ов и прокуроров. Интуитивно. Не ты выбираешь роль – она выбирает тебя. Важна степень дружбы с обвиняемым, способность представить себя на его месте. Сочувствие или безразличие. Коллектив или одиночка.
Первым высказался Драго, они давно дружили с Дроном, учились в одном колледже:
– Ты прав, Мараджа. Дрон прикарманил этот чертов пистолет и ничего нам не сказал, он просто не подумал. Спрятал в трусах. Наигрался бы и вернул. А так защитил нас. Вот и все!
– Ну да, если все начнут пушки в трусы прятать, у нас ничего не останется. Ну… что за дела, если каждый – что хочу, то и ворочу… – сердито выступил Зубик на стороне обвинения.
– Да я и не собирался воровать. Я бы подержал его у себя, а потом положил бы на место, – оправдывался Дрон. Он стоял перед Николасом, остальные – вокруг. Как трибунал.
– Ну да, черта с два положил бы на место. Арсенал нельзя разбазаривать, это решено. Дрона надо наказать, согласен, – сказал Дохлая Рыба.
– Мы, конечно, благодарны тебе за то, что никого не повязали. Но ты, конечно, пистолетик-то стянул, поэтому должен ответить, – переметнулся Бриато на сторону обвинения.
– Парни, я тоже согласен, что Дрона надо наказать, – широко развел руками Драго, перетягивая внимание на себя. – Он провинился, но он не подумал, он не хотел никого обидеть. Пусть попросит прощения, и все.
– Ну да, все бы так делали, – возмутился Бриато, – а потом просили прощения.
Прикончив третий бокал шампанского, в разговор включился подобревший Чёговорю:
– Я чё говорю, наказать, да. Но не шибко.
– Не, надо придумать серьезное наказание, а то наши пушки живо все растащат, – густым басом, странным для его щуплой фигурки, сказал Бисквит, улучив удобный момент.
– Но я не все! – возразил Дрон. – Я из паранцы, я свое взял и собирался отдать.
– Да, Дрон, все верно, – ответил ему Чёговорю. – Но что мешало тебе спросить у Николаса, спросить у нас? Я чё говорю, в итоге ты провинился, но не сильно. Можно провиниться сильно или чуть-чуть. Я чё говорю, ты, по-моему, провинился, то есть чуть-чуть провинился… не сильно. Я так думаю.
– Послушай, Дрон, ты сплоховал. Мы тебя накажем, и дело с концом, – вынес вердикт Драго. Защита изрядно поредела.
– Идет, – согласился Мараджа.
– По-моему, – предложил Зуб, – раз он украл, надо отрубить ему руку.
– Придумал! – закричал Бриато. – Давайте отрежем ему ухо, как копу в “Бешеных псах”[43].
Все гоготали и дергали Дрона за уши.
– Отлично, то что надо! Отрежем ухо, – согласился Бисквит.
– А в “Бешенных псах” копа еще и сожгли, – добавил Зубик.
– Придется сжечь Дрона. – И все опять загоготали.
Дрон сначала тоже смеялся, но теперь все это стало раздражать его.
– Нет, нет, я чё говорю, – сказал Чёговорю, – надо, как в “Славных парнях”[44]!
– Да, отлично, давайте так! Дрон будет, как Билли Бэттс, когда Генри и Джимми забили его до смерти!
Все развеселились, изображая сцены из фильма, даже Николас вскочил со своего судейского кресла и принял участие во всеобщем веселье.
– Ладно, когда решите, что со мной делать, сообщите. – Дрон задумчиво встал и направился к двери.
Мараджа вмиг стал серьезным – так мим, проведя рукой по лицу, меняет улыбку на слезы:
– Ты куда, Дрон? Сначала наказание, а уж только потом побежишь домой к мамке.
– Лучшее наказание, – давясь от смеха, сказал Чупа-Чупс, – пригласить Рокко Сиффреди[45], пусть натянет его в жопу.
