— И те, кто шпионил за чакрой, — напомнил Мазур.
— О, за них не беспокойтесь. Те двое — мои племянники, сыновья сестры, это совсем другое дело… Итак?
— А если я все же откажусь?
— Джон, у меня нет времени вести с вами долгие душеспасительные беседы, — сказал Агирре. — У нас с вами не так уж много времени. Нам следует до предела сократить этот интервал. И вы, и я не можем очень уж надолго выпадать из поля зрения наших шефов — ведь очень скоро нам обоим придется писать пространные доклады и готовиться к долгим объяснениям: почему я упустил Рамона, а вы провалили дело… Чем быстрее мы договоримся, тем лучше.
— Ну, а все же?
Агирре сказал четко, раздельно, почти бесстрастно:
— У меня не будет в жизни второго такого случая, понимаете вы это? А потому я не могу себе позволить сантименты и гуманизм. У вас нет выбора, Джонни… дорогой мой Хуанито, если по-нашему… Никто не знает, что вы у меня, вас никто не прикрывает. Я непременно добьюсь от вас ответа, вы обязательно расскажете, где микросхемы. Быть может, это и покоробит вашу цивилизованную американскую душу, но в старые времена люди вроде меня приобрели огромный опыт в поисках ответов на вопросы… Мы умеем добиваться правды. Очень быстро вы все выложите… вот только равноправным партнером уже не будете. Вообще не будете никем и ничем — потому что в таком виде вас категорически нельзя будет предъявлять кому бы то ни было. Получится, что на чакре погибли все. Если поджечь ее и дать бренным останкам достаточно долго пробыть в пламени, даже ваши эксперты не догадаются, что с вами перед смертью проделывали массу неаппетитных вещей. Главное — не ломать кости и оставить вам все зубы… Если уж быть откровенным до конца, признаюсь, что я заранее постарался вас обложить. Разумеется, бесполезно было бы сообщать патрульным вашу фамилию — у вас, разумеется, полно в карманах документов на совершенно другие фамилии, это опять-таки аксиома… Однако приметы и номер вашего джипа я, уж простите, внес в список машин, которые следует немедленно задерживать вместе со всеми, кто в них находится. Мало ли что придет вам в голову… В случае чего уносить ноги вам придется пешком. Конечно, если мы с вами договоримся, эта вынужденная мера будет аннулирована… — капитан мечтательно улыбнулся: — А знаете, вас вовсе не обязательно пытать. В случае чего вас можно попросту замазать. Ведь это именно вы как раз и могли торгануть микросхемами и подстроить убийство товарищей. Мы здесь, знаете ли, когда-то умели неплохо рисовать такие дела… В глазах ваших шефов вы останетесь не героем или исправным служакой, а подлым двурушником. Честное слово, это нетрудно устроить. У меня появится дополнительный шанс остаться незамеченным. Стоит постараться, вам не кажется? — он продолжал мягко, убедительно: — Мне бы очень не хотелось такого финала, Джонни. Конечно, в первую очередь оттого, что я рискую. Но, если не будет другого выхода, ради таких денег придется и пойти ва-банк… Выбирайте сами. Либо вы полноправный партнер с половиной прибыли, либо…
«Поводить его, что ли? — подумал Мазур. — Как карася на крючке? Долго и занудно обговаривать условия, детали… А смысл? Он прав — нельзя затягивать… Что, если американскую группу кто-то все же подстраховывал — и сейчас бьет тревогу?»
— Итак? — нетерпеливо спросил капитан. — Довольно болтовни, Джонни. — Вы считаете нас, латино, болтунами и занудами — но сейчас как раз вы предаетесь праздному словоблудию… Итак?
— Я согласен, — сказал Мазур. — Триста тысяч — приличная сумма. Точнее говоря, я был бы согласен, но обстоятельства…
— Да о чем вы?
— Вы и в самом деле неплохой профессионал, капитан, — сказал Мазур великодушно. — Но от промахов никто не застрахован… а собственно, это даже не промах. Это недооценка партнера. Вы не меня недооценили — вы, простите, как сущий провинциал, недооценили контору под названием ЦРУ…
— Что вы хотите сказать? — быстро спросил напрягшийся капитан.
