Все шло хорошо, пока отец Дамбо не решил в одиночку снять со стеллажа один из тяжелых ящиков с плиткой. Он не удержал равновесие и упал, потянув за собой весь металлический стеллаж. Плитка с грохотом падала на пол, разбиваясь и засыпая отца Дамбо. Сначала они пытались вытащить его, но плитка оказалась слишком тяжелой. Тогда Зубик с отцом сбежали, а Дамбо продолжал тащить отца, который кричал, чтобы тот убегал.
Николас расслабился и замолчал, а Кристиан все никак не мог сосредоточиться и не понимал почему. Обычно он ловил каждое слово Николаса, впитывал каждую фразу. Так почему же сейчас ему так трудно удержать внимание? Было что-то неестественное в неподвижности Николаса, Кристиан не мог понять, что именно, и это его немного пугало, хотелось сжаться на кровати, отвернуться к стене. Но встать и уйти он не мог: Николас, застывший на синем с белыми облаками покрывале, казался ему непобедимым, как супергерой. Даже в большей степени, чем тем вечером, когда он принес домой пистолет. Кристиан вытер о брюки вспотевшие ладони. Все тело чесалось, но он изо всех сил старался оставаться неподвижным и сосредоточенным, как брат.
– Они меня обыскали и сразу же нашли пистолет. Я хотел взять с собой Тукана, он бешеный, зато у него хорошая реакция. Но Обезьянодог настаивал, чтобы я пришел один, понимаешь? И потом, Тукан бы всех перестрелял, как в фильме “Лицо со шрамом”. Прихожу я, значит, а Обезьянодог какой-то нервный. Но капканы расставляют обычно тихо-спокойно, значит, не капкан. Находят у меня пистолет, Обезьянодог начинает орать, что в дом дона Чезаре Аканфора нельзя входить с оружем и что мы работаем вместе, зачем нам убивать друг друга? А я говорю, что может случиться всякое, не знаю… только мне спокойнее с пушкой-то, понимаешь? Он отвечает, ну ладно, а потом достает телефон, только это не его телефон, потому что там блестки сзади. В общем, это был телефон Царицы, его матери. Открывает Вотсап – там переписка, ее и Антонелло Петреллы.
Антонелло – это Дамбо, подумал Кристиан, Дамбо. Зуд на щеке возле уха сделался невыносимым. Он молча почесал скулу, решительно вонзая ногти в кожу, и краем глаза заметил какое-то шевеление. Николас вытащил из кармана смартфон и быстро заскользил по экрану большим пальцем.
– Я все записал, – сказал Николас и указательным пальцем другой руки нажал на значок воспроизведения.
– Ты видел? Видел?
– Подожди. Я не понимаю… Да ты что?!
– А теперь смотри сюда. Видишь? Он послал свой член, моей матери!
– Но твоя мать вроде не возражала…
– Ну а что ей оставалось делать?
– То есть твоя мать тоже хотела… с Дамбо?
– Почем я знаю? Я бы урыл их обоих.
– Ну так поймай Дамбо и урой.
Это был голос его брата, Николаса. Это он сказал “урой”. Кристиан знал, что это так, хотя вроде бы не похож, может, не его? Он растерянно посмотрел на Николаса, но тот уткнулся в телефон.
– Не, за нами следят, из-за связей с талибами… и американцами тоже… Мы не можем оставлять трупы на дороге просто так.
– Ну и что? Тогда ничего не делайте.
– Ничего не делаете? То есть, твою мать оскорбляют, а ты? У тебя в банде Зубик, лучший друг Дамбо.
– Да, Зубик и Дамбо – как братья. Но Дамбо работает на тебя, он же тут всегда крутится.
– Нет, он здесь давно не появлялся. Не пришел за деньгами, не отвечает на звонки. И вообще он мне больше не нужен. Как я могу вести дела с таким мудаком?
Кристиан невольно закрыл глаза; он хотел бы закрыть и уши, но не мог. Хотел бы открыть рот, но тоже не мог. Он хотел сказать, что Дамбо был одним из них, как и Зубик. С ним он попробовал свой первый косяк, это он дал ему прокатиться на скутере в гаражах его дома. Он хотел все это сказать, но не мог. Остановить эту запись означало перебить Николаса, а это было невозможно. С самого начала, когда брат только начал этот разговор, Кристиан не мог дать волю чувствам. Как будто слова, которые теперь наполняли комнату, – это лишь очередной урок: от него требовалось, чтобы он слушал и запоминал. И он слушал, должен был слушать, если хотел стать таким, как брат. Но он закрыл глаза и вспоминал, какие смешные рожи корчил Дамбо, когда они смотрели на стадионе матч “Наполи” – “Фьорентина”, и еще дал ему отхлебнуть пива из своего стакана. Он ощущал во рту этот вкус, а уши следовали за голосом брата и тем, другим голосом, и оба они казались ирреальными.
– Кто-то должен вывзти его за пределы Сан-Джованни, я скажу куда. Он ничего не должен знать. Едете на какую-ту вечеринку. Пусть это сделает кто угодно. Мне все равно. Потом приду я, спрошу его кое о чем, а потом пристрелю. И дело сделано. Он плюнул мне в лицо, болтает всем, что трахает мою мать. И посылает ей фото члена, это как?
– Но если ты его прикончишь вот так, никто и не узнает, что ты убил. Никто не поймет, что это наказание.
– Никто и не должен знать. Он просто исчезнет.
Мараджа знал, что у смерти есть два лица. Убийство и наказание. Каждая смерть лишь наполовину принадлежит мертвым, наполовину – назидание живым.
– А если я этого не сделаю?
– Если ты этого не сделаешь, нашему совместному бизнесу конец.
– Какая связь между бизнесом и фотографией члена, отправленного твоей матери?
– Какой же ты еще мальчишка, Мараджа! Кто оскорбляет твою мать, оскорбляет тебя. Кто оскорбляет твою мать, плюет тебе прямо в лицо. Это значит, он может сделать с тобой все, что угодно. Это значит, ты позволяешь плевать себе в лицо.
– Понимаешь, Кристиан?
Запись закончилась, Николас сунул смартфон в карман, не замечая растеряности брата. Кристиан кивнул: да, понимаю, сказала его голова этим движением вверх-вниз, но все тело говорило обратное. И в горле поднималось что-то вроде крика, а он даже не знал, что это крик. Его бросили в воду на глубине, а он не умел плавать. Он хотел закричать, что Дамбо был другом, братом, а брата нельзя убивать. Он хотел спросить у Николаса: разве можно убивать друга? Разве справедливо? Он-то давно решил для себя, но если Николас согласился на это, значит, можно, да? Может быть, справедливо убить друга, совершившего ошибку? А Зубик, что он знал обо всем этом? Кристиан всегда немного ревновал к дружбе, которая связывала Зубика и Дамбо. Он не мог соперничать с Зубиком, и эта неуместная мысль заставила его покраснеть от стыда, тогда он отвернулся к стене, не обращая на Николаса внимания. Взял телефон, галочки еще не раскрасились. Конечно, он понимал, что Дамбо был приговорен, и понимал, что последней своей фразой брат предпринял жалкую попытку образумить Обезьяну, который, как и все, кого презирал Николас, упорно мешал кровь и бизнес, семью и деньги. Николас их ненавидел, он хотел, чтобы кровь не марала бизнес. Одно дело – деньги, и совсем другое – член. Кристиан очень хотел услышать, что брату удалось убедить в этом Обезьяну, он очень хотел, чтобы Дамбо ответил ему.
Николас повернулся на бок, затем снова на спину. Он собирался говорить дальше, а Кристиану вдруг захотелось что-то сделать, встать, например, и пойти в туалет. У него не было слов, просто ноги хотели вскочить с кровати. И руки, которые он засунул в карманы; у него не было слов, но он знал, что должен сказать, а именно, что Дамбо был для него – не был, а есть – поймал он себя на мысли – больше чем друг, он брат, который в отличие от Николаса позволял себя перебивать. Конечно, Николас ответит ему, что Дамбо создал паранце большие проблемы и его пришлось наказать. Пришлось наказать? Пришлось наказать. Он повторял “наказать”, и это слово прыгало в разные стороны, как мяч. Желтый мяч, который папа купил ему в канцтоварах еще в начальной школе. Наказать. Дамбо. Все. Как долго продолжалось это молчание? Сейчас я скажу, подумал Кристиан, но голоса не было. Тогда продолжил Николас:
– Обезьянодог стал угрожать: “Ну все, хватит. Мой отец давно тебя убрал бы, просто потому что вы знакомы, потому что он твой приятель. Но я не такой, не такой смелый, как Царь. В общем, ты неплохо на мне зарабатываешь, но если не хочешь оказать мне эту услугу, забудь про мой героин, пасись на травке. И еще я также скажу клану Пальма Джульяно, что героин, которым они собирались торговать эксклюзивно, берешь и ты, тогда мне не придется вас наказывать, они сами разберутся с вами”. Все было решено. И я спросил, как мы это устроим. Он сказал, что сообщит мне. Что придется организовать этот праздник.
На этот раз он не добавил “понимаешь?”, и Кристиан подумал, что разговор окончен. Они полежали еще в тишине, слушая, как шумит в трубах вода, как разговаривают за стеной соседи. Потом Николас встал, взял кроссовки, молча вышел из комнаты и закрыл за собой дверь.
Дня через три после того Зубик написал Кристиану, сказал, что срочно надо увидеться. Он беспокоился, где Дамбо. Тот давно не появлялся, и родители уже сходили с ума. Они пришли к Зубику домой, но тот мог ответить лишь:
– Я не знаю, где он. Не знаю, куда он подевался.
– В последний раз, когда я его видела, он попрощался, за ним приехали на мотоцикле, – прошептала мать, пытаясь восстановить события.
– Синьора, постарайтесь вспомнить, кто за ним приехал.
Он показывал ей фотографии в Фейсбуке, потом видео с ребятами из банды, потом Инстаграм. Но она никого не узнала.
– Я чувствую, с ним что-то случилось…
– Да нет, почему вы так думаете? – спросил Зубик.
– Потому что Антонелло всегда звонит, если задерживается. А тут его так долго нет… Значит, с ним что-то случилось. Он ведь даже тебе ничего не сказал. Он бы сказал, если должен был где-то остаться или где-то скрыться, если ему угрожают…
– Скрыться? От кого?
– Ты думаешь, я не знаю, чем вы занимаетесь? – Мама Дамбо пристально посмотрела на него.
– Чем мы занимаемся, синьора?
– Я знаю, как вы работаете…
Зубик не дал ей закончить фразу:
– Мы работаем. Все.