– Ну, э т а дама вряд ли способна отрезать голову кому бы то ни было, – сказал Михаил Петрович. – Она – прекрасный организатор в своей области и не более того. Думаю, вы подружитесь.
– Подождите, – сказал Мазур. – У меня нет загранпаспорта. Собственно говоря, у меня его никогда и не было, а если и случался, то – подложный, на чужое имя...
– Загранпаспорт у вас будет уже завтра к обеду, – обнадежил Михаил Петрович самым небрежным тоном. – Вам лишь придется сфотографироваться... но мы и это организуем. Что до чужих имен... оставим эти штучки для голливудских боевиков. Вы летите под своим собственным именем, нет нужды его скрывать, поскольку против страны пребывания вы ничего не замышляете.
– Откровенно говоря, чуточку боязно, – признался Мазур. – Черт его знает, в каких заграничных компьютерах может фигурировать моя настоящая фамилия...
– Успокойтесь, – сказал Михаил Петрович. – Вы туда летите не шпионить или закладывать бомбы. В тех местах, где вы будете обитать, собирается такое общество, что ни один полицейский или контрразведчик и на пушечный выстрел не подойдет. Могу вас заверить. Повторяю, вы имеете дело с очень серьезными людьми... – Он усмехнулся. – А таковые, да простят меня за кощунство основоположники, составляют, право слово, интернационал. Так что ни о чем не беспокойтесь. Вы, можно сказать, попадете в и н о е пространство, где ваши прежние критерии не работают. Серьезно вам говорю!
Глава девятаяПиранья и русалка
Хотя прошло уже часа полтора, Мазур временами ловил себя на том, что хочет оглянуться в поисках кинооператоров, микрофонов на длиннющих штангах, или как там они называются, и прочих атрибутов телесериала из светской жизни. Всякий раз смущенно иронизировал над собой: пора бы привыкнуть, судьба заносила и в более экзотические места...
Что поделать, такая уж была обстановочка: юг Франции, побережье Средиземного моря, Лазурный берег. Территория, в былые времена совершенно выпавшая из поля зрения тех, кто Мазура учил ремеслу: здесь, в общем, никаких а к ц и й никогда не планировалось, а потому и изучать эти благодатные места не пришлось. Иные американские военные базы он, пусть и чисто заочно, теоретически, изучил в свое время настолько хорошо, что чуть ли не с завязанными глазами прошел бы их вдоль и поперек, да не просто прошел, а заложил бы в нужном месте какой-нибудь сюрприз вроде малогабаритного ядерного заряда, чтобы не мелочиться и второй раз не приходить. А этот райский уголок, к счастью для себя, избегнул в свое время пристального внимания действующего из-под воды народа. Так что для Мазура в некотором смысле это была другая планета.
По природной скромности характера, присущей ему всю сознательную жизнь, он не стремился затесаться в гущу гостей, среди которых то и дело отмечал знакомые по телеэкрану и снимкам в бульварных газетах физиономии. Отыскал в уголочке столик на одного (их было несколько, явно предназначенных для мизантропов, но таковых, кроме Мазура, пока что не нашлось) и посиживал себе с бокалом. А поскольку и им никто не интересовался, сиделось хорошо. Разве что чуточку раздражал официант, бдевший неподалеку и кидавшийся менять пепельницу, едва в ней заводился окурок, – но поделать с ним ничего не удавалось, так уж его вышколили. Разумеется, это был абориген, то бишь лягушатник – в э т и х местах русские присутствовали исключительно в качестве хозяев жизни. С полчаса назад Мазур нечаянно подслушал обрывок разговора каких-то двух респектабельных соотечественников – их, оказывается, ужасно раздражало, что в этих местах еще осталась кое-где дюжина особнячков, принадлежащих «туземцам», и поделать с этим, увы, ничего нельзя...
В честь чего бал, он не знал, лень было спрашивать да и совершенно незачем. Бал так бал, черт с ним. Протекало все, в общем, без всяких экзотических прибамбасов и пресловутого купеческого разгула: просто-напросто в нескольких огромных залах, блиставших киношной роскошью, собралась пара сотен соотечественников обоего пола и безмятежно веселилась.
Если бы не устрашающее количество к а м у ш к о в на дамах да совершенно незнакомые по внешнему виду яства на иных столиках – сущая пьянка в советском кафе в честь квартальной премии, или как там это называлось у штатского народа... Мазур даже чувствовал легкое разочарование. Он и сам не понимал, что именно ожидал увидеть, – но наверняка нечто необычное, в стиле того самого и н о г о мира, о котором столько говорил дражайший Михаил Петрович, изо всех сил подчеркивавший это слово – иной мир, иной, иной...
А оказалось, ничего интересного. Пили, гомонили, рассказывали анекдоты, а порой и скандалили. И слова были самые обыкновенные, сто раз слышанные на более простонародных пьянках.
На эстраде старательно кривлялась троица эффектных девиц в скудных полосочках ткани, соединенных золотыми ниточками и пряжками с фальшивыми самоцветами, но их, разумеется, никто и не слушал, разве что некоторые личности мужского пола оглядывали с практическим интересом во взоре, не вызывавшим понимания у их спутниц.
