— Этими проблемами должны заниматься и решать их — мужчины. Мы же должны делать свои дела.
— Что толку… — бросила Лейла с негодованием. Она направилась к двери. — Я пошла.
— Куда ты? Опять на свидание со своим Хамидом?
— Нет. Просто пойду выйду. Только и всего.
— Что тебе вдруг приспичило? Скоро обед.
— Я не голодна. Не ждите меня.
Мариам посмотрела, как закрылась дверь за дочерью. Несколькими минутами позже она услышала, как от их дома отъехала машина. Она встала и подошла к окну как раз в тот момент, когда маленький мерседес-кабриолет выезжал на улицу.
Лейла в самом деле была такая же, как ее отец. Никто не мог с ней разговаривать. Вспомнилось, как месяц назад она объявилась у дверей дома вместе со своим сирийским дружком Хамидом. Они оба были такие оборванные и грязные, что прислуга, работавшая здесь недавно, не хотела пускать их в дом. Под конец служанка нехотя позвала хозяйку.
Мариам была шокирована видом своей дочери. Кожа у нее потемнела и обветрилась, будто она провела много дней на солнце в пустыне, и на ее теле не осталось ни одной выпуклости. Она была худая и плоская, как мальчишка.
— Что случилось? — завопила Мариам.
— Ничего, мать, — спокойно ответила Лейла.
— Но ты взгляни на себя, на кого ты похожа! Как будто ты месяцами не мылась.
— Со мной все в порядке, мать, — упрямо повторила Лейла.
— Откуда ты явилась? Я думала, ты еще в школе.
— Домой мы добирались на попутных, автостопом.
— С какой стати? Все, что тебе надо было сделать, это позвонить домой. Мы купили бы тебе билет.
— Если бы я хотела получить билет, позвонила бы. Но я хотела приехать таким способом.
Тут наконец Мариам обратила внимание на стоявшего за порогом Хамида. Она посмотрела на него, потом на дочь.
— Это мой друг Хамид, — сказала Лейла. — Он сириец.
Хамид сделал шаг вперед. Коснулся пальцем Своего лба.
— Ташаррафна.
— Хасали шараф… — машинально откликнулась Мариам. И не добавила полностью всех положенных для приветствия слов.
— Я познакомилась с Хамидом по дороге, — объявила Лейла. — Он направляется к себе домой в Дамаск.
Мариам оставила это уточнение без внимания.
— Он был очень добр ко мне, — добавила Лейла. — Если бы не он, у меня могли быть неприятности.
Мариам обратилась к сирийцу.
— Входи, — пригласила она. — И располагайся у нас в доме.
Хамид опять поклонился.
— Благодарю вас, госпожа, но у меня есть друзья. Я могу остановиться у них.
Мариам не возражала. Парень показался ей грубым и простым. Впрочем, все сирийцы были такие.
— Я рад, что ты дома, — сказал он Лейле. — Теперь я должен идти.
Лейла подала ему руку.
— Ты дашь о себе знать, перед тем как уедешь из Бейрута?
Он кивнул, и они обменялись рукопожатием. Несмотря на внешнюю сухость их взаимоотношений, Мариам уловила симпатию между ними.
— Я тебе позвоню, — сказал он.
Но это было почти месяц тому назад, а он так и не покинул Бейрут. Чем он занимался, Мариам не знала. Но знала, что Лейла почти ежедневно встречается с ним в «Фенисия Отель». Об этом ей сообщили друзья, видевшие, как они сидели в кофейне и пили кока-колу.
Она запарковала машину на улице и вошла в кофейню через боковой вход. Она не любила ходить через вычурно оформленный вестибюль с неизменной толпой разодетых американских и европейских туристов. Он сидел в одиночестве за своим излюбленным столиком в углу у окна. Стакан кока-колы с ломтиком лимона как всегда стоял перед ним. Официантка, не дожидаясь заказа, принесла ей тоже стакан кока-колы.
Он подождал, пока уйдет подавальщица.
— Завтра я уезжаю, — сказал он.
Она смотрела на него. На лице его не было никаких эмоций.
— Домой?
— Вполне можно бы… Здесь все тихо, а я получил письмо от двоюродной сестренки. Пишет, что могу устроиться сержантом в армию — контракт, жалованье. Они набирают ветеранов с опытом.
— Ничего не понимаю. От них ни слуху ни духу, а прошел почти месяц. Может, они думают, что я погибла вместе с остальными?
— Они знают, что ты здесь. Я им сказал, когда ходил за последней получкой.
— Почему же они не призывают меня? Я прямо с ума схожу от ожидания. Мать все время так и норовит подловить меня на чем-нибудь.
— У них другое на уме. Ходят разговоры о том, что «Братство» хотело, чтобы твой отец взял на себя управление их иностранными инвестициями.
— Я знаю. Он им отказал. Это произошло перед тем, как я уехала из Франции. — Она потягивала через соломинку свой напиток. — Они совсем не соображают. Мой отец и пальцем не пошевелит, чтобы для кого-то, кроме себя самого, что-то сделать.
— Они опять нацелились на него. Очевидно, считают его очень важной персоной.
— Желаю им успеха! Есть только один способ заставить его прийти им на помощь. Под дулом пистолета.
— Почему ты так говоришь?
— Я знаю своего отца. Он по-прежнему думает, что деньги способны исправить все и всему помочь.
