— Чисто теоретически. Потому и хотела подыскать надежного человека…
— Я надежный, право слово, — сказал Мазур. — Но только в том случае, если мне заранее расскажут честно и подробно, в чем дело, в чем загвоздка, в чем опасности…
— Боитесь упустить свою выгоду?
— Боюсь новых дырок в шкуре. Иные из них не лечатся… впрочем «выгода» — тоже неплохое слово…
Кристина повернулась и открыто посмотрела ему в лицо:
— Ну, так чего же вы хотите? Меня? Хорошо, я не девственница. Мы переберемся на заднее сиденье, я разденусь, и вы будете со мной делать, что хотите… но, предупреждаю: мне будет противно. Вот так. Я закрою глаза, стисну зубы и буду лежать как колода.
— А притвориться страстной ради дела? — спросил Мазур, у которого осталось стойкое впечатление, что не только он изучает, но и его подвергают прокачке.
— Не смогу. Не получится.
— Жаль… В таком случае — сорок процентов.
— От чего? — прищурилась Кристина.
— То есть как? — пожал плечами Мазур. — От всего.
— А вы не лопнете?
— Постараюсь уцелеть… Ну ладно, двадцать пять.
— А вы их заслужили?
— Заслужу. Изо всех сил.
— По-моему, вы опять ломаете комедию… кстати, как вас…
— Джонни.
— По последнему паспорту?
— По святому крещению.
— Да-а?
— Точно, — сказал Мазур веско.
На какое-то время воцарилась тишина. Порой мимо них в ту и в другую сторону пролетали машины со всей здешней лихостью.
— Ну, и что нового вы во мне на сей раз высмотрели? — спросила, наконец, Кристина так, словно искала единственно верный тон.
— Я понял, к какому типу женской красоты вы относитесь.
— Да-а? И к какому же?
— К типу женщин с картин Боттичелли, — сказал Мазур.
И, между прочим, не лукавил душой. Именно такое впечатление у него и создалось. Было в ней что-то от женщин Боттичелли — говоря возвышенно, тот самый налет светлой печали во взоре и всем облике, который Мазур всегда усматривал и в Венере, и в Юдифи, да и в других «Нельзя так открываться, — подумал он. — Это уже не маскас ней говорит, это ты собственными эмоциями и мыслями делишься, а этого категорически нельзя. Мало тебе было Ангелочка и Бриджит? Мало тебе Мэй Лань?»
— Вы продолжаете меня изумлять, Джонни, — сказала Кристина светским тоном. — Кто бы мог подумать, что простой моряк знает о Боттичелли…
— Дорогая сеньорита Кристина, — сказал он злорадно. — Вы, простите, не учитываете специфики моряцкого ремесла и нашей психологии. У моряков в каютах, знаете ли, всегда пришпилены к переборке, гм… не обремененные одеждой дамочки. И это вовсе не обязательно красотки из «Плейбоя». Есть масса репродукций великих картин, которые любой моряк рассматривает с утилитарной точки зрения… Вот и вся разгадка.
— А может, вы себя умышлено огрубляете?
— Вот уж нет, — сказал Мазур. — Честное слово, я простой моряк. Родился в Австралии, служил в армии, потом нанялся на корабль и с тех пор болтаюсь по белу свету… И такая жизнь меня вполне устраивает.
— Что-то вроде хиппи?
— Ничего подобного, — твердо сказал Мазур. — Хиппи — совсем другое. Грязные и ленивые, никчемные бездельники, не способные ни гвоздь вбить, ни починить карбюратор в машине. Я же, не сочтите за похвальбу, многое умею делать. Просто мне нравится именно такая жизнь. Но это ведь отнюдь не значит, что я — тупой и ограниченный?
— Я, кажется, поняла…
— Что именно?
— Штампы, — сказала Кристина. — Устоявшиеся штампы. Вы, когда услышали обо мне, сразу вспомнили один устоявшийся штамп, а я — другой. Отсюда и все недоразумения… Что вы ухмыляетесь?
— Ну, это все же лучше, чем «скотина», — сказал Мазур.
— Значит, мы как-то начали понимать друг друга? И вы не будете больше выдвигать идиотские условия?
— А если все же буду? — сказал Мазур тихо и серьезно, без тени шутливости. — В исследовательских целях, а? Вы ведь ученый, хоть и молодой… Хорошо представляете, что такое исследования. Простите, вы не шутили насчет заднего сиденья. Ох, не шутили… Вы испытывали меня, изучали характер, прикидывали, что я за человек и чего от меня ждать… но вы, пожалуй, все же согласились бы уступить моим грязным домогательствам, а? Отсюда вытекает закономерный вопрос: в какую же это историю вляпалась милая девушка из хорошей семьи, получившая прекрасное воспитание и образование в Штатах? Если она готова стянуть джинсы и дать случайному охраннику на заднем сиденье, прямо на обочине… Готовы, готовы, не задирайте так носик…
Она ответила откровенным взглядом, в котором причудливо смешались и отчаяние, и неуемная гордыня:
— А вы что, все же готовы воспользоваться тем, что девушке некуда податься?
