. Сейчас, конечно, защищать честь стало труднее, дуэли не признаются. И у него был один выход: совершить правосудие, как он это понимал самому. Вот почему его поведение у всех вызывает симпатию.
Так что Вы можете гордиться своим сыном, его поступок помог привлечь внимание общественности еще к одной ненормальности нашей жизни.
С уважением, Петухов Владимир Дмитриевич.
Мой адрес: Ленинград…»
«КОРРЕСПОНДЕНТ: Но, как стало известно, прапорщик, под началом которого выполнял задачу Соколаускас, не мог не знать об отношении к нему других военнослужащих, но действенных мер по предотвращению ненормальных взаимоотношений не принимал. Знал об этих конфликтах и комсомольский секретарь подразделения…
ГАВРИЛЮК /военный прокурор Ленинградского военного округа, полковник юстиции/: Да, это было. Но, несмотря на это, преступление А.Соколаускаса не имеет оправданий. Он знал и уставы, и порядок действий в подобных случаях… Вместо того, чтобы открыто, смело заявить о хамстве и оскорблениях во весь голос, призвать к этому комсомольскую организацию и воинский коллектив подразделения, где служил, и поставить обидчиков на место, он бесчеловечно расправился с ними, совершив самое страшное преступление – он убил своих сослуживцев…»
/Из статьи Т.Зазориной «Роковой рейс» в
Ленинградской газете «Смена» от 13.IV.88 г./
«Артурас! Артурас! Парень из Литвы!
Как же так случилось? Они теперь мертвы.
Время не воротишь, не сдвинешь стрелки вспять.
Но как ты смог, Артурас, судьбу свою принять?
В мгновение вместились твои все двадцать лет
И тот вагон проклятый, и этот пистолет…
А жаль, что на прицеле не каждый кат и жлоб,
Всадить бы в самом деле, им пулю в медный лоб.
Небось бы присмирели, поджали бы хвосты!
Спасибо тебе, парень, Артурас из Литвы!
За попранные души, за попранную честь,
И хорошо, что пули в стволах каленых есть.
И те, кто нас сильнее, кто волен унижать,
Запомните: придется посеянное сжать.
Артурас! Артурас! Артурас из Литвы!
Ты помнишь шорох капель, весенний шум листвы?
Пусть память о минувшем, привет родимых мест
Умножат твои силы, снести помогут крест!»
Игорь Алексеевич Шептер, февраль 1987 г.
Написал, когда узнал о задержании Артураса
и увидел его по телевидению.
Статья из газеты «Московские новости» от 22 июля 1990 г. Автор – Геннадий Жаворонков. «СПАСИ И СОХРАНИ!» – шепчут солдатские матери, провожая своих детей в армию.
«…Комитет солдатских матерей не спешил самораспускаться. В ходе своей борьбы он узнал об одной цифре, поражающей воображение. В армии только за годы перестройки от уголовных деяний и неуставных отношений погибли 15 тысяч солдат – больше, чем за десть лет войны в Афганистане. Не выдерживая издевательств со стороны старослужащих, а порой и офицеров, восемнадцатилетние ребята кончали жизнь самоубийством. Новобранцев калечили за нежелание унижаться. Все громкие заверения генералитета покончить мигом с дедовщиной так и остались лишь громкими заверениями. Бои местного и неместного значения продолжались. Только за истекший год, по данным комитета, в армии погибли 3 900 призывников. Вот против чего вступили теперь в бой солдатские матери. Я читаю письма, присланные в комитет от солдат, солдатских матерей, и передо мной предстает то, что ни оправдать, ни объяснить невозможно.
ДОРОГИЕ СОЛДАТСКИЕ МАТЕРИ! Посылая своего сына в армию (хотяему и предлагали двухгодичную отсрочку), я давала ему наказ служить честно. И он выполнил свой долг.
Уже был приказ о демобилизации, оставалось служить какие-то денечки, и он совершил преступление – выстрелил в пьяного прапорщика, который оскорблял и унижал его… Мой сын осужден на шесть лет, хотя на суде было сказано, что прапорщик сам спровоцировал подобные действия…
Мне очень хочется понять, почему, отправляя в армию своих образцовых сыновей, мы получаем инвалидов, уродов, нервнобольных и, наконец, преступников?
Галина Ананьева. Новгород. 15.05.90 г.
В КОМИТЕТ СОЛДАТСКИХ МАТЕРЕЙ. У меня есть единственный сын, ему исполнилось 18 лет, и его стали призывать в армию, но дали отсрочку, так как он учится в техникуме. Очень беспокоюсь за его судьбу. У нас в Минусинске забрали сына одной матери 22 апреля, а затем через пересылочный пункт города Красноярска отправили в стройбат города Томска, и ее сын Калитниченко уже первого мая повесился. Но его спасли и положили в городскую больницу в психотерапию. Все это произошло за восемь дней. Представляете, какой страх вызвало это у всех матерей, которых ждет подобная участь…