– Скучаете?
Мазур как воспитанный человек, торопливо встал – поскольку за его мизантропическим столиком второго стула для дамы не имелось. Олеся проследила направление его взгляда и едва заметно улыбнулась:
– Или, наоборот, наслаждаетесь музыкой?
– Да просто сижу, – сказал Мазур. – Скучаю вообще-то...
– В таком случае позвольте очаровательной женщине развеять скуку.
– Многообещающе звучит, – сказал Мазур.
Она и глазом не моргнула:
– Я имею в виду, вы не против подняться наверх, в более тихий утолок и немного поработать?
– Да с полным удовольствием, – сказал Мазур.
– Я вас правда не отвлекаю?
– Ничуть, – сказал Мазур. – А это, собственно, кто? – кивнул он в сторону эстрады. – Где-то я их видел...
– Ну, это... – она сделала легкую гримаску, – их нынче столько, что и упомнить невозможно. «Белки», «Зайки», «Свиристелки»... Нечто в этом роде. Нет, нам во-он к той лестнице...
Мазур послушно двинулся за ней. Той самой крайне деловой дамой, что встретила его здесь и служила теперь связующим звеном между таинственными работодателями и знойной жаркой Африкой. Олеся. На «вы», но – Олеся и Кирилл, без отчеств, такую форму общения они очень быстро установили.
Насколько Мазур мог судить по первым впечатлениям, дама и в самом деле оказалась деловая – сгусток энергии, без тени лишней суеты, многословия, ненужных подробностей. А кроме того, по-настоящему красивая женщина: овальное личико итальянской мадонны с полотен старых итальянцев, длинные светлые волосы, глаза непонятного цвета, то серого, то синего.
Белый брючный костюм, простой до немыслимого изящества, скромненькое ожерелье. Чертовски приятная женщина – моментально сделал вывод адмирал Мазур, не раз влипавший в аморалку на всевозможных параллелях и меридианах. Годочков ей, правда, не менее сорока (над лицом потрудились высокооплачиваемые борцы со старением, но шея женщину всегда будет выдавать, и руки тоже). Но это, пожалуй, и не существенно, сам Мазур давненько уже не числился среди юнцов.
В общем, равнодушным он не остался – но пока что не было никаких признаков того, что отношения могут выйти за рамки деловых. Так уж она держалась – искренне вежливо, порой даже предупредительно, но Мазур не мог отделаться от ощущения, что вокруг нее постоянно присутствует то самое защитное поле из фантастических романов. И аллах с ней. В конце концов, она, если прикинуть, тоже числилась среди работодателей, всяк сверчок должен знать свой шесток, и не со всяким фейсом следует ломиться в калашный ряд...
– Кирилл...
– Да?
– Мне только сейчас пришло в голову... – Она смотрела без тени эмоций, с деловой отстраненностью. – Может, вам нужно что-нибудь вроде... – Она небрежно указала подбородком на прыгавших по эстраде девиц. – Их здесь столько... Не смущайтесь, все, как говорится, входит в стоимость номера. Или вам нужен кто-то персонально из этих соплюшек на сцене? Ничего сложного.
– Нет, спасибо, – сказал он торопливо.
– Я вас уверяю, это настолько не проблема... Их всех, собственно, за этим сюда и везли...
– Нет, спасибо, – повторил он резче. – Простите уж, но я мужик старого закала. Поздно привыкать к кое-каким новациям.
– Вы имеете в виду товарно-денежные отношения?
– Если хотите, – сказал Мазур. – Нет тут никакого облико морале, просто действительно непривычно. – Чувствуя, что со своей напыщенностью выглядит смешно, добавил шутливого тона: – Настоящий пещерный человек жарит только ту дичь, что сам добудет после недельной погони. Вот такой я старомодный болван.
Олеся глянула на него с непонятной улыбкой:
– Эта старомодность придает шарм, которого многим тут не хватает...
– Музейный нафталин это, а не шарм, – сказал Мазур.
– Ну, не надо так о себе... Вам это решительно не идет. Сюда.
Они поднялись по широкой лестнице, вошли в дверь с правой стороны, за которой оказалась лестница поуже и покруче, почти винтовая. Заканчивалась она крохотной площадкой, на ней нес дежурство трезвый элегантный молодой человек, в котором за версту угадывался х в а т. Увидев их, он молча посторонился. Распахнул узкую и высокую дверь.
За дверью оказалась комната, резко контрастировавшая с роскошью залов, – никакого украшательства, голые стены, единственное окно, выходящее в сад, несколько стульев, стол с компьютером.
Им навстречу поднялся человек в рубашке с закатанными рукавами и ослабленным узлом галстука, чрезвычайно похожий на университетского преподавателя, вообще творческого человека.
– Познакомьтесь, – сказала Олеся на безукоризненном английском. – Это Фред. Это Кирилл. Фред у нас занимается... поставим вопрос общо, одним из участков безопасности. Он вам покажет кое-какие материалы, а вы потом дадите свое заключение...
– Садитесь, – сказал Фред, включая компьютер. – Говорите по-английски?
– Говорю, – сказал Мазур. – Что тут у вас?