Мазур разглядывал его открыто, с благодушной улыбкой неотесанного провинциала. Крепко сложенный брюнет примерно того же возраста, что и Мазур, невозмутимый, как удав...
Вот только зачем респектабельному бизнесмену, отправившемуся на морскую прогулку с кинозвездой, прихватывать с собой пушку? Мирный обыватель этого не заметил бы, но Мазур моментально засек надежно укрытую под белоснежной рубашкой навыпуск кобуру скрытого ношения, где угнездилась пушечка отнюдь не дамского калибра. Трудно делать выводы с ходу, даже у «морского дьявола» взгляд не рентгеновский, но, судя по некоторым наблюдениям, речь идет скорее о револьвере, чем о пистолете, что-то типа «кольта-спешиал» или «лламы». Интересно. Может, он нервный, мнительный, пиратов боится? Нет, чересчур уж невозмутимая рожа для нервного и мнительного...
Жаль, что Мазур не специализировался на испанском. Иначе можно было бы завязать разговор и, послушав, в два счета определить, откуда красавец родом – Эквадор, Аргентина, Парагвай... Что из Южной Америки – это точно.
– Вы тоже собираетесь ловить привидений, сеньор Флорес? – светским тоном поинтересовался Мазур.
– Вот уж чем бы я стал заниматься в последнюю очередь...
– Жаль, – сказал Мазур. – Под руководством столь очаровательного фельдмаршала, как мисс Стентон, я бы призраков ловил хоть целый год...
– Ваше дело, – едва шевеля губами, сказал Флорес.
«Эге, – подумал Мазур, перехватив его взгляд. – Призраки тебя, красавчик, конечно же, не интересуют вовсе, интерес у тебя в другом, дураку ясно – как бы половчее снять белые шортики с мисс Стентон... Ну, что поделать, желание вполне понятное и естественное... но зачем тебе все же пушечка даже здесь?»
Зато помянутая мисс Стентон оживилась:
– Джонни, а если я вас поймаю на слове? Касаемо призраков? Вы, кстати, не забыли, что приглашены на новоселье?
– Еще бы я забыл, – сказал Мазур. – Но, по-моему, речь не шла о сроках...
– Сегодня вечером.
– Фрак? Смокинг?
– Да ну, ерунда какая! – протянула она с этим своим очаровательным южным акцентом. – Приходите запросто.
Чем дольше Мазур к ней присматривался и приглядывался, тем сильнее убеждался, что девочка определенно, как говорится, из простых. Институтов не кончала, а по происхождению, точно, не из джентльменов-плантаторов, южных аристократов. Очень уж примечательное сочетание простоватости и цепкости – с самого низа карабкается, жемчужными зубками выгрызает просперити и паблисити... Ну что ж, ничего в этом нет плохого, наоборот.
– Непременно приду, – сказал он, притворяясь, будто не замечает неприязненного взгляда сеньора Флореса. – Жаль только, что до этого времени мне не удастся отыскать галеон, иначе с шиком и звоном высыпал бы к вашим ногам целую бочку пиастров и прочих реалов. Представляете, как это было бы красиво? Яркий свет, общество во фраках и вечерних платьях – и к вашим ногам рекой течет золото, а вы стоите, гордая и загадочная, как королева...
Ей это понравилось, глаза стали мечтательно-глупые. Зато сеньор Флорес, вне всякого сомнения, с превеликой охотой заехал бы Мазуру в челюсть за подобные дерзкие фантазии, выпади удобный случай...
– И не жалко было бы золота? – с желчной улыбкой спросил означенный сеньор.
– О чем вы говорите? – лихо пожал плечами Мазур. – Это у вас, бизнесменов, все построено на расчете и рассудке, а? Мы, кладоискатели, признаюсь по секрету, натуры, наоборот, романтические. Ну, сами понимаете: флибустьерские традиции... – он залихватски повел рукой. – Плащи в грязь, если вы понимаете, о чем я, золото у ног красавиц... Звон клинков, опасность...
– Так можно и шею свернуть, – сказал Флорес.
– Да ну, глупости! – сказал Мазур. – Мы, романтики, тоже умеем сворачивать шеи, и качественно...
Они обменялись откровенными взглядами, уже прекрасно понимая друг друга – словно две шпаги звонко скрестились, аж искры брызнули. В следующий миг Мазур констатировал, что красавица Ким отлично все просекла, моментально уразумела, что за безмолвный такой поединок происходит между ее гостями. И ничуть этим не обеспокоилась: судя по реакции, она была из тех девочек, которые обожают, когда мужики из-за них начищают друг другу физиономии.
Сеньор Флорес, лениво растягивая слова, сказал:
– Искать затонувшие корабли – это, должно быть, чертовски романтично... Но непохоже, чтобы это увлекательное занятие приносило хорошую прибыль.
Мазур не хотел особенно обострять ситуацию – но, в конце концов, обязан был помнить о психологическом рисунке принятой на себя роли. Тот, кого он изображал, вряд ли стал бы стоять на задних лапках перед надутым дельцом в рубашечке из лучшего магазина – вот он, зеленый крокодильчик «Лакоета» на кармашке – и покорно сносить пренебрежительный тон...
– Ну и что? – пожал он плечами, задорно, с вызовом усмехаясь. – Важен сам процесс. Или ты останешься по уши в дерьме, или поднимаешь бочку с золотом. Вот уж чего бы я не смог, так это корпеть в офисе, складывая грошик к грошику – и сегодня, и завтра, и всю жизнь... Удавиться лучше, чем заниматься столь ублюдочным занятием...