Все заржали, как кони.
– Вот наконец-то хорошая идея, – сказал Мараджа. – Что-то подобное я и хотел предложить. У тебя ведь есть сестра, так?
Дрон стоял у входной двери, все еще надеясь, что это просто дурной спектакль, если б не произнесенное вдруг слово “сестра”.
– Ну и? – резко обернувшись, спросил он.
– Ну и? Фильм “Каморрист”. Помнишь, тот парень говорит: “Профессор-то наш кудрявый”?
– При чем тут это?
– Подожди. Я объясняю. Помнишь?
– Да.
– А помнишь, что он потом спрашивает у профессора?
– Что?
– Спрашивает: “Девчонка, которая тебя навещает, – твоя сестра, верно?” В наказание приведешь мне свою сестру. Ну вот, как в фильме. Только не мне, а всем нам. Потому что ты не лично меня оскорбил, украв пистолет. А нас всех.
– Ты с ума сошел, Мараджа?
В комнате воцарилась тишина, какая бывает перед принятием важного решения.
– Приведешь сестру, пусть она отсосет у всех.
Дрон молнией метнулся в глубину квартиры, и все от неожиданности расступились. На подоконнике в спальне лежал тот самый злосчастный пистолет. Дрон схватил “Беретту”, передернул затвор и упер дуло прямо в лицо Марадже.
– Эй, совсем рехнулся?! – заорал Драго.
– Молодец, стреляй! – Мараджа прищурился. – Что, все видели? Убедились? Думал, он тут самый хитрожопый. Ну, ну, давай, вперед, Дрон. Стреляй, завтра кто-нибудь выложит видео на твой канал на Ютубе.
На секунду Дрон подумал, что сейчас он нажмет на курок и все закончится. Кровь брызнет на эти испуганные лица. Была ли в каком-то фильме такая сцена? А если и была, он не мог ее вспомнить. Сейчас он думал только о своей сестре. Аннализа, это совсем другая история. Он сжимал пистолет крепко, слишком крепко, и ощущал это как роскошь, для него не предназначенную. Дрон опустил руку и сел. В комнате звенела тишина.
– Ну ты понял, что от тебя требуется, – спокойно продолжил Мараджа, – приведешь сестру, она должна всем отсосать.
– И мне? – раздался робкий голос Бисквита.
– Если встанет, и тебе тоже.
– Встанет, встанет, – заверил Бисквит.
– Класс! – заорал Бриато.
– Ну… я не ожидал. Это будет… буккакэ, – вспомнил вдруг Зубик необычное слово. Оно ассоциировалось у них с вожделенной картинкой: группа мужчин, эякулирующих на лицо стоящей на коленях женщины. Их сексуальное образование ограничивалось порносайтами, и это буккакэ казалось им недосягаемой мечтой. Тукан уже распалился и оттянул резинку трусов. Драго хотел чем-нибудь помочь другу и сказал:
– Не, парни, я в этом не участвую. Можно ведь отказаться, правда, Мараджа? Я Аннализу сто лет знаю, я не смогу.
– Как хочешь. Наказание все равно неизбежно.
– И это правильно, – поддержал его Дохлая Рыба, – всем будет урок.
– Ну, – заметил Николас, – мне этот урок без надобности. Мы – или отряд каморры, или просто кучка идиотов. – Для него не стояло препятствий на пути в преступный мир. Николасу нравилось, что, за исключением Драго, никто из банды не был связан с каморрой. Нравилось, что он выбрал таких парней, которым не требовалась подготовка, – важно было просто их отыскать и сплотить. Дрон взял пистолет за ствол и протянул Марадже:
– Убей меня. – А потом всем остальным: – Ну, стреляйте, давайте же… лучше умереть! Лучше… Черт! Зачем я вас спас! Говнюки!
– Не волнуйся, – ответил Николас, – не приведешь сестру, убьем. Таков закон: нарушил – все, тебя нет.