— Говоря откровенно, я бы взял деньгами, — сказал Мазур. — Неужели вы не видите, что пальцы у меня скрючены алчностью, а глаза сверкают в приступе золотой лихорадки? — он мечтательно произнес: — Я не владею испанским, но знаю уже, как на этом языке звучит «золотая лихорадка»: фебре де оро… Как красиво, певуче и музыкально — фебре де оро… Что в сравнении с этим девушка на заднем сиденье, которая к тому же закрыла глаза от омерзения, стиснула зубы и лежит, как колода… Пусть даже она похожа на женщин с полотен Боттичелли… Алчность мною владеет, милая Кристина…
Ее лицо, как Мазур удовлетворенно отметил, было по-настоящему растерянным:
— Я решительно не могу вас понять… Ясно, что вы со мной играете, как кошка с мышкой, но понять вас не могу…
«Вот и прекрасно, милая, — мысленно воскликнул Мазур, испустив что-то вроде злодейского хохота, опять же мысленно. — Прекрасно просто. Значит, цель достигнута, и заморочил я тебе мозги настолько, что ты еще до-олгонько меня не прокачаешь…»
— И вас это злит? То, что вы не можете понять какого-то плебея?
— К чему эти термины? — отмахнулась она. — Мы живем в двадцатом веке… Но вы меня и в самом деле злите. А вас не злят люди, которых вам никак не удается понять?
— Злят, — сказал Мазур. — Еще как. Вот к этому я и возвращаюсь — к констатации того факта, что мы — в одинаковом положении. Вы не понимаете меня, а я ничего не знаю о вас.
— Поедемте. Нам нужно добраться домой до темноты…
— Как прикажете, — сказал Мазур, включая мотор. — А что, в темноте нам что-то угрожает?
— Не знаю.
— Вот это уже интереснее. Вместо категорического «нет» — «не знаю». Это существенная обмолвка…
— Да перестаньте вы цепляться к словам!
— Не перестану, — сказал Мазур. — Я нисколечко не шутил, когда говорил, что терпеть не могу неизвестности в серьезных делах. Знаете, почему? Потому что это чревато всякими неприятностями, вплоть до старушки в белом балахоне и с косой. Да, я кое-чем обязан милейшей Розе. Да, я бродяга, вольный стрелок… но, бога ради, не путайте это с глупой романтикой, то есть восторженной дуростью.
— Вы настолько жесткий прагматик?
— Да господи, я просто осторожен, — сказал Мазур.
Он бросил беглый взгляд в зеркальце заднего вида, потом внимательно присмотрелся к обогнавшей их машине. И укрепился в своих подозрениях. Когда машина скрылась за поворотом, продолжал:
— Это настолько ясно, что я не думал, будто придется кому-то растолковывать, как младенцу… Вы ввязались во что-то рискованное, и, по некоторым обмолвкам, способное принести выгоду… лично вам. Ладно, я не сгораю от золотой лихорадки. Но и не бросаюсь очертя голову навстречу неизвестности. Получать пулю всегда неприятно, но хуже всего — словить ее зря. Мы с вами не в фильме — в реальности…
Кристина, виляя взглядом, ответила:
— Но я еще сама не знаю, будет ли это опасно…
— Знаете, — сказал Мазур уверенно. — Или, по крайней мере, всерьез подозреваете, что немногим отличается. Самое смешное, что я, пожалуй, могу заранее предсказать, с чем мне предстоит столкнуться. Понимаете, набор вариантов невелик. Это, безусловно, не какой-то рутинный бизнес. Тогда? Земельная спекуляция, наркотики, клад… Что там у нас еще? Ах да, море… Значит, отметаем какие-то темные делишки с землей, на которую претендуют несколько человек… Золотой галеон, а? Или партия кокаина в непромокаемой упаковке, ценой в миллион баков, которую какой-нибудь Кривоногий Джаспер, спасаясь от агентов по борьбе с наркотиками, выбросил за борт у безымянного островка, а потом признался вам на смертном одре, когда вы филантропии ради ухаживали за бесплатными больными… А?
— Это не наркотики…
— Что, все-таки золотой галеон?
— Как сказать… Нечто вроде.
— Уже теплее! — удовлетворенно сказал Мазур. — Значит, все-таки клад… Не буду врать, будто я моментально проникся энтузиазмом. Скорее, наоборот, ох, наоборот… Знаете, мне приходилось в жизни искать клады. Это не такое простое и приятное занятие, как может показаться. Во-первых, у клада есть пакостная привычка не оказываться на месте. Во-вторых, вокруг клада, неважно, существует он в реальности или вам просто толкнул «абсолютно верную карту» очередной аферист, порой толчется куча глупцов, склонных палить в конкурентов…
— А вы находили клад? — спросила Кристина с живейшим любопытством.
«Что, точно? — мысленно спросил себя Мазур. — Эвон как подскочила, словно ее шилом в попку ужалило…»
— Увы, увы, — сказал он печально. — Искать-то искал, но не нашел.
Не рассказывать же ей, как обстояло в действительности девять лет назад у далеких Ахатинских островов? Хотя история, безусловно, поучительная: сколько народу отдали богу душу ради этого чертова золота, реального, весомого, осязаемого…
— Расскажете? — она прямо таки пылала энтузиазмом, так что подозрения Мазура крепли.
— Как-нибудь потом, — сказал он, подобравшись и щупая взглядом окрестности по обе стороны дороги. — Сейчас лучше помолчите и не мешайте…
— А в чем…
— Тихо! — цыкнул Мазур, искренне надеясь, что мания преследования на сей раз выдала сигнал ложной тревоги, потому что…
Он резко бросил машину к обочине, с бетонной полосы и она вылетела на сухую рыжеватую землю, остановилась, взметая невесомую пыль…