Подошел стюард:
— Для мадам все готово.
— Благодарю, — сказал Юсеф и пошел на свое место. — Все о’кей, — сообщил он Джордане.
Она тоже встала. Открыла сумочку и достала коробочку с лекарствами, взяла из нее две пилюли. Быстро проглотила, запив глотком вина:
— Это чтобы наверняка заснуть.
— Конечно.
— Пожалуйста, разбудите меня не позже чем за полтора часа перед посадкой.
— Я позабочусь об этом, — ответил Юсеф. — Желаю хорошо отдохнуть.
Она на мгновение задержала на нем взгляд:
— Благодарю.
Он подождал, пока она скрылась за занавеской, и сел в свое кресло. Дайяна рядом с ним пошевелилась, но глаз не открыла. Он взглянул на часы и посмотрел на иллюминатор. Впереди предстояло еще одиннадцать часов полета. На сей раз он не стал подавлять зевоту. Закрыл глаза в надежде подремать.
«Эр Франс» делала все как надо. Временные шторки, вроде тех, которыми отгораживают места второго экипажа на сверхдальних беспосадочных рейсах, были подвешены вокруг ее кресел; бленды на иллюминаторах задраены, и было темно, когда Джордана вытянулась и укрылась одеялом, в спокойном ожидании, когда подействует снотворное.
Она начала чувствовать болезненную реакцию своего тела на передряги минувшей ночи. Она все еще ощущала тряску и подскоки мотоцикла на неровностях дороги, когда они мчались в предрассветных сумерках к Каннам. Она велела Жерару остановиться у вокзала в центре города. Там всегда бывали таксомоторы.
Предложила ему еще денег, но он не взял:
— Вы мне уже дали достаточно, — сказал он вежливо.
— Спасибо, — сказала она.
Он включил передачу:
— Найдите меня, когда вернетесь в Сен-Тро.
— Найду. И еще раз спасибо.
Он забрал у нее каску и приторочил к заднему седлу.
— Гуд бай! — он шумно газанул и помчался.
Она видела, как он свернул за угол по направлению к морю, затем подошла к первому же такси в очереди и села в машину.
В начале шестого было совсем светло, когда она вошла в свою спальню на вилле. Ее чемоданы, аккуратно уложенные, но еще открытые на тот случай, если она захотела бы положить что-то еще в последний момент, стояли у стены. На ночном столике под лампой лежала записка ее секретаря. Она взяла ее. Немногословно. Обычный стиль Дайяны:
«Отъезд — 9.00
Отъезд Ницца — Париж — 10.00
Отлет Париж — Лос-Анджелес — 12.00
Расчетное время прилета — 16.00. Время местное».
Она еще раз поглядела на часы. Если завтракать вместе с мальчиками в семь утра, то не было смысла ложиться в постель. С большим успехом она сможет поспать в самолете.
Она пошла в ванную, открыла аптечку и взяла патрончик с таблетками. Забросила в рот дексамил и проглотила с глотком воды. Это поможет ей продержаться на ногах по крайней мере до отлета из Парижа.
Медленно она начала раздеваться. Посмотрела на себя голую в большом зеркале, встроенном в стену в ее туалете. На ее грудях были слабые синяки в тех местах, где их сжимал Жерар, но в полумраке они будут незаметны, а днем их легко замаскировать косметикой. Ее живот бы еще достаточно плоским, и не было избыточной полноты на ее бедрах и ягодицах. Она провела рукой по светловолосому треугольнику. Легкие мурашки пробежали по телу, стоило ей вспомнить, как этот черный взял ее. Никогда не подумала бы, что может кончить столько раз подряд. Она вернулась к аптечке и достала пакет массенгила. Надо проспринцеваться, это успокоит раздражение, которое она все еще чувствовала.
Пока она разводила препарат, другая мысль обожгла ее мозг. А вдруг у негра была венерическая болезнь? Возможность подцепить всегда есть. В особенности от «би», о чем она знала. Она где-то читала, что среди гомосексуалистов наибольший процент венерических больных. Снова полезла в медицинский шкафчик. На этот раз проглотила две таблетки пенициллина. Положила пузырек в свою сумку, с тем чтобы не забывать принимать в течение нескольких дней.
Дексамил начинал действовать, и она, закончив гигиенические процедуры, шагнула под душ. Горячая-холодная, горячая-холодная, горячая-холодная — три раза, как ее научил Бейдр. Когда вышла из-под душа, она чувствовала себя такой свежей, будто проспала целую ночь.
Села за туалетный столик и начала медленно накладывать макияж. Потом не спеша оделась и спустилась вниз в столовую, присоединиться за завтраком к детям.
Они были удивлены, увидев ее. Она не имела обыкновения завтракать вместе с ними. Вместо этого они сами приходили к ней в комнату, когда она просыпалась, обычно это бывало к ленчу.
— Куда ты, мамочка? — спросил Мухаммад.
— Я собралась встречать папу в Калифорнии.
Личико его просветлело:
— И мы тоже с тобой?
— Нет, милый. Это такое короткое, недолгое путешествие. Через несколько дней я вернусь.
Он был явно расстроен.
— А папа тоже прилетит с тобой?
— Не знаю, — сказала она.
И это была правда. Она не знала. Бейдр просил только о встрече с ним. Он ничего не сказал о дальнейших своих намерениях.
— Я надеюсь, он тоже приедет, — сказал Самир.
— Я тоже надеюсь, — сказала она.
— Я хочу, чтобы он послушал, как мы хорошо говорим по-арабски, — сказал младший.
— Ты ему расскажешь, мама? — спросил Мухаммад.
— Расскажу. Папа будет очень рад вашим успехам.
Оба мальчика заулыбались.
— Еще скажи ему, что мы очень скучаем, — сказал Мухаммад.
— Скажу.
Самир посмотрел на мать.
— А почему наш папа не приходит домой, как другие папы? У моих товарищей папы приходят каждый вечер. Он нас не любит?
— Папа любит вас обоих. Но папа очень занят. Он должен очень много работать. Он хочет приходить домой и видеть вас, но не может.
— Я хочу, чтобы он приходил домой, как другие папы, — сказал Самир.
— Что вы собираетесь сегодня делать? — спросила Джордана, чтобы переменить тему.
Мухаммад оживился:
— Няня устраивает нам пикник.
— Вот будет веселье!
— Да, конечно, — согласился он. — Но еще веселей, когда папа берет нас кататься на водных лыжах.
Она смотрела на своих сыновей. На их серьезных лицах и в больших темных глазах было что-то такое, от чего у нее слегка защемило сердце. Во многом они были как бы миниатюрным слепком своего отца, и ей подчас казалось, что она очень мало может сделать для них. Мальчикам необходимо моделировать себя по своему отцу. Она сомневалась, чтобы это сознавал Бейдр. Иной раз она сомневалась, имеет ли для Бейдра значение хоть что-нибудь, кроме его бизнеса.
В комнату вошла няня.
— Пора на урок верховой езды, — сказала она с сухим шотландским выговором. — Учитель пришел.
Оба братца выскочили из-за стола и с радостными воплями помчались к двери.
— Минуточку, дети! — крикнула им вдогонку няня. — Вы ничего не забыли?
Мальчики переглянулись, затем со сконфуженными лицами вернулись к матери. Подставили свои щеки для поцелуя.
— А я что-то придумал, — сказал Самир, глядя на нее.
Она посмотрела на сынишку, невольная улыбка осветила ее лицо. Она знала, что сейчас последует.
— И что же?
— Когда ты вернешься, ты нам сделаешь сюрприз, — сказал он серьезно. — Правда, я хорошо придумал?
— Ты прекрасно придумал. Что за сюрприз у тебя на уме?
Он наклонился и прошептал братишке на ухо. Мухаммад кивнул.
— Ты видала бейсбольные картузы, такие, как носит папа, когда на лодке? — спросил он.
Она кивнула.
— Ты можешь нам привезти такие?
— Я постараюсь.
— Спасибо, мамочка! — хором поблагодарили они. Она еще раз поцеловала детей, и они без оглядки убежали. Она села на минутку к столу, потом встала и пошла обратно в свою комнату. В девять часов, когда Юсеф приехал за ней, она была готова к отъезду.
Гул турбодвигателей и снотворное давали себя знать. Пока не уснула, она стала размышлять о Юсефе. Что же он такое затевал? Действовал ли по собственной инициативе или же исполнял инструкции Бейдра? Странным было почти трехмесячное отсутствие Бейдра. Они ни разу не разлучались на такой долгий срок. И не другая женщина была тому причиной. С этой стороны она его прекрасно знала. Она знала о Бейдре и его женщинах задолго до того, как они поженились. Так же, как знал он о ее преходящих увлечениях.
Ни она, ни он не желали знать подробности романов другого. Очевидно, на этот раз причина была глубже и намного серьезней. Но она никогда этого не узнает, если только он не скажет ей сам.
Несмотря на то, что во многих смыслах он был вестернизирован, а она приняла мусульманство, их все же разделяла тысячелетняя разница философий. Конечно, Пророк даровал женщинам немало прав, однако до подлинного равноправия было еще далеко. В действительности все их права сводились к одному: ублажению мужчины.
Это и было единственным ясным пунктом их взаимоотношений. Она это знала, и он это знал. Ей не принадлежало по сути дела ничего. Он своей волей был вправе отнять у нее да же детей.
От одной этой мысли ее бросило в озноб. Нет! Он не мог пойти на это! Он еще нуждался в ней. Как, например, сейчас. Захотел же он, чтобы в западном мире она была рядом с ним, и его не воспринимали слишком чужим.
С этой мыслью Джордана уснула.
Глава 4
Полуденное солнце фильтровалось сквозь деревья и проникало в лоджию, рисуя причудливые узоры на розовой скатерти в Поло Ландж отеля «Беверли Хилл». Бейдр сидел в тени одной из ниш, защищенной от солнца. Напротив него сидели Кэридж и два японца. Бейдр наблюдал, как они завершали свой ленч.
Их ножи и вилки были аккуратнейшим образом на европейский манер сложены параллельно на тарелках, дабы свидетельствовать, что с едой они покончили.
— Кофе? — спросил он.
Японцы утвердительно кивнули. Он подал знак официанту и потребовал четыре кофе. Предложил им сигареты, но они отказались. Бейдр закурил сам и продолжал смотреть на них из своей ниши.
Старший японец сказал что-то по-японски своему младшему коллеге. Младший перегнулся через стол к Бейдру.