— Такие вот дела, — повернулся Теппик к Птраси. — Переправляться через реку ночью я не рискну. Зато могу попробовать переправить тебя через границу.
— А это что — седло? — спросила девушка. — Ужасно забавное.
— Это потому, что находится оно на ужасно странной твари, — ответил Теппик. — Как нам туда забраться?
— Я как-то видела погонщиков за делом, — откликнулась Птраси. — По-моему, надо просто лупануть верблюда большой палкой.
Верблюд преклонил колени и презрительно взглянул на молодую даму.
Теппик пожал плечами, распахнул внешние ворота и столкнулся лицом к лицу с пятью стражниками.
Он сделал шаг назад. Стражи сделали шаг вперед. Трое из них были вооружены тяжелыми джельскими луками, пущенная из такого лука стрела может пронзить дверь или, скажем, превратить гиппопотама в три тонны шустрого люля-кебаба. Стражникам еще никогда не приводилось вести огонь по своим собратьям, но было похоже, что они не прочь попробовать.
— Поди и оповести верховного жреца, — приказал начальник стражи, хлопнув одного из своих подчиненных по плечу.
Потом сверкнул глазами на Теппика.
— Брось оружие!
— Что — все?
— Ты плохо слышишь?
— Боюсь, это займет слишком много времени, — осторожно ответил Теппик.
— И держи руки так, чтобы я мог их видеть, — добавил начальник.
— Так, пожалуй, мы ни до чего не договоримся, — рискнул Теппик.
Он переводил взгляд с одного стража на другого. Теппик знал много методов самообороны без оружия, но ни один из них не предполагал, что противник при первом же твоем движении может выпустить стрелу прямо тебе в глотку. Правда, можно увернуться, используя в качестве прикрытия верблюжье стойло…
Но тогда он подставит под удар Птраси. К тому же ему не улыбалось сражаться с собственной стражей. Такое поведение недостойно царя.
Стражники расступились, и Диос явился, безмолвный и неотвратимый, как лунное затмение. Он высоко держал зажженный факел, отблески которого дико плясали на его лысине.
— Ага, — произнес жрец. — Итак, злодеи схвачены. Прекрасно. — Он кивнул начальнику: — Бросьте их крокодилам.
— Диос? — опешил Теппик, видя, как два стражника, опустив луки, решительно устремились в их с Птраси сторону.
— Ты что-то сказал?
— Не дури, приятель. Ты ведь знаешь, кто я такой.
Верховный жрец поднял факел.
— Образно говоря, ты пользуешься мной, мальчик, — покачал головой он.
— Это не смешно, — рявкнул Теппик. — Приказываю тебе сказать им, кто я есть.
— Как тебе будет угодно. Этот негодяй, — сообщил Диос голосом разящим, словно тепловой луч, — убил царя.
— Проклятье, но я и есть царь! — вскричал Теппик. — Как я мог убить самого себя?
— Нас не так-то легко провести, — возразил Диос. — Этому человеку прекрасно известно, что царь не шатается ночью по дворцу и не вступает в преступный сговор с осужденными злодеями. Нам остается только выяснить, куда ты дел тело.
Диос не отрываясь глядел Теппику прямо в глаза, и Теппик понял, что верховный жрец действительно, на самом деле сумасшедший. Это был редкий вид безумия: человек настолько долго был самим собой, что привычка к здравомыслию наложила пагубный и неизгладимый отпечаток на его мозг. Интересно, сколько же ему лет?
— Эти убийцы хитры, — сказал Диос. — Не спускайте с них глаз.
За спиной жреца раздался скрежет. Птраси метнула в него верблюжье стрекало, но промахнулась.
Когда все вновь обернулись к Теппику, его уже не было. Стражники, стеная, корчились от боли на полу.
Диос улыбнулся.
— Взять ее! — отчеканил он, и начальник стражи, стрелой метнувшись вперед, сгреб Птраси в охапку.
Девушка не тронулась с места. Диос нагнулся и поднял стрекало.
— Снаружи дворец окружен, — предупредил он. — Надеюсь, ты это понимаешь. Выйти к нам в твоих же интересах.
— Это почему? — спросил Теппик, стоя под прикрытием тени и лихорадочно пытаясь нашарить на поясе духовую трубку.
— Тогда, по повелению царя, тебя бросят священным крокодилам, — пожал плечами Диос.
— Неплохая перспектива, верно? — хмыкнул Теппик, дрожащими руками собирая разобранную на части трубку.
— Не хуже прочих, — ответил Диос.
В темноте Теппик ощупывал знаки на маленьких шишечках дротиков. Большинство действительно эффектных ядов испарились или изменили состав и стали безвредными, но оставалось еще немало других снадобий, предназначенных обеспечить клиенту мирный непродолжительный сон. Таким образом, убийца мог подобраться к цели, минуя многочисленных неусыпных телохранителей. Вовлекать их в погребение считалось невежливым.
— Ты мог бы отпустить нас, — тянул время Теппик. — Подозреваю, что именно этого тебе и хочется. Чтобы я ушел и никогда не вернулся. И меня это тоже вполне устраивает.
Диос заколебался.
— Ты забыл сказать: «И отпустите эту девушку», — произнес он наконец.
— Да, конечно. И ее тоже. Отпустите, — исправился Теппик.
— Нет. Я не изменю своему долгу перед царем! — вскричал Диос.
— О боги, Диос! Ты ведь прекрасно знаешь, что царь — это я!