Дрон почувствовал, что к горлу подступают слезы. Он ушел, хлопнув дверью, как обиженный ребенок.
На следующее утро в школе он обдумывал варианты. Сдать ключ, выйти из группировки, покончить с этим раз и навсегда. Или, правда, подарить им сестру? Но как сказать ей об этом? А если она согласится? Это еще хуже. А если эта история потом всплывет, что он скажет своей девушке? А родителям? Он представлял себе, как родители навещают его в тюрьме или как они стоят перед его могилой на кладбище. Но ему и в голову не приходило, что отец скажет: “Как ты мог? Ты заставил свою сестру делать минет!” Нет, такое он не мог даже вообразить. В романтических переживаниях, свойственных многим подросткам, он впервые обдумывал реальный выход из положения: покончить с собой. Эта мысль промелькнула у него в голове, но Дрон быстренько отогнал ее. Он думал даже о том, чтобы отомстить: допустил оплошность, да, но не настолько серьезную, чтобы подвергаться такому унижению.
После школы он позвал к себе Драго.
Дрон ходил по комнате взад-вперед, как зверь в клетке. Он смотрел в пол, словно мог отыскать там подходящий ответ, изредка поднимая взгляд, будто проверяя, что его дроны, выстроенные на полках, все еще стоят на местах.
– Дрон, – сказал Драго, растянувшийся на кровати друга, – это показательная порка. Пойми, наказание направлено не против тебя лично, не против твоей сестры. Это чтобы все поняли: никто не должен самолично брать пушки.
– А если я откажусь? Выйду из паранцы?
– О, Дро, тебя убьют. Мараджа лично. Я уверен.
– Ну и пусть.
– Не болтай чепухи, – сказал Драго. Он встал с кровати, сделал погромче музыку, чтоб материнские уши ничего не услышали, и застыл у постера с футболистами из “Наполи”, сезон 2013–2014. – Вообще-то Николас прав, нужно показать всем: с оружием не шутят.
Драго в итоге согласился с логикой Мараджы. У Дрона не осталось союзников. Тогда Дрон решил выложить в Фейсбуке свои и Николаса фотографии – так он надеялся укрепить защиту, подстраховаться. Если с ним что-то случится, будет проще выйти на Николаса, думал он, или, может, наоборот, замести след друзей, подставив врагов. И где-то в глубине души у него еще теплилась надежда на то, что Николас, увидев эти фото, смягчит наказание.
Дни шли, а беспокойство все росло. Выход так и не был найден. Он стал плохо спать и ходил как потеряный. Все расспросы домашних он встречал молчанием. Напрасно тревожилась мать, как и все матери, которые пристают с вопросами: “Что происходит? Антонио, что с тобой?” Нерешительность изводила его, как лихорадка. От всех запахов, в том числе и от запаха еды, подступала тошнота. Как-то вечером мать и сестра после ужина зашли к нему в комнату:
– Анто, что случилось? Поссорился с Марианной?
– Ничего не случилось. Я уже полгода не видел Марианну. Нормально все, – такой был ответ.
– Нет, не может быть, чтобы ничего не случилось. Ты вообще сник. Что-то случилось… Ты ничего не ешь… Что-то в школе? – И далее по списку в наивной попытке угадать возможную причину страдания, как правильную комбинацию для “однорукого бандита”, дзынь – и посыпались денежки. Все рады и счастливы. Нет, Дрон не допускал никакой откровенности, он нацепил броню, как и всякий подросток, а они придумывали за него детские горести и печали. Внутри Дрона бушевала война. Мысль о том, что он разочарует отца, унижала его больше, чем история с сестрой. Отец ценил, что его сын – ботаник, нёрд, хотя, конечно же, не употреблял это слово, но всегда помогал ему, давал компьютер и планшет. Единственная фраза, которая звучала в голове у Дрона: “Как ты мог? Ты заставил свою сестру делать минет!”