– Банк надежный, я знаю.
– Вот видишь.
Анка уставилась на него блестящими глазами:
– Что получается? Ухватили Фортуну за хвост, я так подозреваю?
– Интересно, что ему от нас надо... – задумчивым тоном произнес Мазур.
Анка взглянула на него, как на несмышленыша:
– Что-что… Понятия не имею, но заранее подозреваю, что дело будет грязненькое. Думаешь, такой вот типчик попросит Академию наук ему основать или за постройкой водопровода присмотреть? Кошке ясно: ему кого-то шлепнуть необходимо. Или что-нибудь взорвать. Своим он не доверяет, а тут подвернулись хваткие ребята без принципов...
– Согласилась?
– Шутишь? – прямо-таки взвилась Анка. – Когда в игре такие бабки? С визгом! Что до меня, я всю эту поганую страну выжгу вдоль и поперек за солидное вознаграждение. – Она приподнялась на локте, с тревогой воззрилась на Мазура: – Я надеюсь, ты не отказался? Если получил чек, с тобой был тот же разговор...
– Был.
– Ну и?
– А что тут думать? – пожал Мазур плечами. – Ты совершенно права, Пятница, хоть и столько в тебе цинизма, что мое старомодное воспитание его не всегда выдерживает... Когда на кону такие деньги, есть смысл рисковать. Тем более что в с ю страну нас вряд ли попросят разнести вдребезги и пополам, речь пойдет о чем-то более скромных масштабов...
– Ну, слава богу, – облегченно вздохнула Анка. – А то я беспокоилась чуточку: мало ли какой стих мог на тебя найти. С этим твоим старомодным воспитанием не знаешь, чего и ждать...
– Сомневаешься в грозном напарнике?
– Я же тебе говорю, что до конца никому не верю, – серьезно сказала Анка. – Черт их знает, твои советские принципы. Наслышана. Взвейтесь кострами, синие ночи... Или как там еще?
– Глупости, Пятница, – сказал Мазур с ухарским и циничным видом. – Принципов у меня не так уж и много осталось, откровенно говоря. А красиво пожить хочется на старости лет...
Глава восьмаяКристаллический углерод как фактор большой политики
Веселье било ключом. Корпоративная вечеринка, так это теперь называется. Выпивки было немерено, экзотических деликатесов еще больше, стены ресторанного зала в несколько рядов увешаны трехцветными гирляндами воздушных шариков: одни под цвет российского штандарта, другие – ньянгатальского, желто-черно-зеленые.
Крайняя степень непринужденности настала, когда на эстраде не наемные лабухи извращались, а сами участники. И посередине полукруга из коричневых, безукоризненно подогнанных досок какого-то дорогого и редкого дерева отбивал чечеточку адмирал Мазур, несомненный герой дня, сорвавший вражеские происки (тем самым, есть подозрение, обеспечивший стабильность прибылей корпорации), спасший жизнь президенту, хоть и африканскому. Не чувствуя ни малейшей неловкости, – почему бы и не гульнуть, если банкет оплачен? – он лихо перебирал гитарные струны, проникновенно исполняя по единодушному заказу публики:
– Какое небо голубое!
Мы не сторонники разбоя.
На дурака не нужен нож,
ему с три короба наврешь —
и делай с ним, что хошь...
А в подтанцовке у него выступала небезызвестная белокурая красавица по имени Олеся вившаяся вокруг мелким бесом, мастерски отмахивавшая недурственный чарльстон, в коротеньком белом платье и доподлинном соломенном канотье (очень может быть, специально разысканном в Европе и спецсамолетом оттуда же доставленном, с них станется). Выплясывая вокруг, она смотрела в глаза Мазуру лукаво, игриво, весело, увлеченно – чистой воды лиса Алиса. Находя несомненное удовольствие в происходящем, она, потупив глаза, подпевала ангельским голосочком:
– Какое небо голубое...
Мы не сторонники разбоя!
На дурака не нужен нож —
ему покажешь медный грош
и делай с ним, что хошь...
Ах, как восторженно принимали их шлягер подвыпившие дамы и нажратые господа, как били в ладоши и орали! Мазур даже задумался – не есть ли это неофициальный гимн крупного российского бизнеса, очень уж удачно ложится на все происшедшее, настоящее и будущее...
Он в р е з а л со всего маху финальный аккорд, замер, широко разведя руки, поклонился под гром аплодисментов и спрыгнул со сцены, подал руку Олесе, провел ее к столику. На эстраду уже карабкался не кто иной, как Вадик из Ниццы со своим неразлучным баяном, жизнерадостно вопя:
– Щас спою!
Кое-где в зале маячили черные лица – надо полагать, особо доверенные и допущенные к околице сладкого пирога господа министры и прочая шушера. Насколько Мазур разглядел, они изо всех сил старались соответствовать разудалому русскому веселью, старательно орали и хлопали в ладоши – но, по рожам видно, предпочли бы что-нибудь другое, более привычное. Тем более что языком х о з я е в не владели и не могли оценить в должной мере ни песни, ни реплики – никто не брал на себя труд им что-то переводить, справедливо полагая, что и так обойдутся.