С обаятельнейшей улыбкой Мазур сказал, готовый к молниеносным действиям:
— Это вы полагали, будто этот парень с пушкой у меня за спиной не понимает ни слова по-английски и получает жалованье только у вас… Но кто сказал, что именно так и обстоит? — и он, непринужденно повернувшись вполоборота к безмолвным церберам, держа в поле зрения всю троицу, сказал громко, спокойно, даже чуточку равнодушно: — Кончаем комедию. Пора надевать наручники этому хренову коммерсанту…
Он прекрасно понимал, что нервы у капитана сейчас напряжены до предела, есть от чего. И всякая искорка подозрения вмиг разгорится лесным пожаром…
Ну, а для надежности незаметно для капитана продвинул правую руку под пиджак, словно тянулся к пистолету. Как и следовало ожидать, шпик взял его на прицел — но получалось, что и капитана тоже, они с Мазуром находились на одной прямой, и поди тут разбери…
Капитан взмыл с резвостью, какой и Мазур от него не ожидал, выхватив пистолет с похвальной быстротой, прицелился в своего же шпика. Сейчас он не думал, не взвешивал, не просчитывал вариант — судя по исказившейся, враз постаревшей еще больше усатой роже, капитаном овладел примитивнейший животный страх. Он слишком долго никому не верил, чтобы сохранять сейчас хладнокровие…
Шпик с пистолетом шарахнулся, как любой на его месте, выставив свободную руку, подняв ладонь, что-то испуганно заорал своему любимому начальнику (к которому, в свою очередь, вряд ли относился с детским доверием). Второй так и стоял, удивленно хлопая глазами, ничегошеньки не понимая…
На какие-то мгновенья в стане противника возникла полнейшая неразбериха…
И Мазур ее использовал в полной мере. Он опрокинулся назад вместе со стулом — прием, которого от человека обычно не ждут и потому не успевают. Они и не успели. А Мазур, перекатившись по полу, уже вскидывал руку с кольтом, немолодая, но ухоженная машинка хлопнула дважды — а потом третья пуля достала в затылок последнего оставшегося в строю неприятеля, успевшего развернуться к двери, но так и не переступившего порог…
Мазур напряженно ждал, прижавшись к стене возле двери. Если на улице все же остались капитановы орелики, они непременно кинутся внутрь, или как-то иначе обозначат свое присутствие.
Нет, тишина. Улочка окраинная, а пистолетные выстрелы — не столь уж громоподобные звуки, в особенности если прозвучали внутри дома, лет сто назад построенного из добротного кирпича согласно тогдашним стандартам, то есть с толстенными стенами и солидными дверями из натурального дерева…
Перебрался к окну. Немощеная улочка, залитая сиянием солнца была пустой и тихой. Кажется, обошлось…
«Кто тебя, дурака старого, просил лезть под руку? — сердито воскликнул он про себя. — Разбогатеть захотелось…»
Пока он настороженно прислушивался и присматривался к внешнему миру, голова оставалась свободной, и Мазур успел подумать, что индивидуумы, столь скоропостижно расставшиеся с жизнью во время двух молниеносных заварушек, ежели рассуждать философически, пали жертвой классических пороков. Тех самых смертных грехов, от которых Библия предостерегает паству. В самом деле, капитан Агирре поддался алчности, решил на старости лет сорвать куш. Команданте Рамон пал жертвой столь же примитивной гордыни — кто его, декадента, просил брать на себя нападение на базу? Незаработанной славы захотелось. Жил бы скромнее, был бы жив… Наконец, Ангелочек и ее напарник пострадали из-за чрезмерной своей хитрожопости. Вместо того, чтобы самим подставлять лоб под пули, как приличным агентам и положено, решили подставить живца — что их все равно не спасло от доброй порции свинца в медно-никелевой оболочке.
Самое время немелодично спеть модный телешлягер: уно, уно, уно момента, и сакраменто… В общем, все умерли. В том числе и ни в чем неповинные шестерки, слепо доверявшие своим патронам — как эти двое, в комнате. А капитан Мазур остался живехонек не только потому, что добросовестно научен был всегда и везде оставаться в живых, но и оттого, что впутывался во все это не по собственной инициативе, а исполняя приказ. Вывод? А он простой: не стоит излишне умничать, неутоленным честолюбием маяться, о больших деньгах грезить. Приказ нужно выполнять — скрупулезно и старательно. Такая вот философия…
Окончательно убедившись, что снаружи никто не вломится, горя желанием отомстить за безвременную кончину хитреца капитана, Мазур принялся старательно обыскивать комнаты Дика и Энджел. Увы, добыча оказалась мизерной. Подобно ему самому, недоверчивые янки таскали денежки с собой, он отыскал лишь пару долларовых бумажек и три здешних сотенных кредитки — на что мог бы приобрести лишь парочку бутербродов и бутылку кока-колы. Однако выбрасывать даже такие гроши при полном отсутствии денег было бы непозволительным пижонством, и Мазур сунул их в карман.
Все остальное, что удалось обнаружить, решительно не подходило под категорию «добычи» — парочка авторучек, несколько журналов, сумки с одеждой. Дамские вещички Мазуру решительно ни к чему, а Дик был гораздо щуплее, и его шмотки лопнули бы на Мазуре по швам…
И лишь под занавес он обнаружил крайне полезную вещь — изданный в Штатах, на английском, естественно, толстенный туристический справочник — в мягкой обложке, с цветными фотографиями, на хорошей бумаге.
Вот это было как нельзя более кстати. Потому что, бегло полистав книжку, Мазур обнаружил массу полезной информации — в том числе касавшейся и здешнего города. Кварталы, куда ярко выраженному гринго забредать ни в коем случае не следует, чтобы не лишиться бумажника, или зубов, или всего вместе. Магазины дорогие и дешевые, оптимальные цены и чаевые, общение с полицейскими и простыми обывателями, официантами, продавцами и проститутками, вокзалы и такси…
Довольно быстро он узнал, что здесь, вот радость, есть автовокзал, откуда как роскошными автобусами, так и транспортом попроще можно отправиться в путешествие хоть по всей стране, если возникнет такая надобность. У Мазура такая надобность как раз и возникла. Вот только деньги…