Глава седьмаяЗаголовок для детективного романа
Правду все же говорят, что утро вечера мудренее. Утреннее настроение Мазура никак нельзя было назвать не то что веселым, но даже безоблачным, однако кое-что серьезное с ним произошло. Тоска и боль хотя и остались, превратились в часть души, в кусочек сознания. Вчера они переполняли душу так, что ни для чего другого не оставалось места, а сегодня тоскливая боль, вот странно, вот чудно, стала привычной. С ней можно было жить дальше – и даже отвлекаться на окружающее и окружающих, не испытывая при этом стыда. Наверное, так чувствуют себя люди, потерявшие руку или ногу, когда рана окончательно заживет. Нет больше руки, но жизнь не кончается…
Вяло позавтракав в столовой, поскольку устав требовал от всех регулярного приема пищи, без коего солдат не солдат, Мазур пошел на палубу проветриться. С похмелья он не маялся нисколечко, он вообще особо этим не страдал.
Обретавшийся у борта полицейский, тот, что помоложе, сразу вызвал в офицерской душе Мазура жгучее желание часок погонять разгильдяя на строевых занятиях и отжиманиях. Обормот прислонил свою английскую автоматическую винтовку к перилам так, что она запросто могла вывалиться за борт при самой легонькой качке. Мазур сдержался, конечно, – в его задачу не входило воспитывать местных раздолбаев, к тому же даже и не солдат…
Он заинтересовался другим – загадочными манипуляциями парня в синем мундире с широкими красными погонами. Всецело поглощенный своим непонятным занятием, полисмен не видел вокруг никого и ничего. Слегка перегнувшись за перила, он доставал щепоткой из нагрудного кармана нечто напоминавшее короткие и кривые сушеные корешки, посыпал их коричневым порошком из обычного аптечного пузырька темного стекла, потом, покачав образовавшуюся смесь в горсти, развеивал ее за бортом, что-то старательно шепча. Закончив процедуру, повторял все снова и снова.
Мазур подошел, громко ступая, встал рядом и хмуро сказал:
– У вас, того и гляди, винтовка за борт булькнет.
– Да что вы, сэр, волнения никакого, корабль не качает… – мельком глянув на него, отозвался полисмен.
И преспокойно, без малейшего смущения или неловкости, развеял в воздухе очередную порцию загадочной смеси. Старательно шевеля губами, проводил взглядом достигшие воды корешочки, не спеша полез тремя пальцами в карман.
– Что это вы делаете? – спросил Мазур.
– Беду отгоняю, сэр. От нас от всех, от корабля…
– Это какую?
Темнокожий парень старательно проверил карман, но там почти ничего уже не осталось. Отправив за борт последнюю, скудную порцию, полисмен понизил голос:
– Сэр, там, в море, живет большой музунгу…
Он показал почти что в том направлении, где в двух кабельтовых[4] от судна работала на дне группа – причем на поверхности моря, конечно, ничто не выдавало их присутствия.
– Это еще кто? – без особого интереса спросил Мазур.
– Большой музунгу, сэр. Чудище. Если рассердится, может даже большой корабль, как этот, уволочь на дно. Руки у него длинные…
– Понятно, – пожал плечами Мазур. – Деды дедов и отцы отцов вам заповедали опасаться большого музунгу…
– Сэр, не стоит смеяться. Музунгу не делает разницы меж белыми и черными, смуглыми и бледными… Любого, кто его разгневает, он утащит на дно.
– Да кто он такой? – спросил Мазур. – Морской змей? Спрут?
– Большой музунгу – это большой музунгу, сэр. Он – чудище.
– Кто-нибудь его видел?
– Те, кто его видел, сэр, уже никому и никогда об этом не расскажут. Хорошо, что вы не ищете золото…
– Это почему? – насторожился Мазур.
– Старики говорят, там много золота, – он снова указал почти в ту самую точку, где трудилась группа. – С незапамятных времен. Пираты оставили. Только никто за ним не станет нырять, потому что большой музунгу рассердится. И заберет к себе.
«Видел я твоего музунгу, парень, – подумал Мазур тоскливо. – Только на вид он самый обыкновенный, как мы с тобой, в гидрокостюме и с дыхательным аппаратом, и готовили его не в мифологической стране Чамбу-Мамбу, а в Литтл-Крике, это если для Атлантического флота, или в Коронадо, штат Калифорния, – для Тихоокеанского. Один такой музунгу у нас под ногами, в холодильнике, только ты его не увидишь никогда и не узнаешь о нем вовсе…»
– Не верите, сэр?
– Да что-то не особенно…
– И зря, – убежденно сказал полисмен. – Большой музунгу не любит, когда в него не верят…
«И хрен с ним», – подумал Мазур. Он, как и многие моряки, давно знал, что в море встречается много загадочного, не вошедшего ни в какие энциклопедии и не признанного ученым миром. Вот только если и есть это загадочное, то – в пучине. На малых глубинах ни легендарные морские змеи, ни не менее легендарные Великие Кракены пока что не появлялись – по крайней мере, надежных свидетельств тому нет. Дохлых, бывало, на мелководье выбрасывало, но и с ними до сих пор не все ясно: то ли это были останки реального чудища, то ли разложение причудливо пошутило с трупом гигантской акулы…
Очень кстати поблизости загрохотала лебедка – с левого борта шустрые загорелые ученые, настоящие, старательно опускали очередной замысловатый агрегат, не подозревая, конечно, что вместе со своей штуковиной играли роль камуфляжа… При этаком шуме нормальным голосом говорить было бы трудно, и Мазур, сделав неопределенный жест, покинул знатока морских легенд. Побрел в сторону кормы, отметив, что на горизонте замаячила черная точка, заметно увеличивавшаяся.
– Кирилл!
Он обернулся. Самарин догонял его вприпрыжечку, приглаживая мокрые волосы, – значит, только что вернулся со дна.
– Интересные дела, – Лаврик говорил тихо, благо грохот лебедки уже стих. – Парни только что нашли корму. Метрах примерно в двухстах к норд-норд-осту от носовой части. У самых скал. Ничего пока не ясно, но есть версия, что фрегат на эти самые скалы и налетел. Там его и разломило, а носовая часть могла отдрейфовать чуть в сторону…
– Ну и?
– Так вот, какая-то стерва нас опередила. В одной из кают – явные и недвусмысленные следы вселенского шмона, проведенного, когда корабль уже покоился на дне. Сплошные обломки ящиков. Одно утешает: проделано это, судя по состоянию интерьера, довольно давно. Годы и годы назад. Аквалангистами, несомненно.
– Интересные дела, – сказал Мазур вяло. – Дракону доложили?
– С сей высокой миссией я сюда и прибыл. Дракон, конечно, рвет и мечет. Обидно ему, как любому на его месте. Смекаешь, почему?
– Смекаю, – кивнул Мазур.
Для понимающего человека ребус был несложным. В те времена, когда «Агамемнон» целым и невредимым пенил здешние моря, на корме обитала «белая кость», господа офицеры. Логично было предположить, что именно там, поближе к начальству, и поместили двести лет назад самую ценную часть сокровищ…
– Кто?
– А поди тут догадайся… – сквозь зубы сказал Лаврик. – Кому-то подфартило. Давно. Все обломки заново заросли этой морской дрянью так, словно парочку десятилетий валялись… Ты как себя чувствуешь?
– Нормально я себя чувствую, – сказал Мазур.
– Сходи к Лымарю, пусть осмотрит и даст заключение. Похоже, накрылась твоя увольнительная. Для кормы люди нужны, там еще копать и копать, и потом… Нужно присмотреть хорошую такую, подходящую пещерку, куда можно засунуть твоего «крестничка», чтобы никто его не нашел. Не стоит, Дракон считает, такую пакость в холодильнике держать, голимый компромат. И если… Эй, а ведь он к нам курс держит!
Мазур обернулся, посмотрел в ту сторону. Давешняя черная точка росла на глазах, двигаясь с внушающей уважение скоростью, никак не свойственной здешним рыбацким суденышкам.
– Накаркали, а? – прищурился Лаврик.
– Не помирай прежде смерти… – протянул Мазур.
В низком, остроносом силуэте просматривалось что-то знакомое. Кораблик уклонился вправо, описывая широкую дугу, теперь он был виден в профиль весь.
– Ну да, – сказал Мазур. – Узнаешь?
– Ну-ка, ну-ка… Только полиции нам не хватало для полного счастья… К Дракону бежать, что ли?
– Не дергайся, особый отдел, – сказал Мазур угрюмо. – Имей те отношение к властям или здешней полиции, нас бы уже через часок начали трясти… Рутина какая-нибудь, они, надо полагать, тут частенько дозором бродят.
Это был тот самый кораблик под желтым с черными полосками полицейским вымпелом, что встретился им во время вылазки на катере. Тот самый пулемет на носу – как и в прошлый раз. За пулеметом никого не было, что позволяло расценивать визит как дружественный. Просто по обе стороны английской крупнокалиберной скорострелки стояли человек восемь в знакомой форме. Кое-кто из них ради сохранения равновесия по-простецки цеплялся за ствол пулемета, так, словно на плетень облокотился.
– Вон того видишь? – тихо спросил Мазур. – Комиссар Ксавье собственной персоной.
– Точно, он…
Кораблик, удерживаемый на месте ходами, встал как раз напротив того места, где расположились они с Лавриком. По всему борту тянулись кранцы из старых автопокрышек, что-что, а причалить к «Сириусу» он мог свободно.
– Доброе утро, господа! – задрав голову, крикнул комиссар. – Капитан, надеюсь, уже не спит?
– Разумеется, – сказал Мазур без особой доброжелательности – у него сейчас не было охоты вести светские беседы с кем бы то ни было.
– У меня к нему срочное дело. В связи с… последними событиями на острове. Разрешите подняться на борт?
– Конечно, – сказал Мазур. – Передвиньтесь метров на пять вперед, вам трап спустят…
Он повернулся к надстройке и громко свистнул в два пальца, но палубный матрос и так уже спешил к тому месту. За кормой полицейского суденышка вскипела вода, оно шустро рванулось на несколько метров, и рулевой лихо застопорил ход так, что уже спускавшийся с борта «адмиральский» трап с поручнями и перилами оказался аккурат напротив комиссара Ксавье. Научные ребятки у лебедки смотрели на визитеров с любопытством, приставив ко лбу ладони козырьком, а откуда-то справа появился лейтенант Ожье, надо полагать, дисциплинированно спешивший с рапортом к своему непосредственному начальству.