Аугусто прямо-таки сверкнул на него глазами – и гордо промолчал, хотя внутренне, несомненно, кипел.
«А ведь это неправильно, – подумал Мазур. – Психологически неверно – именно такая реакция. Преуспевающий бизнесмен не стал бы так закипать, наоборот, смотрел бы на авантюриста с пустым карманом снисходительно, свысока, благодушно ухмыляясь... Или этот тип – бизнесмен с нетипичными реакциями, или... Или он тоже в личине, а потому вынужден продолжать роль, которая ему совсем не нравится. На этом острове столько людей, которые на деле совсем не те, кем кажутся...»
Показался Билли Бат с ворохом сухой одежды, и Мазур отошел переодеться, укрывшись за парусом. Когда он натягивал штаны, рядом объявился старый капитан. Постоял рядом, задумчиво теребя седые жидкие усы, тихонько сказал:
– Слушай, парень... Если ты какой-нибудь такой... путаный... отстань от девчонки по-хорошему, усек? Не хотелось бы мне, чтобы она влипла во что-нибудь этакое... А стреляю я хорошо.
– Так... – сказал Мазур. – Будем прикидывать. На воздыхателя вы не похожи, чересчур стары. Преданный дворецкий, а?
– Не свисти, – сказал капитан невозмутимо. – Мы с ее отцом были хорошими друзьями. И я ее знаю с вот таких лет, – он показал ладонью, отмерив от палубы сантиметров тридцать. – Она хорошая девочка. Но за ней надо приглядывать.
– Понятно, – сказал Мазур. – А кем был ее папа?
– У него была примерно такая же посудина. Зарабатывал чем придется, – но честно.
– Понятно, – повторил Мазур. – Мне как-то сразу так и показалось, что она не в особняке миллионера росла...
– Она еще всем покажет, дай срок... Упрямая девочка и работящая.
– Верю, – сказал Мазур. – Капитан, простите?..
– Монро.
– Капитан Монро, – продолжил Мазур. – Вижу, вы – человек с немалым жизненным опытом. Как по-вашему, вон тот тип, – он мотнул головой в сторону кормы, – и в самом деле респектабельный бизнесмен?
– Плохо верится, – отрезал капитан Монро. – Темная лошадка... Хочешь сказать, ты гораздо приличнее?
– Кто его знает, – сказал Мазур, глядя простодушно. – По крайней мере, я никем таким не прикидываюсь, каков есть, таков есть, а это, согласитесь, плюс...
...Еще издали, когда «Русалка» подходила к пирсу, он узрел на палубе «Ла Тортуги» явные признаки делового оживления. Викинг возился у шумящего компрессора, заряжал баллоны, а на корме торчал Лаврик в обществе кого-то незнакомого, по виду – местного.
Усмехнувшись с нехорошим предвкушением, Мазур наскоро попрощался с Ким, спрыгнул на пирс, прошел несколько метров и, остановившись напротив «Черепахи», жизнерадостно рявкнул:
– Порядок на борту? Благодарю за службу!
Викинг выпрямился с ветошью в руке, таращась на него восхищенно – бравый подчиненный еще ничегошеньки не знал, но заранее предполагал, зная отца-командира, что тот посреди очередных передряг лицом в грязь не ударил, и где-то далеко отсюда, уж это непременно, дымятся головешки, уныло громоздятся развалины и повсюду поскуливают по углам чудом уцелевшие супостаты... Мазур почувствовал даже некоторый стыд оттого, что далекий Сан-Лабарро остался целехонек. «А ведь и точно, ни одного жмурика за собой не оставил! – подумал он озабоченно. – Старею, что ли?»
Лаврик, наоборот, смотрел так, словно они расстались пять минут назад у стойки «Флибустьерской гавани».
– Приехал наконец? – сказал он преспокойно. – Вот кстати, есть разговор...
Перепрыгнул на пирс и, сунул руки в карманы, насвистывая что-то из битлов, беззаботной походочкой направился в сторону города. Мазур догнал его в несколько прыжков, и они медленно пошли рядом.
– Жертвы? – спросил Лаврик деловитым, бухгалтерским тоном. – Разрушения? Количество ног, торчащих из кустов, на один погонный метр?
Мазур ответил ядовито:
– Ты, наверное, удивишься, но – ничего подобного. Я ушел культурно и тихо, удивительно даже...
– Откуда?
– Из Сан-Лабарро.
– Они тебя аж туда затащили?
– Ага. За ними была погоня... а потом тамошний босс хотел от меня избавиться.
– Но ты его, понятное дело, опередил... – кивнул Лаврик.
– Не в том смысле. Ни единого жмура.
– Ну? Стареете, сударь мой...
– Мне тоже так иногда кажется... – Мазур не выдержал, сбился с этого гладкого тона. – Слушай, черт тебя подери! Ты твердо обещал, что в том гадюшнике, у Натальи, я буду под надежным прикрытием. А кончилось все тем, что меня повязали, как пучок редиски, и уволокли черт-те куда, чтобы я им таскал наркотики со дна морского, как дрессированный баклан – рыбку...
Лаврик остановился, поддел носком ботинка пустую жестянку, задумчиво, одухотворенно улыбнулся.
– Друг мой, – сказал он проникновенно. – Ты великий супермен, кто бы сомневался. Ты, извини за выражение, ас. Я, честное слово, несказанно горжусь, что мне, лаптю, выпало в паре-тройке операций с тобой героически сражаться бок о бок... но, я тебя умоляю, позволь в делах шпионских оставаться спецом мне...