спугался, вскочил и полоснул очередью в живот верблюду. Взревел Разбойник не своим голосом и присел, но не упал. Двумя прыжками он настиг фашиста, хрупнул его за шею зубами и всем телом рухнул на него…
Тут раздалась команда нашего командира роты. Выскочили мы из кювета и с криком «ура!» повели на ходу огонь из автоматов, забросали противника гранатами. Рассеялись фашисты по лесу, оставив на месте убитых и раненых…
Подошли мы к Разбойнику. Он медленно и тяжело умирал: часто закрывал большие помутневшие глаза и протяжно стонал. Из-под него вытащили мы фашистского налетчика. Он был мертв. Разбойник переломил ему позвоночник.
Покачал седой головой наш Матвей Иванович и печально сказал:
– Ах ты, милый мой Разбойник… Не пришлось тебе дойти с нами до логова звериного… И труды мои пропали…
Жалко и нам было животное, а еще больше своего друга Нестерова.
Остался от парной упряжки один Мишка, и, после того как он перестал хромать, пришлось спаровать его с трофейным конем, тяжелым рыжим брабансон⚘ ом. Сначала верблюд недовольно косился на коня, но потом привык, и тянули они дружно.
В первых числах мая сорок пятого года, после падения Берлина, наша рота двигалась колонной по длинной Франкфуртштрассе. Впереди, верхом на красивом коне, ехал гвардии капитан Саблин, а на первой подводе, запряженной верблюдом и конем, восседал гвардии старшина Нестеров.
На груди у него красовались орден Красной Звезды и две медали «За боевые заслуги». Расчесанная, аккуратная борода отливала серебром. На длинной шее его питомца Мишки висела красная лента с пышным бантом.
Глядя на развалины каменных домов, Матвей Иванович сказал:
– Вот оно, логово-то, какое общипанное…
На обеденном привале мы кормили голодных немецких детей хлебом, мясным супом и кашей. Накормленные и повеселевшие, они благодарили нас и совали нам в руки открыт ки берлинских видов. Показывая на снимок канцелярии Гитлера, дети смеялись и говорили:
– Геббельс… ал-ла-ла-ла!
– Вот именно «ал-ла-ла»!.. Доболтались «мировые владыки». Ни с чем остались… И до чего довели народ германский, а? – сокрушался Матвей Иванович.
В Берлине, на окраине, мы простояли с полгода. Жили в хороших домах, но все очень тосковали по своей земле и своим хатам.
И Мишка стал что-то хиреть, похудел, холка свалилась набок. Сырой-то климат им вредит.
Командир роты и говорит как-то Нестерову:
– Матвей Иваныч, ты сводил бы своего Мишку в зоопарк, что ли, развлек бы немного. Там ведь его родичи есть.
Гвардии капитан Саблин, наверно, пошутил, а Нестеров и подумал: «Может, и взаправду Мишка о своих родичах стосковался?..» – взял да и повел его в зоопарк. И мы пошли посмотреть.
Пришли и видим: бродит там двугорбый чахлый и грязный верблюдишка. Шерсть на нем местами вылезла, а местами свалялась кошмой.
Но из этого свидания двух родичей ничего не вышло. Мишка даже не подошел к заграничному верблюду.
И сказал тогда Матвей Иванович:
– Э-э, видно, не та у них закваска! Замурзанный очень. Пойдем-ка, Мишка, подальше отсюда, а то еще заразы какой-нибудь наберешься…
Показал Нестеров своему Мишке бегемотов и слона, но и от этого верблюд не повеселел. Повел его Нестеров из зоопарка, вздохнул тяжело и сказал:
– Эх, Мишутка, друг мой, видно, и тебе чужой климат не по нутру! Домой бы нам теперь, в свою степь-матушку.
На сладкий молочай и горячее солнышко…
Да, ничего нет милее родных мест!
В конце сорок пятого года Нестерова демобилизовали, и поехал он на родину с Мишкой. Бумагу Нестерову такую выдали, что, дескать, верблюд дается в подарок от гвардейцев колхозу «Советский труженик».
И покатили мы на свою родину, довольные и радостные. Многие ехали с подарками от своих командиров – кто с мотоциклом, кто с велосипедом, кто с аккордеоном, а гвардии старшина Нестеров – с верблюдом. На станциях народ толпился у его вагона. Удивлялись люди, некоторые смеялись, а Нестеров нисколько не смущался и говорил им:
– Это только молодежи нравятся всякие тарахтелки да погремушки, а нам скотина дороже всего в хозяйстве.
Дружок
Однажды в какой-то сожженной деревушке к нам пристал пес, черный, с желтыми надглазниками, лохматый и грязный. Был у нас тогда в роте замечательный пулеметчик татарин Абдулла Рафиков, тихий такой, малоразговорчивый, но очень смелый в бою и сердечный к товарищам.
Так вот этот Абдулла приласкал беспризорную собаку, накормил ее супом с хлебом и даже вымыл в реке. Довольный пес отряхивался от воды, чихал, доверчиво смотрел на свою заботливую няньку и лизал Рафикову руку. А мы смеялись:
– Ну, псина-образина, тебе такой уход, наверное, и во сне не снился.
Все мы очень полюбили этого простого пса, который чем-то напоминал нам мирную сельскую жизнь в родном доме. На фронте это часто бывало: таскают солдаты за собой то собаку, то жеребенка и в минуту отдыха от боев и походов играют с ними, ласкают и балуют.
Назвали мы приблудного пса Дружком.
