Но есть и другая пословица русская: «В семье – не без урода». Уроды – это другие люди, те, для которых абсолютно плевать на благополучие других, им нужно только собственное благополучие, ну, и благополучие СВОЕЙ семьи, которая у них ДРУГАЯ. Откуда они берутся – особый, очень важный вопрос, но факт, что к нормальным, честным, работящим, совестливым, уроды относятся абсолютно без всякого уважения, агрессивно, стараются воспользоваться ими для своего блага, да и вообще не считают их за людей. Мы для них – рабочий скот, который должен на них работать и «не возникать». Потому что они, уроды, считают себя во всем правыми изначально.
Для людей нормальных правда есть правда, она никак не связана с «общественным положением» или каким-то «званием» человека, его принадлежностью к какому-то «кругу» и так далее. А вот паразитам, ворам, властолюбцам, жаждущим быть богаче, «выше» других, распоряжаться всеми и всем, то есть попросту УРОДАМ, это не подходит, не нравится такое устройство общества. Но так как их становилось все больше и больше, потому что нормальные, совестливые люди «толерантно» прощали, терпели их, а уродам только это и нужно, в конце концов они и изобрели устройство пирамидальное, с разделением на «высших» и «низших» вне зависимости от их истинной ценности и пользы для всех, а – скорее, наоборот. Паразиты-уроды – «высшие», потому что они, якобы, сильнее, им не мешает совестливость, разговоры о справедливости, а нормальные люди – «низшие», потому что слишком много думают о всякой ерунде. Они также придумали капиталистическую систему, «рынок» и деньги, которые определяют все и, в частности, пирамидальный «этаж». А также «происхождение», «звание», «круг», причастность к «аристократии» или «истеблишменту». Что тоже определяет «этаж», независимо от истинной человеческой «высоты». Это и есть Пирамида, на самом острие которой – Царь, владыка всего, источник «высшей правды». Чуть ниже – бояре, богачи и высшие государственные чиновники. А «народ», то есть истинные труженики – внизу. «Нижние» обязательно подчиняются «верхним» по принципу «Я начальник – ты дурак». А талант и творческий потенциал человека не значат ничего, если они не сопровождаются «званием», властью и капиталом. Деньги – кровь Пирамиды и цемент, делающий ее устойчивой и нерушимой. Пирамида – вечный источник общественной лжи. С которой и боролись положительные герои моей «Пирамиды». В том числе и автор повести «Высшая мера», которую с таким трудом удалось-таки опубликовать.
И с пониманием этого разделения людей по «пирамидальному принципу» очень просто объясняется поведение Первого зама в связи с моей рукописью «Пирамиды», его попытка изменить название повести, а также как можно безжалостнее сократить именно «личную линию». Ибо она, моя «личная линия», как раз и посягала на пирамидальное устройство нашего общества. Кто я такой? Всего-навсего автор повести, судьба которой целиком зависела теперь от «начальника», Первого зама журнала. И я просто обязан ему подчиняться. Мое же название не понравилось «начальнику», какое право я имел ему возражать? Я так и не понял тогда, сознавал или не сознавал Первый зам мое посягательство на систему общественной лжи не только в отношении к Делу Клименкина, но и вообще. Или он по своей начальственной привычке, как сказала мне редактор Эмма, хотел изменить название – и изменил бы, если бы я вовремя не вмешался!
Для меня, как для автора, вопрос, естественно, был принципиальный. Как, естественно, и авторская «личная линия», ибо только осознанная уверенность в своей правоте и неподчиняемость пирамидальным законам, главный из которых «Я начальник – ты дурак», может спасти от лжи.
Это и есть, как уже сказано, главная мысль и «Высшей меры», и «Пирамиды». Но именно в связи с ней и были у меня главные расхождения с Первым замом, и именно ее никак не хотел принять не только Первый зам, но и журналист, когда вел со мной «диалог по прочтению рукописи». А центральная пресса глухо молчала именно потому, что для того, чтобы раздолбать мою повесть, нет вразумительных аргументов, а поддерживать ее нельзя потому, что она посягает на святая святых общественного устройства нашего – лживую, противоестественную Пирамиду власти одних людей над другими.
Глубокую горечь вызвала у меня рецензия редактора с тридцатилетним стажем, который выразил явное согласие с позицией Первого зама, и с позицией известного журналиста, бравшего у меня «интервью по прочтении рукописи», то есть свою безусловную преданность Пирамиде и ее дьявольскому закону. Он, автор рецензии – как Первый зам когда-то, как журналист в «интервью», – даже не задумался над тем, какова главная мысль «Пирамиды» и что я потому и уделил столько места истории ее публикации, что позиция и поведение Первого зама иллюстрировали самую суть «Пирамиды»! И то, что Первый зам ни разу не проявил уважения ко мне, автору повести, хотя честно признался редактору Эмме, что повесть моя ЕМУ, «начальнику журнала» очень нужна,рецензент посчитал вполне оправданным. Хотя ни в нашем разговоре о названии повести, ни в требовании ее сокращения Первый зам не приводил никаких убедительных аргументов, он просто настаивал на своем, не слушая аргументов моих. А после выхода «Пирамиды» он не только не поздравил меня в связи с читательским успехом, а даже не соизволил пригласить ни на одну встречу с читателями! И было такое ощущение, что его, первого заместителя главного редактора журнала, в котором была опубликована «Пирамида», вовсе не радует ее успех у читателей, а, скорее, наоборот, раздражает. Ведь благодарственные письма идут мне, а не ему. И еще я узнал от знакомого, который был на телевизионной встрече редакции журнала с читателями, что там многие очень хорошо высказывались о «Пирамиде». Но в телепередачу это не вошло. В телепередаче ни о повести, ни обо мне, ее авторе не было ни слова.
