– Это не грех, я уже говорил, но тут чрезвычайно важно чувство меры. Это очень тонкий вопрос. Посмотрите, сколько сейчас выявилось витийствующих героев – витийствующих на словах, ибо строить жизнь и вообще делать что-то гораздо труднее, чем со всевозможных трибун об этом вещать и тем самым делать себе рекламу. Я ни в коей мере не хочу принизить Сано, поймите меня правильно, я очень уважаю его, это мой друг. Но ведь наша задача с вами понять, разобраться, сделать и для себя выводы, правда ведь? Так вот, когда я сейчас пытаюсь понять, почему все-таки он погиб, почему такой сильный и умный человек не смог удержаться в этой жизни и пережить своих противников, я думаю, что его ошибка, его слабость была где-то именно в этой области. Чуть-чуть… Но в той сфере и на той высоте, на которой он, волею судеб, оказался, это «чуть-чуть» как раз и может стоить жизни… Вы понимаете меня?
– Да, – сказал я. – Понимаю. И очень внимательно слушаю. То, о чем вы говорите, действительно очень важно для всех нас. Тем более, если мы хотим победить на самом деле.
– Ну, в общем, какое-то время он был на преподавательской работе, очень недолго, а потом получил этот пост – начальник уголовного розыска Республики. Это было как раз для него. Поиск, расследование, работа для недюжинного ума. Тут его талант нашел себе применение! Работать он начал и, помимо прочего, стал собирать досье и на самых высокопоставленных лиц. И где-то здесь, наверное не рассчитал. Об этом узнали… Естественно, тотчас перевели на другую должность – это было как бы предупреждением. Должность, надо сказать, неплохая: директор республиканского ВААП. Конечно, это работа менее интересная, но самостоятельности здесь зато было больше. Там, на прежнем посту, он сильнее зависел от начальства, а здесь – глава ведомства. И все равно он оказался во власти обиды. Обиды, понимаете! А это очень опасно. Вот тут, наверное, он и совершил самую роковую ошибку: решил объявить войну, которая заведомо была обречена на поражение. На одном из публичных собраний он впервые обнародовал собранный ранее компромат на одного из высокопоставленных лиц, входящих в номенклатуру… Шаг был весьма серьезный. Верхи поняли: надо с ним кончать. Но как? Ясно: нужен компромат на него самого. Тут, конечно, не осталось в стороне определенное ведомство… Выбор пал на одного из его близких друзей. На него уже был компромат, его вызвали и поставили вопрос ребром: или ты работаешь на нас, или… Друг выбрал первое. Ему дали маленький аппаратик, и он теперь записывал все, что говорилось Сано и его друзьями в узком кругу… Потом был подключен следователь по особо важным делам… Накрутили ему десяток статей – и хищение в особо крупных размерах, и ложный донос, и превышение власти, и клевету, и даже… хулиганство. Могу поделиться опытом: если обвинение строится на множестве статей – это почти наверняка липа. Значит следствие из себя выходит, лишь бы накрутить на человека побольше. Я внимательно изучил приговор: ни одного эпизода не доказано, фабрикация, как говорится, налицо. Но сделать в то время ничего было нельзя – это заказ. За всем этим прослеживалась рука самого Демирчана, первого секретаря тогдашнего ЦК. Обстановка, сами понимаете, была такая, что помочь Сано в то время не мог никто… У него был прекрасный адвокат – жалобу написал на 150 страницах на машинке, подробно разобрал каждый пункт обвинения. От приговора не осталось камня на камне. Ясно было, что такую длинную жалобу посылать нельзя – никто не станет ее читать. По просьбе Сано я составил сокращенный вариант – 24 страницы. Но все это совершенно бесполезно…
Михаил Матвеевич помолчал, а я – как, наверное, и вы, читатель, – подумал о том, насколько примитивен, насколько же обычен сценарий! Даже сдержанные наши газеты обнародовали столько подобных случаев! Закон – на службе, закон – орудие власти одних людей над другими. Пирамида… 14 лет накрутили – больше, чем за убийство! – и за что же? А за то, что задел одного из… И нашелся «друг», нашелся следователь подходящий, нашлись судьи, нашлись и равнодушные свидетели беззакония – все так знакомо…
– Вы, конечно, знаете, что Сано возражал против амнистии, – продолжал Михаил Матвеевич. – Не амнистия нужна была ему, а полная реабилитация, по крайней мере пересмотр дела. Но его все же освободили именно по амнистии. Демирчана уже не было, его сместили. Но… Люди-то, руками которых Сано посадили, эти люди-то остались. Естественно, он требовал пересмотра дела и наказания тех людей. Раньше, при Демирчане, они чувствовали себя в полной безопасности, но теперь… Теперь Сано стал им опасен, смертельно опасен. Он не уступал, не шел ни на какие компромиссы – это и понятно, человек отсидел 9 лет по сфабрикованному обвинению, вина на нем еще как бы и осталась… Вы понимаете, что вопрос уже был: кто кого? И вот весной – да, уже было тепло, уже выезжали на выходные на дачу – его однажды вызвали знакомые. Он позвонил жене и сказал, что поедет за город на день-другой. Прошло несколько дней, а он так и не появился, не подавал вестей. Жена, естественно, беспокоилась, позвонила его приятелю – тому, который тоже шел по тому же делу вместе с ним и тоже недавно освободился (они вместе теперь добивались справедливости). Приятель ничего не знал и обратился в милицию, где и заявил об исчезновении Кургиняна. Когда он возвращался, в подъезде собственного дома его застрелили. Похоже, что в милиции были «свои» люди, они быстренько известили «кого надо», и те не стали ждать момента более подходящего, потому что приятель, очевидно, узнал что-то в милиции и мог сказать, например, жене Сано… Труп Сано обнаружили в озере Севан. Он был страшно изуродован и засунут в мешок.
– Значит, он все-таки проиграл? – сказал я с горечью. – В чем же была главная его ошибка? Неужели в том, что он взял на себя смелость бороться с мафией? Он ведь не мог по-другому.
– Да, конечно, – согласился Михаил Матвеевич, – конечно. Но если бы он был осторожнее… Вот тут излишняя самоуверенность, излишняя прямота его подвели. Хотя я не сказал бы, что он проиграл. Понимаете, он же был по сути первым, кто поднял голос против тех порядков, что с некоторых пор воцарились в Армении. Против мафии, которая опутала все. Она и сейчас пока еще торжествует… Пока другого и не могло быть. Все же он был слишком решителен и слишком торопился – не рассчитал… И все же… Нет, я не сказал бы, что он проиграл. Вы понимаете, они ведь так и не смогли согнуть его при жизни! В мешке он был сложен вдвое, согнут. Наверное, не случайно. Для того, чтобы согнуть, им пришлось его убить. Вот так, дорогой мой писатель. Он не проиграл. Он победил. Да, ценою собственной жизни. Но – победил…
Вот так приблизительно говорил Михаил Матвеевич Бабаев. Думаю, не нужно расписывать то, что я чувствовал. Я ведь помнил письмо Кургиняна. Оно так помогло мне когда-то! Я помнил его приход и гладиолусы…
И все же осталось ощущение недосказанности, какой-то неясности после разговора с Михаилом Матвеевичем. Хотелось понять. Ведь не должен он был погибнуть никак! Должны были погибнуть, наоборот, те, кто его убил!
Разве победа это – ценою жизни? Ведь именно такие люди, как Санасар Мамиконович Кургинян должны жить, действовать, работать. Какая же это победа, если честного, порядочного, умного и сильного человека нет среди нас, а те, кто жаждет согнуть любого из нас и засунуть в мешок, если мы не хотим сами сгибаться перед ними и работать на них, терпеть их грязную власть и прощать надругательства над честью и совестью человеческой, если эти люди живут, здравствуют да еще и распоряжаются жизнями честных людей?
До каких же пор…
И все-таки победа…
Думаю: мог ли Кургинян по-настоящему победить, не ценою жизни? Ошибся он или все правильно делал? Правильно ли, что он не выполнял «правил игры», будучи начальником уголовного розыска – то есть входя в номенклатуру, но оставаясь при том человеком честным, верным принципам не номенклатурным, корпоративным, мафиозным, а – человеческим? Разумеется, правильно. Но произошла «утечка информации», верхам стало ясно, что этот человек «зарывается», его предупредили, переведя на другую должность. Очевидно, что по закону мафии с ним обошлись гуманно. Однако, он не унимался…
«Моя единственная вина состоит в том, что я знал слишком много.
Я считал себя убежденным гражданином государства, который чувствует свою ответственность за это государство.
В начале 70-х годов, будучи начальником уголовного розыска республики, я вступил в бескомпромиссную борьбу со взяточничеством, коррупцией, казнокрадством и другими негативными явлениями».
/Из письма С.М.Кургиняна Председателю Президиума
Верховного Совета СССР от 15.09.87 г./
«Не хочу представлять себя героем… Однако если ты выступаешь против взяточничества, против стяжательства, против беззаконий, то ты заранее должен осознавать тяжесть и смысл того креста, который ты поднимаешь на своей спине к Голгофе. Другой альтернативы здесь нет – или ты должен быть с ворами, или против них. Пассивность не альтернатива…
В те годы, когда я был начальником Управления уголовного розыска МВД Армянской ССР, по долгу своей службы раскрывал преступления и выявлял преступников, которые, как выяснилось впоследствии, находились под покровительством того или иного «высокопоставленного лица», я на опыте своей работы убедился, что только при активном взаимодействии и содействии правительственных звеньев может безнаказанно длительное время существовать разветвленная и многоотраслевая преступная сеть…
В моем случае получилось так, что «преступник» боролся во имя государства, а выступающие от имени государственных интересов, сидящие у его руля, – против «преступника», то есть против государства…»
/Из письма С.М.Кургиняна Делегату XIX Всесоюзной партконференции, Генеральному секретарю КПСС, М.С.Горбачеву/.
Да, прав Михаил Матвеевич: уже тогда встал вопрос «кто кого». И были мобилизованы сначала друг со звукозаписывающим устройством, а потом и следователь по особо важным делам.