— В любом случае, я завтра уезжаю. Работенка в армии все же лучше, чем ничего.
— Возможно, я пойду к ним и поговорю. Я прошла все эти тренировки не для того, чтобы сидеть здесь под крылышком у мамаши.
— Не делай этого, — быстро сказал он. — Тебе было приказано ждать до тех пор, пока с тобой не вступят в контакт.
Она посмотрела на него.
— Тебе очень нужно уехать?
— Я должен что-то делать. У меня почти кончились деньги.
— У меня есть деньги.
— Нет.
Она молчала, глядя в свой стакан, потом перевела взгляд на него.
— Я надеялась, нас пошлют на задание вместе.
— Я не тот тип, — объяснил он. — На задание они, скорей, пошлют студентиков. На них люди меньше обращают внимания.
— Ты же не старый. Ты еще вполне можешь сойти за студента, — сказала она торопливо.
— Возможно, — усмехнулся он. — В темноте.
— Если вернешься в сирийскую армию, они никогда тебя не отпустят.
— Может, я и не захочу. По тому, как наращиваем силу мы, как готовится Египет, есть большой шанс, что скоро начнутся какие-то события. И если будет война — я смогу стать офицером.
— Это то, чего ты хочешь?
— Просто хочу сделать большие деньги, — улыбнулся он. — Как твой отец.
— Не смей говорить о нем! — бросила она, внезапно.
— Ты видала сегодняшние газеты?
— Нет.
— А надо бы посмотреть. Быть может, тогда ты поняла бы, почему говорят о твоем отце.
— Что он сделал?
— Он заключил с Японией самый большой договор на постройку нефтеналивных танкеров. Он купил десять судов, и еще двадцать они строят для него. Все как один — супертанкеры. Это будет самая большая в мире арабская пароходная линия.
— Хвала Аллаху, — саркастически заметила она. — Насколько это увеличит его богатства?
— По крайней мере, он что-то делает. Какой же смысл давать грекам и всем прочим монополизировать использование наших портов для их судоходства.
— Как это может помочь палестинцам?
Он замкнулся.
— Извини меня, — быстро сказала она. — Я вовсе не хотела с тобой ссориться. Просто от безделья я стала немного вздорной.
— Ничего страшного.
Она посмотрела на него.
— Ты хочешь, чтобы я поехала к тебе сейчас?
— О’кей, — сказал он, затем улыбнулся. — А как насчет того, чтобы сперва пойти в кино? В Дамаске можно увидеть фильмы не новее, чем десятилетней давности.
Бейдр поставил свою чашечку, почувствовав в голове легкий шумок от теплой сакэ. Почти в тот же момент, когда чашечка коснулась стола, сидевшая позади него на коленях гейша наполнила эту крохотную чашечку. Бейдр смотрел на нее. Пить он не привык. Изредка бокал шампанского, но не более. И хотя он выпил всего три таких маленьких чашечки, они уже давали себя знать.
— Достаточно, — сказал он приподымаясь. Вставая, почувствовал легкое головокружение. Стоило ему чуть вытянуть руку, и гейша тотчас подоспела помочь ему. Он улыбнулся ей. — Спать, — сказал Бейдр.
Он сложил руки ладонями вместе и прижал к одному уху, закрыв глаза.
— Хай! Хай! Спать!
Он кивнул.
Поддерживая одной рукой его за локоть, другой она отодвинула ширму, разделявшую комнаты. Ввела его в спальню и задвинула за собой ширму. Кровать была очень низкая, едва возвышалась над полом, и, садясь, он чуть не опрокинулся. Он подумал, что это выглядело очень забавно, и засмеялся. Она смеялась вместе с ним.
— Я чуть не упал.
— Хай, хай, — сказала она, протянула руку и развязала кушак, стягивавший на нем халат. Мягким движением она спустила халат с плеч Бейдра, и он повалился на спину.
— Устал, — пробормотал он в подушку. Повернулся и лег на живот, лицом вниз.
Словно издалека доносился до него шорох ее кимоно. Он уловил тонкий аромат пудры, легким облачком осевшей на его коже.
Ее руки казались легкими перышками, когда они нежно гладили ему спину, ее пальцы пробегали по позвоночнику от шеи до копчика. Потом она принялась умащивать его тело слегка подогретым маслом. Он блаженно вздыхал.
Ее руки опустились ниже и нежно разминали мышцы и похлопывали по ягодицам, затем он почувствовал, как она медленно раздвигает их и пробует осторожно ввести в середину палец. Она нащупала и помассировала круговыми движениями простату.
Почти сквозь сон он почувствовал, как твердеет член, и стал поворачиваться на бок. Ласково, но твердо она удерживала его. Ее другая рука, увлажненная теплым маслом, пришла в движение на его фаллосе.
Он попробовал двигаться вместе с ней, но не мог. Потом понял, что в комнате не одна гейша, а две. Вторая женщина подошла с другой стороны кровати и опустилась перед ним на колени. Теперь вместо двух рук стало четыре. На нем не осталось места, которого бы они не коснулись, не погладили, не обласкали, и все это одновременно.
Давление на простату и тестикулы, ускоряющиеся движения руки на фаллосе стали невыносимы, он почувствовал, как его сводит в три погибели. Стон исторгся из его горла. Он открыл глаза.