— Я не раз видел настоящего царя, — сказал Диос. Ты — не царь.
Теппик окинул взглядом ясли, где лежал верблюд. Верблюд, обернувшись, взглянул через плечо.
И тут мир разом свихнулся.
Мир и раньше был с приветом, но сейчас он тронулся окончательно и бесповоротно.
Все пирамиды ярко пылали, озаряя небо коричневым, как копоть, светом. Братья Птаклюспы из последних сил волокли камень на главную рабочую площадку.
Птаклюсп 2-а упал на дощатые подмости, сопя и свистя, точно прохудившиеся мехи. Несколькими футами выше пирамида раскалилась так, что до нее уже нельзя было дотронуться, и не оставалось никаких сомнений, что это именно она скрипит, подобно паруснику, застигнутому штормом. Птаклюсп 2-а всегда уделял вопросам механики неизмеримо меньше внимания, чем стоимости постройки, но он был совершенно уверен, что пирамида не может издавать такой звук. Это как дважды два не может равняться пяти.
Птаклюсп 2-б протянул руку к камню, но тут же отдернул ее: мелкие искры вспыхнули на кончиках пальцев.
— Тепло ощущается на ощупь, — выдохнул он. — Это удивительно!
— Почему?
— Для того чтобы раскалить такую массу, я имею в виду столько тонн…
— Не нравится мне все это, Два-бэ, — дрожащим голосом произнес 2-а. — Давай бросим камень здесь, и все. Уверен, так будет правильнее всего, а утром пошлем сюда народ, они точно знают, что…
Слова его перекрыл рев. В пятидесяти футах над их головами еще один язык пламени пляшущей колонной вознесся к небу. Птаклюсп 2-а вцепился в помост.
— Будь все проклято! Я больше не могу…
— Потерпи еще минутку, — перебил Птаклюсп 2-б. — Что же все-таки скрипит? Камень скрипеть не может.
— Не будь идиотом, весь этот чертов помост сейчас рухнет! — Птаклюсп 2-а, выпучив глаза, уставился на брата. — Ну скажи, скажи, что это он так скрипит!
— Нет, на этот раз я абсолютно уверен. Скрипит изнутри.
Братья уставились друг на друга, затем одновременно взглянули на шаткую лестницу, уходящую к вершине — или туда, где она должна была быть.
— Давай! — скомандовал Птаклюсп 2-б. — Она никак не может зажечься, нужен разряд…
В этот момент словно взревели все континенты разом.
Теппик ощутил все на собственной шкуре. Кожа его съежилась. Будто кто-то схватил его за уши и пытается свернуть ему шею.
Он увидел, как начальник стражи, упав на колени, пытается сдернуть с головы шлем, — и запрыгнул в стойло.
Вернее попытался запрыгнуть. Все кругом перекосилось, и он грузно рухнул на пол, который сейчас, похоже, сомневался: а не превратиться ли ему в стену? Теппик с трудом встал на ноги, но его бросало из стороны в сторону, и он, пытаясь сохранить равновесие, выделывал какой-то нелепый танец.
Очертания конюшни исказились, как в кривом зеркале. Когда-то, еще в Анке, Теппик видел одно такое зеркало: он и его друзья скинулись по монетке, чтобы заглянуть в «Бродячее Душераздирающее Заведение д-ра Инкогнито». Но тогда ты знал, что это всего лишь изогнутое стекло, в котором голова твоя вытягивается сосиской, а ноги расплющиваются, словно футбольные мячи. Жаль, все творящееся вокруг не могло получить такого же невинного объяснения. Возможно, чтобы вернуть окружающему нормальный вид, сейчас потребовалось бы как раз кривое зеркало.
На ватных ногах он бросился туда, где находились Птраси и верховный жрец. Перекрученный, сплюснутый, изогнутый мир колыхался вокруг него, но он все же успел от души порадоваться, увидев, как Птраси, старающаяся вырваться из объятий Диоса, влепила жрецу звучную оплеуху.
Теппик двигался как во сне, расстояния то уменьшались, то неправдоподобно увеличивались, будто реальность стала растяжимой. Еще один шаг — и он налетел на Птраси и Диоса. Схватив девушку за руку, Теппик потянул ее назад, к стойлу. Лежащее там животное по-прежнему жевало свою жвачку, наблюдая за происходящим с легким верблюжьим интересом. Теппик схватил ездовую тварь за уздечку.
Стражники потеряли к ним всякий интерес, и никто не попытался остановить беглецов, когда те бросились через открытую дверь в беснующуюся ночную тьму.
— Попробуй закрыть глаза, — посоветовала Птраси.
Теппик попробовал. Сработало. Прыгавший и мелькавший двор, чьи четырехугольные очертания дрожали, как натянутая тетива лука, превратился во вполне устойчивую под ногами землю.
— Какая ты умница, — похвалил Теппик. — И как только ты до этого додумалась?
— Когда мне страшно, я всегда закрываю глаза, — пожала плечами Птраси.
— Неплохая идея.
— Но что происходит?
— Не знаю и знать не хочу. Мне кажется, лучше убираться отсюда куда-нибудь подальше. Ты что-то говорила о том, как верблюда можно заставить опуститься на колени… У меня с собой куча острых предметов.
Верблюд, живо схватывающий человеческую речь, когда речь идет о разного рода угрозах, грациозно преклонил колени. Теппик с Птраси уселись верхом, но стоило животному подняться на ноги, как мир вокруг опять зашатался, готовый вот-вот рухнуть.