Он мало рассказывал о том, как жил в первое время после расставания с актерской труппой в Ландоне. Еще меньше — о тех днях, когда был настоящим пиратом. Но теперь…
— Я втянулся в эту жизнь, — сказал он. — Она началась отчасти случайно. Эбад, ты понимаешь, о чём я говорю? Старая история — на корабль нападают пираты. Предлагают выбор — погибнуть или перейти к ним. Так человек и становится пиратом.
— Так и со мной было, — подтвердил Катберт. — Разве кто-нибудь скажет — мол, прикончите меня поскорее, я к вам служить не пойду?!
Феликс, мрачный и бледный, стоял на другом конце комнаты, задумчиво перебирая фальшивые драгоценности из сундука. Унылым, бесцветным голосом он произнес:
— Кое-кто так и говорит, мистер Катберт. Кое-кто…
— Ну, и флаг им в руки. А я не таков!
— И я, — поддержал его Хэркон. — Эбад, друг мой, скажи, ты понимаешь, почему я так поступил? — Лицо Хэркона расплылось в белозубой улыбке. Улыбке, скрывающей тревогу.
Артия посмотрела на Эбада. Он всегда умел многое скрывать, не умел скрыть лишь одного — того, что он что-то скрывает.
И Эбад ответил так же уныло и бесцветно, как Феликс:
— Теперь я не лучше тебя, Хэркон.
— Намного лучше, потому что, как я понимаю, ты придерживаешься правил, принятых в спектакле. Правил, которые придумала Молли. Ни у кого не отнимаешь жизни…
Артия спросила:
— Значит, Хэркон, тебе доводилось убивать?
— Только для самозащиты.
— Защитить себя можно разными способами, мистер Бир…
Хэркон отвел глаза.
— Ты такая же, как твоя мать, и судишь слишком жестко. Ты молода, Артия, и везуча, как семнадцать тысяч чертей. — Он вздохнул и добавил: — Вот почему я уверен, Эбадайя, что ты сохранил ту карту или, скорее всего, отдал ее Артии.
Их было поровну — восемь на восемь. В дрожащем свете факелов стояли они: Артия и ее семеро, Хэркон и его семеро.
Но ни одна рука не потянулась к шпаге или пистолету. Артия спросила:
— Хэркон, дружище, а что ты думаешь о карте Острова Сокровищ?
— Она стоит кучу денег.
— А разве ты сам никогда не пытался найти эту кучу денег?
— Пытался. Но так и не нашел. Я же сказал — мне везет не больше, чем всем остальным — обыкновенным — людям. Но ты, капитан Артия, чертовски удачлива. Я верю, что ты.. — Хэркон помолчал, его глаза сверкнули. И снова заговорил — словно колокол ударил: — …настоящая Пиратика.
— Но Пиратика, мистер Бир, — возразила Артия, — это всего лишь персонаж, которого Молли играла на сцене.
— