— И каких же это, позвольте спросить? — вяло заинтересовался я.
— А вот, смотри: если чай «Москву видать», то в моей кружке он гораздо крепче выглядеть будет. Теперь дальше: придет к тебе твой Слава или Федя, ты же чью кружку потянешь из шкафчика доставать? Ясно, что не мою, а Любочкину или Ирчика. Они потом дутые ходят, а сказать боятся. Так что можешь рассматривать это как мое фирменное противоугонное средство!
— Да тут, оказывается, целая жизненная позиция, — попытался я восхититься.
Вдруг Витька как-то скис и признался:
— Если честно, то я пытался ее в «помойку» пихнуть, но меня Ирка застукала и наорала, что я своей кружкой всю лабораторную посуду испохаблю. Так что как-нибудь так уж…
— А между прочим, чего это я тут своим рылом в такую тонкую жизненную философию лезу? — хмыкнул я, разглядывая темный ободок на своей кружке. Потом решил, что мне все равно не угнаться за Витькиными достижениями, и пошел отдраивать грязь посудной щеткой.
О полудохлой собаке мы не произнесли ни слова: он, видимо, боялся, а мне уже надоело строить из себя Евгения Грозного.
Вдруг меня словно громом поразила одна мысль: «Я же с этими делами даже позабыл позвонить друзьям — членам нашего „клуба“!» Надо оговориться, что этот «клуб околонаучных разгильдяев» состоял из вашего покорного слуги и двух приятелей-одноклассников: Федьки — кудрявого коренастого физика — и Славки — высокого светловолосого красавца медика. Оба приятеля были младшими научными сотрудниками. Причем Федька работал совсем недалеко от меня в институте Физики, который занимал соседнее крыло огромного комплекса здания Академии наук. Так что для общения нам, как лабораторным мышам, было достаточно пробежаться полста метров по переходам и лабиринтам здания-монстра отечественной науки.
А вот Славка работал в лаборатории Нейрофизиологии, института Экспериментальной медицины, расположенного в полукилометре от основного корпуса академии. Поэтому встретиться с ним было просто невозможно без выхода во внешнюю среду околонаучного пространства, которая не всегда была благоприятна для нашего хлипкого брата.
Начинать обзванивать приятелей надо с Федьки. Мне вспомнилось, что еще до моей поездки за бугор у Славы что-то закрутилось на любовном фронте, и, судя по его вечно отсутствующему виду и голосу, весьма серьезно.
Физик откликнулся сразу, как будто только и делал, что сидел у телефона и ждал моего звонка.
— Федор Игнатьевич Карасин, лаборатория Полевой Физики! — бодро и официально пробасила трубка.
Друг, как всегда, выпендривался. Я выдержал паузу и ехидно произнес:
— А где ваше «алло», многоуважаемый, или я разговариваю с автоответчиком?
— Ах ты, паршивец! Не смей отождествлять меня с какой-то машиной! — заорал радостно приятель. — Прибыл-таки в родные пенаты. Ну что, какие новости с биологического фронта?
— Хреновые! Прибыл, а тут сразу ошарашили — впору инфаркт хватать. Считай, что собаку убили.
— И чего ж вы так развоевались, что своих уже не жалеете?
— Да вот, пала смертью храбрых — за родину, за барина!
— Ага, а барин — это, разумеется, ты.
— Да нет. Скорее Любочка.
— A-а, это милое, кудрявое, вечно тараторящее создание? Как же она собачку-то замочила? И не жалко? Ай-ай-ай!
— Ну, не такая уж она у нас вампирша. Скорее несчастный случай — шальная пуля, так сказать.
— Но эт ты брось! В каждой женщине сидит вампир. Хотя бы маленький. Не успеешь оглянуться, как присосется кровушки попить. И ведь как приятно! Истинный вампир должен быть приятен, а то он с голоду сдохнет, — вкрадчиво выговаривал Федька.
— Да брось ты! Сказок перечитал явно.
— Э-э, брат! Пока ты сам в этих сказках разбираться не научишься, так они и будут квасить тебя всю жизнь, — явно намекая на мои неудачи с женщинами, выговаривал мне Федька. И вдруг ни с того ни с сего его посетила действительно здравая мысль. — Слушай, Кот! Давай вечером посидим где-нибудь. Надо же твое возвращение отметить!
После беседы мои мысли дали течь в направлении, как бы слинять с работы. Собака так и не решила, что ей делать: прийти в чувство или окончательно сдохнуть. Поэтому я просто ушел, сославшись на мистические послекомандировочные хлопоты.
Встретились мы с Федей в нашей любимой забегаловке, приютившейся на одной из городских улочек, равноудаленной от наших домов. С трудом найдя столик, два научных охламона приступили к традиционным излияниям души под наливание в стаканы, убивая свое полудрагоценное время. Но только мы расслабились и выкатили длинные языки, как к нам за стол подсела пара бугаев и стала приставать с какими-то глупыми разговорами про крутых ребят с пониманием и с тупыми намеками на гнилую интеллигенцию.
В конце концов нам это надоело, и мы с Федькой решили сменить место попойки. Выйдя из бара, пошли по улочке, полной питейных заведений, заманивающих народ веселыми вывесками. Однако первый ресторан оказался дороговат, а следующий был переполнен. Мы прошли еще немного и увидели проулок, в глубине которого светилась вывеска с каким-то иероглифом.
— Посмотрим, что-то новенькое вроде? Не плохо сейчас китайской кухни отведать, только бы опять не япошкина «суши-уши» попалась, — заметил я, и мы бодренько свернули в темноту.
Однако нам определенно не везло в тот вечер: это оказались «Суши», да еще и безалкогольные. Повернув обратно, мы поняли, что нам, кажется, не повезло еще больше: дорогу преграждала тень того обидчивого бугая, который не давал нам жизни в баре.
Подойдя ближе, я понял, что мимо себя он нас не пропустит, по крайней мере, добровольно. Я бесстрашно подумал об отступлении, но, оглянувшись, увидел шагнувшего из подворотни второго «приятеля». Мы, как малые дети, были взяты в простецкую ловушку. Вот тут-то я уже всерьез почувствовал, как начинают трястись коленки — наши телеса явно не шли в сравнение с габаритами этих громил.
— Федь, тревога номер один! — сказал я своей единственной надежде в виде кудрявого физика. Сразу вспомнились детские потасовки, когда нам приходилось держать совместную оборону. Но то в детстве, а тут масштабы кулаков были сильно увеличены, и хорошо, если у ребят с собой только кулаки… Я дал рекогносцировку через плечо: — Как всегда: заговариваем зубы и идем на прорыв. О потерянной чести лучше не вспоминать.
— Принято к исполнению! — шепнул Федька, и мы вразвалочку пошли навстречу так «полюбившему» нас быку.
— Какая встреча! — как можно радостнее воскликнул я, подойдя к преграждающему нам путь субъекту, и продолжил: — Мы так мило посидели. Вам тоже стало скучно или так, воздухом подышать вышли?
Или моя лабуда начала срабатывать, или еще что, но бычара тупо напряг все мускулы в своей голове, пытаясь уследить за ходом моей мысли. Сделать это было трудно — поскольку мыслей в моей пламенной речи отродясь не было, а тут еще и ситуация стала выходить из-под контроля, так как мы с Федькой попытались просочиться в зазор между его торсом и стенкой дома. Причем моему кудрявому приятелю, которого я отважно пихнул вперед под тумаки, удалось совершить этот «героический» маневр, а вот мне нет.
Здоровенный кулак, запоздало начавший свое движение в сторону Федьки, очень удачно (не для меня, естественно) вошел в контакт с моей дурной головой. При этом движение моего дорогого тела к свободе остановилось, и я, вслед за своей башкой, полетел в стенку дома. Дом при этом не пострадал, а вот мне тут же пришлось присесть отдохнуть. Не знаю, что бы со мной было, если бы эти жлобы принялись месить меня ногами. Но спасибо Феде — он самым отважным образом не рванул куда глаза глядят, а побежал, грамотно отвлекая громил на себя, но и не давая им войти в плотный контакт.
Так что, когда я, спустя мгновение, пришел в себя, услышал только удаляющийся топот этих бездарнокопытных. Пока я потихоньку осваивал азы «застенчивого» движения, пытаясь сначала подняться вдоль злополучной стены, а потом делал первые осторожные шажки, Федька, навернув спринт вокруг целого квартала, подбежал ко мне со стороны «Сушей».
— Ты как? — спросил приятель, схватив меня за плечи и переведя дух.
— Лучше, чем им хотелось бы, — промямлил я и, попробовав ощупать голову, понял, что наибольший ущерб ей нанесла стена. На виске чувствовалась кровь. Другой висок, куда угодил кулак, сильно не пострадал. Проведя этот экспресс-медосмотр, я доложил: — Даже фейс не попортили. Можно сказать, все в порядке, только такси придется до дома взять, чтобы кровищи не натекло. Поможешь?
— Спрашиваешь? Ты сможешь до проезжей улицы дойти, или мне сбегать? А то тут машину не словишь.
— Дойду — не так уж и пострадал.
— Тогда пошли в другую сторону, чтобы этих козлов опять не встретить.
Уже в машине Федька озадаченно спросил:
— Никак не пойму, чего им от нас потребовалось и как они нас разыскали в этой темнотище?
Мне пришлось недоуменно согласиться с приятелем:
— Не так уж мы их и зацепили в баре, чтобы все бросать и искать нас.
Объяснение этих странностей к нам пришло гораздо позже, а пока это были всего лишь первые стодвадцатикилограммовые ласточки грядущих событий, успевшие нагадить в наших сенях с приходом весны…
Утром, прикрыв волосами «следы былых боев», я спешил на работу, втайне надеясь, что собака еще жива. Институт только просыпался с первыми входящими уборщицами и старшими лаборантками, отзываясь гулким эхом на звук моих шагов в полутемных коридорах.
Включив свет, я поспешил в дальний конец лаборатории к камере энцефалографа. Каковы же были мои радость и удивление, когда из угла донеслось оживленное поскуливание! Тузик весело вертел хвостом, повизгивая и царапая лапой по клетке.
«Господи, как же можно сохранять такую доверчивость после всех издевательств? Он же проголодался и наверняка хочет пить!» Я открыл клетку, и голодное, но счастливое животное доверчиво прыгнуло ко мне на руки. Собачка тут же принялась облизывать мне лицо, приплясывая от радости. Сзади хлопнула дверь, простучали каблучки, и острый локоток отпихнул меня в сторону: