Хеме уже начал писать «Сверхскарасной», когда в дверях, пошатываясь, появился Теппик и, тяжело переводя дыхание, привалился к косяку. С него текло, и у ног быстро образовались две лужицы.
— Я пришел за верблюдом, — объяснил Теппик. Крона вздохнул.
— Вчера вечером ты обещал вернуться через час, — напомнил он. — Так что придется взять с тебя за целый день простоя. Плюс я его почистил и сделал ему педикюр — полное обслуживание. Всего пять церков, оукей, эмир?
Теппик хлопнул себя по карману.
— Видишь ли, мне пришлось покидать родной дом в спешке, и я забыл прихватить наличность.
— Ценю твою искренность, эмир. — Крона вновь вернулся к неоконченной надписи. — Кстати, как правильно пишется: «гарантия» или «горантия»?
— Слушай, я непременно вышлю тебе деньги, — пообещал Теппик.
Крона одарил его уничижающей улыбкой человека, который перевидал на своем веку все: ослов с перекрашенной шкурой, слонов с гипсовыми бивнями, верблюдов с накладными горбами на клею, — и знает, как позорно и низко способен пасть человек, когда речь заходит о бизнесе.
— За дурака меня держишь, раджа?
Теппик порылся в недрах своей туники:
— Могу отдать нож. Ценная вещь.
Крона мельком взглянул на нож и хмыкнул:
— Звиняюсь, эмир. Сначала деньги, потом верблюд.
— Можешь сам попробовать, какой он острый, — в отчаянии произнес Теппик, памятуя о том, что малейшая угроза невинному человеку грозит исключением из Гильдии.
Кроме того, он понимал, что как угроза нож не очень впечатляет. В программу Гильдии угрозы не входили.
Между тем двое здоровяков, сидевшие на охапках соломы в глубине конюшни, начали проявлять интерес к происходящему. Оба сильно смахивали на старших братьев Альфонца.
В каждом гараже или авторемонтной мастерской, в каком бы отдаленном уголке вселенной те ни находились, водятся подобные типы. Это не конюхи, не механики, не клиенты и не члены персонала. На их долю всегда выпадает самая черная работа. Они постоянно как будто тайком жуют травинку или курят сигарету. Если под рукой оказывается что-либо вроде газеты, они читают или, по крайней мере, разглядывают картинки.
Оба пристально уставились на Теппика. Один, подобрав пару кирпичей, стал непринужденно ими жонглировать.
— Ты еще так молод, эмир, — отеческим тоном промолвил Крона. — У тебя вся жизнь впереди. К чему тебе неприятности?
Он сделал шаг по направлению к Теппику.
Повернув большую лохматую голову, Верблюдок взглянул на Крону. В мозгу у него снова заплясали колонки циферок.
— Слушай, ты меня извини, но мне очень нужно забрать своего верблюда, — сказал Теппик. — Это вопрос жизни и смерти!
Крона подал знак двум «случайным посетителям».
В этот момент Верблюдок лягнул его. У Верблюдка было совершенно определенное представление о людях, которые лезут руками вам в рот. Кроме того, он успел заметить кирпичи, а каждый верблюд прекрасно знает, чем заканчивается история о верблюде и двух кирпичах. Удар получился на славу — мощный и нарочито медлительный. Крона взлетел в воздух и угодил прямехонько в дымящуюся кучу того, чем, некогда столь славились авгиевы конюшни.
Теппик стремительно схватил висевшую на стене пыльную попону Верблюдка, подпрыгнул и тяжело опустился на шею животного.
— Ты извини, — произнес он, обращаясь к торчащей наружу голове Кроны. — Но обещаю, как только у меня появятся деньги, я тут же вышлю.
Тем временем вальсирующий Верблюдок щедро раздавал пинки. Друзья Кроны разлетелись по сторонам, получив каждый дополнительный заряд вращательного движения.
— Едем домой, — шепнул Теппик, наклонившись к бешено дергающемуся верблюжьему уху.
Первую пирамиду они выбрали наугад. Царь взглянул на прикрепленную к двери табличку.
— Да будет благословенна царица Фаррепта, — почтительно прочел Диль, — Правительница Неба, Госпожа Джеля, Повелительница…
— Баба Пуни, — заключил царь. — Подойдет. Он посмотрел на ошарашенные лица своих спутников.
— Я ее так называл, когда был маленький. Никак не мог выговорить «Фаррепта». Ну, приступайте. Хватит глазеть. Ломайте дверь.
Джери нерешительно приподнял молот.
— Но, учитель, это же пирамида, — воззвал он к Дилю. — А пирамиды взламывать не положено.
— Что ты предлагаешь, парень? — фыркнул царь. — Тут столовым ножом не обойдешься.
— Давай, Джерн, — поощрил Диль. — Все в порядке.
Джерн пожал плечами, поплевал на ладони, которые, правду сказать, и так были мокрые от ужаса, размахнулся и ударил.
— Еще, — велел царь.
Огромная плита отозвалась глухим звуком, но это был гранит, и он выдержал. Сверху посыпалась штукатурка, и эхо, перекликаясь, разнеслось по мертвым аллеям некрополя.
— Еще.
Бицепсы Джерна напоминали черепах, вымазавшихся в смазке.
На этот раз ответный гул донесся из чрева пирамиды, словно где-то в ее глубинах упала на землю тяжелая крышка.
Троица застыла в молчании, прислушиваясь к шарканью внутри гробницы.
— Еще, ваше величество? — спросил Джерн.
Диль и царь замахали на него.
Шаркающие шаги приближались.
И вот плита сдвинулась. Медленными, неуверенными толчками она двигалась в сторону, пока наконец не открылся зияющий чернотой проем. На фоне гробовой тьмы Диль различил черную тень.
— Что вам угодно? — вопросила тень.
— Бабуль, это я, — откликнулся царь.
Тень застыла неподвижно.
— Маленький Путль? — недоверчиво уточнила она.
Царь старался не смотреть на Диля:
— Да, бабуля. Мы хотим тебя выпустить.
— Кто эти люди? — недовольно осведомилась тень. — У меня ничего нет, молодой человек, — обратилась она к Джерну. Денег в пирамиде я не держу, и можешь убрать свое оружие, мне ничуточки не страшно.
— Это слуги, бабуля, — объяснил царь.
— У них есть удостоверения? — прошамкала старая дама.
— Я ручаюсь за них, бабуля. Мы пришли тебя выпустить.
— Я стучалась целыми часами, — сказала покойная царица, выступая из тени. Она выглядела точно так же как царь, только повязки на ней были серые от пыли. — Потом выбилась из сил, пошла и легла. Никто о тебе не позаботится, когда ты умер. Куда мы направляемся?
— Освободить остальных, — ответил царь.
— Чертовски неглупая мысль, — и старая царица заковыляла вслед за ним.
— Так вот он, значит, какой Загробный мир… — Не вижу значительных улучшений. — Она бросила на Джерна пронзительный взгляд исподлобья. — А ты, юноша, тоже покойник?
— Нет госпожа, — проблеял Джерн дрожащим, наигранно бодрым голосом человека, идущего по канату над пропастью безумия.
— Умирать не стоит. Запомни это.
— Да, госпожа.
Царь прошаркал по древним плитам к следующей пирамиде.
— Эту я знаю, — нахмурилась царица. — Она была здесь еще в мои дни. Царь Ашкурментеп. Третья империя. Послушай, юноша, а зачем тебе молот?
— Извините, госпожа, но я должен стукнуть в дверь, — признался Джерн.
— Незачем стучать. Он всегда дома.
— Мой помощник имеет в виду, что надо сбить печати, — вступил в беседу Диль, изо всех сил стараясь угодить. — Мое имя Диль, о царица. Я бальзамировщик.
— Неужели? У меня тут как раз в нескольких местах расползлось по шву.
— Эта будет великая честь, о царица, — поклонился Диль.
— Да, несомненно, — ответила царица, со скрипом поворачиваясь к Джерну. — Юноша, убери наконец этот молот!
От неожиданности Джерн взмахнул молотом, который, как вспугнутая куропатка, описал крутую траекторию и, едва не задев Диля по носу, вдребезги разбил печать.
Нечто, возникшее в облаках оседающей пыли, было одето явно не по последнему слову моды. Повязки от времени побурели, и опытным взглядом профессионала Диль отметил, что они здорово протерлись на локтях. Раздался невыразимый голос — с таким звуком открывается крышка старого гроба.
— Я воссталъ, — поведало нечто. — Из тьмы кромешной. Се есть Загробный Миръ?
— Похоже, что нет, — пожала плечами царица.
— Нетъ?!
— Да уж, вряд ли стоило столько мучиться и умирать, — сказала царица.
Старец осторожно кивнул, словно боясь, что у него отвалится голова.
— Должно что-то содеять. Он взглянул на Великую Пирамиду и указал на нее тем, что некогда было рукой.
— Кто опочилъ тамъ? — осведомился он.
— На данный момент я, — признался Теппицимон, выступая вперед. — Кажется, мы не встречались, дело в том, что я еще не погребен, а пирамиду построил мой сын. Поверь, вся эта затея была целиком против моей воли.
— Мерзость, — изрек старец. — Я чувствовалъ, какъ ее строятъ. Даже во смертномъ сне я чувствовалъ сие. В ней можно упокоить весь миръ.
— Я хотел, чтобы меня похоронили в море, — сообщил Теппицимон. — Ненавижу пирамиды.
— Не можно, — гаркнул Ашкурментеп.
— Ты, конечно, извини, но я действительно терпеть их не могу, — вежливо ответил царь.
— Врядъ ли. Ныне ты чувствуешь лишь легкое неудобство, — произнес старик. — Надобно тысячу лет пролежать тамъ, дабы познать истую ненависть.
Теппицимон передернул плечами.
— Море — вот самое подходящее место, — поведал он. — Растворяешься без следа…
И вся компания направилась к следующей пирамиде. Возглавлял шествие Джерн. Лицо его выражало смесь самых различных чувств, словно картина, написанная глубокой ночью художником, кистью которого водила белая горячка. Следом за ним, гордо выпятив грудь, шел Диль. Он всегда верил, что сможет проторить в жизни свою дорогу, и вот он шел рядом с царями.
Не шел, конечно, — ковылял.
И снова в пустыне стояла чудная погода. Погода в пустыне всегда чудная, если под чудной иметь в виду жар, который пышет, как из духовки, и песок, на котором жарят каштаны.
Верблюдок мчался во весь опор, главным образом чтобы как можно реже касаться земли. На одно мгновение, когда они пробирались через засаженный оливами, возделанный и вспаханный оазис, окружающий Эфеб, Теппику п