– Ну, как настроение, герой дня? – спросила Олеся, лукаво глядя поверх бокала с умопомрачительно дорогим шампанским. – Ты и в самом деле отлично поработал, есть за что уважать...
– Говорил же – старые кадры работать умеют, – сказал Мазур.
– Какие эмоции по поводу ордена?
– Никаких, откровенно говоря, – хмыкнул Мазур. – У меня их столько, что вешать некуда. А толку...
Олеся прищурилась:
– До меня донеслось, он тебе еще и денег дал...
– Было такое дело, – сказал Мазур. – Вот это я воспринимаю с чувством глубокого удовлетворения. Слишком долго от меня отделывались просто красивыми бляхами – на лентах, на винтах, на булавках. А вот поди ж ты, нашелся толковый африканский человек, который понял, что соловья баснями не кормят...
– Приятно иметь с ним дело, верно? – спросила Олеся с загадочной улыбкой лисы Алисы.
– Откровенно говоря, приятно.
Она понизила голос:
– А что скажешь, если я тебе по секрету признаюсь, что сегодняшний твой маленький бизнес с Кавулу – только начало?
– А что тут скажешь? – пожал плечами Мазур. – С превеликим удовольствием. В разумных пределах, конечно, то бишь – в силу моих скромных способностей и возможностей...
Она решительно поднялась:
– Пошли. Здесь не стоит...
Мазур охотно встал и двинулся за ней. Никто их ухода не заметил – всем было наплевать, вечеринка раскрутилась, как вырвавшаяся из часов пружина; на эстраде Вадик, терзая баян, задушевно орал про Мурку в кожаной тужурке, а за столиком, мимо которого Мазур проходил, чернокожего министра учили пить стаканом «Северное сияние» – что он и проделывал, выпучив глаза от несказанной новизны ощущений.
Пройдя по коридору, Олеся распахнула дверь справа. За ней обнаружился небольшой отдельный кабинет, подготовленный для романтического свидания: столик накрыт на двоих, кроме стульев присутствует еще и обширная тахта, годившаяся для любых раскованных экспериментов. С этой картиной не сочетался разве что человек в безукоризненном костюме, при полосатом галстуке, с одухотворенным видом творческого человека медленно водивший у стены каким-то хитрым прибором. От прибора шли черные проводки, прикрепленные к наушникам на голове одухотворенного.
Олеся показала Мазуру на стул, он присел и стал смотреть, как священнодействует незнакомец. Тот, повозившись еще немного, кивнул Олесе, сложил аппаратуру в черный кейс и бесшумно улетучился.
– Итак? – спросил Мазур.
– Горишь нетерпением?
– Скорее уж алчностью. Чует мое сердце, что без денег не обойдется.
– Совершенно верно, – сказала Олеся, понизив голос. – Вот теперь-то и обрушатся г л а в н ы е деньги, которые тебе обещали.
– Миллион баксов?
– И даже немножко больше, – серьезно сказала Олеся. – Сегодня мы с президентом уточнили детали, то бишь проценты. Твоя доля – четыре процента.
– От чего? – тут же уточнил Мазур. – Извини уж, но я, с вами общаясь, попривык конкретно вопросы ставить...
– Четыре процента в данном случае представляют собой один мешочек из двадцати пяти. Они, в общем, примерно одинаковы по весу, потом можешь сам выбрать себе любой. Президент не будет против.
– А в мешочках что?
– Алмазы, необработанные.
Мазур моментально вспомнил Анку, то, что она говорила об алмазах – значит, девчонка и в самом деле раньше него наткнулась на г л а в н ы й секрет...
– В чем дело? – спросила Олеся быстро. – У тебя лицо вдруг стало чертовски озабоченное.
– Исключительно оттого, что я давно живу на этом свете и кое-что повидал, – сказал Мазур. – Никто не станет отдавать такой процент, да еще в виде мешочка с алмазами, за н е с л о ж н у ю услугу. Коли уж человек столько платит, и работа предстоит нешуточная.
– Не буду скрывать, именно так и обстоит...
– Мне что, надо их откуда-то украсть? – спросил Мазур. – Из особо охраняемого сейфа?
– Ну, к чему такая уголовщина? Если помнишь, в Ньянгатале есть богатые алмазные копи. Где долю имеем и мы, и президент. К р а с т ь ничего не надо...
– Ничего не понимаю.
– Не удивительно, – улыбнулась Олеся совершенно безмятежно. – Комбинация не нами придумана, но использовалась все же редко... Президент тебе говорил о том, что ситуация в стране его чертовски напрягает? Четверть века никакого порядка, как ни бейся, по джунглям по-прежнему будут носиться партизаны в огромном количестве, а честолюбивые генералы и даже полковники – присматриваться к главному креслу страны...
– Был такой разговор, – осторожно сказал Мазур.
– Ну вот... Кавулу – умнейший мужик. Он давным-давно все взвесил, трезво оценил свои силы, возможности, шансы... и понял, что быть президентом в этой стране – вещь неблагодарная. Чересчур уж велик риск гибели в результате покушения, риск переворота, что опять-таки чревато... Он, между прочим, математик по образованию, умеет холодно оперировать понятиями вроде теории вероятности или теории игр... Одним словом, он решил бросить все к чертовой матери, подать в отставку и слинять в Европу.