Быстро свыкся пес со своим новым положением, обжился в роте и хорошо знал всех бойцов, но главным своим хозяином считал Абдуллу Рафикова.
Но вот как-то раз командир роты и говорит Рафикову:
– Что он у нас даром хлеб ест? Ты научи его чему-нибудь полезному. Пусть службу несет.
И стал Рафиков обучать Дружка военному делу.
Обмотает его пулеметной лентой, и ходит пес за ним, носит патроны. А потом стал обучать переползанию. Бросит подальше кусок мяса, ляжет на землю и вместе с собой положит Дружка. Затем сам ползет и собаке приказывает:
– Ползи… ползи…
Пес сначала вскакивал и хватал мясо, но упрямый дрессировщик выдергивал кусок из зубов своего любимца и, нажимая ему рукой на спину, настойчиво заставлял ползти.
Недоверчиво смотрели мы на эти уроки и смеялись над своим товарищем:
– Брось, Абдулла, с ним возиться. Это же простая дворняга – ничего из него не получится. В деревне он только лает да ворон пугает.
А Рафиков упорно стоял на своем:
– Постой немного. Он ученый будет.
Так и вышло.
Смотрим, через некоторое время ползать стал Дружок по одной только команде «Ползи!». Проползет немного и сразу же получает от хозяина награду – кусок мяса или сахару.
И стал Дружок нести боевую службу.
Бывали такие случаи. Окопавшись на высотке, лежит Абдулла со своим помощником Васей Королёвым и сыплет из пулемета по врагу. Недалеко в овраге – патронный пункт. Там Дружок лежит. И вот в самый разгар боя, когда патроны у пулеметчиков на исходе, а поднести к ним из-за сильного огня противника трудно, посылают Дружка. Получив приказание «Ползи!», он срывается с места и бежит, а потом ложится на живот, вытягивается и ползет, плотно прижимаясь к земле.
Пули кругом него свистят, иногда мины рвутся, а он продвигается все вперед и вперед. Снимут с него пулеметчики патронную ленту и посылают обратно.
А после боя каждый старался чем-нибудь да угостить Дружка. Завели ему отдельный котелок и варили конину. Нашлись и такие шутники, что пытались научить Дружка пить водку и курить махорку, но из этой забавы ничего не вышло.
А Рафиков обижался на озорных товарищей:
– Не надо портить собаку. А то слушаться не будет.
Все мы очень довольны были и службой и дружбой этой собаки, но на войне часто теряем мы вдруг то, что нам очень дорого и чего мы никак не хотим терять…
Однажды во время боя подполз Дружок с патронами к Абдулле, и в это время недалеко разорвалась мина. Рафиков будто нехотя отвалился от пулемета, и пулемет замолк. Дружок заскулил и завертелся волчком на месте, хватаясь зубами за раненую лапу.
После успешной атаки мы поднялись на высотку, где было пулеметное гнездо Рафикова. Недалеко от пулемета мы подобрали тяжелораненого Васю Королёва, помощника наводчика, а в окопчике навзничь лежал наш славный наводчик и рядом с ним его верный Дружок. Положив на грудь своего хозяина передние лапы, он жалобно скулил…
С большой печалью мы похоронили своего боевого товарища на опушке рощи, недалеко от деревни Голубочки. На могиле его поставили маленький деревянный памятник и написали на нем: «Погиб смертью храбрых за Советскую Родину пулеметчик Абдулла Рафиков, год рождения 1912».
А Дружку перевязали раненую ногу и положили его в повозку.
Наша часть отходила. Ночью мы выехали из деревни и к утру, проехав километров десять, вдруг заметили, что Дружка в повозке нет. И куда он делся – никто не знал.
Дня через два мы снова с боем заняли деревню Голубочки и пошли на могилу товарища. На опушке леса мы остановились: надмогильный деревянный памятник выворочен и разбит, а у могилы лежит Дружок с простреленной головой. От местных жителей мы узнали вот что.
После нашего ухода из деревни в нее вошли фашисты, и один автоматчик, проходя через опушку леса, увидел могилу Рафикова. Он подошел к ней и ударил ногой по деревянному памятнику. В это время из-за дерева на него набросилась хромая черная собака и вцепилась зубами в ногу.
Немец сначала испугался, закричал, а потом, придя в себя, оттолкнул собаку прочь и прострочил ее автоматной очередью…
Мы закопали верного Дружка тут же, под деревом, около могилы его хозяина – славного пулеметчика Абдуллы Рафикова.
Подвиг санитара
Однажды в наш лазарет привезли раненую собаку. Это был лохматый темно-серый пес, похожий на кавказскую овчарку, ростом с доброго теленка. И кличка у него была какая-то размашистая – Разливай.
Мы удалили осколки, и раны стали быстро заживать.
У собак хорошо зарастают раны.
Недели через две, когда собака уже выздоравливала, в лазарет пришел ее хозяин. Был он пожилой, кряжистый, с большим скуластым лицом, выбритым до синеватого глянца. Обращаясь ко мне, поднял к козырьку руку и предста вился:
– Ефрейтор Ткачук. Вожатый-санитар. Раненых возил. Трех собак миной уложило, а нас с Разливаем миновала…
Говорил он легко, без напряжения, и мощный, грудной бас гудел у него, как из бочки. «Вот, наверно, поет…» – подумал я. Левая рука у него была забинтована и висела в согнутом виде на салфетке. На левой стороне широкой груди серебристо поблескивала новенькая медаль «За боевые заслуги».