А рецензент этого как бы и не заметил и явно посетовал на мою неблагодарность Мою неуступчивость и мое честное описание происходившего рецензент посчитал вовсе не принципиальностью и заботой о деле, а – элементарным упрямством, обидой и чрезмерным самомнением. Подумаешь, автор повести! Вот ПЕРВЫЙ ЗАМ – это да! Что делал бы я со своей рукописью, если бы журнал не предоставил мне свои популярнейшие страницы?!
Что делать?
Но что же все-таки делать? Они не ведают, что творят, они не умеют думать и они не умеют читать… И они не представляют себе, что такое человеческое достоинство. И, похоже, что искренне…
Но как же быть мне теперь? Как все-таки выплыть со своими книгами на поверхность и, в частности, с этой, «Пирамидой-2»? Ведь там – письма читателей! Как помочь ЖИВЫМ людям не быть рабами, не подчиняться? Выжить и сохранить свою Личную Линию! Как все же опубликовать «Пирамиду-2» с ее вопиющими письмами, которые как раз и углубляют и расширяют тему «Пирамиды», чего рецензент с тридцатилетним стажем либо не понял, либо сделал вид, что не понял, так как стойко защищал Пирамиду? Как все же помочь людям разобраться в том, что такое на самом деле наше пирамидальное устройство общества, о котором писал еще маркиз де Кюстин? Лживое, противоестественное устройство!
Хорошенько подумав, я понял: объяснять что-либо рецензенту вполне бесполезно. Его не убедила ни «Пирамида», ни «Паутина», ни письма читателей «Пирамиды», тем более не убедят мои устные доводы – он все равно будет считать по-своему, убежденный в том, что я лишь упорно и эгоистично буду упираться в своей обиде и защищать свою «личную линию», противоречащую линии принятой и для них единственно верной – пирамидальной! Точно так же, как Первый зам когда-то. Альтернатива такая: либо отказаться совсем от общения с этим Издательством, либо, поняв, чего они все-таки хотят, попытаться сделать то, что возможно. И насколько возможно.
Консенсус…
И опять, как тогда, с «Пирамидой», я относительно успокоился и решил на этот раз попытаться не просто гордо остаться «при своих интересах», а добиться максимально возможного.
«Господи, дай мне силы изменить то, что я могу изменить… И мужество, чтобы выдержать то, что я изменить не могу…»
Приехал в Издательство, сказал главной редакторше, что в принципе с рецензией не согласен – речь в ней идет вовсе не о моей рукописи, – но доводы рецензента считаю логичными и понимаю, что книга такого рода для их издательства не подходит. И что готов выслушать предложения о том, что можно в создавшихся обстоятельствах сделать.
Редакторша оказалась неглупой, она очень хорошо восприняла сказанное мною, обрадовалась, сказала, что да, действительно, главное то, что тема здесь не вполне соответствует обещанной, а в принципе она вовсе не возражает против того, что и «Паутина» может быть опубликована, но только не у них и не сейчас.
Придя, таким образом, к «консенсусу», мы очень быстро нашли общий язык в том, что именно я должен изменить в рукописи для того, чтобы книга стала отвечать тому, что «заявлено в договоре», и была бы все-таки опубликована этим издательством. Порадовало то, что редакторша вовсе не призывала меня к каким-нибудь «смягчениям», цензурной «причесанности». Речь шла только о верности теме, заявленной в договоре: «Тяжкий груз судебных ошибок». И об исключении моих возражений и переживаний в связи с требованиями Первого зама.
Полностью «Пирамида-2» (даже под названием «Паутина») не выйдет здесь, это ясно. Но, может быть, хотя бы частично? Пусть придется совсем исключить историю публикации рукописи, раз они воспринимают ее исключительно как мою личную обиду.
Единственное, что осложняло – сроки. У них ведь тоже план, это вполне понятно, и времени для переделки у меня оставалось мало.
Я позвонил рецензенту, вполне искренне поблагодарил за рецензию. Заметил, что в принципе с ней не согласен, но, с точки зрения заявленной темы, она логична, и, ссылаясь на договор с редакторшей, добавил, что берусь за переработку и постараюсь сделать ее как можно быстрее. Рецензент, по-моему, не ожидал и пожелал мне успеха, хотя слова «не согласен», конечно, его покоробили.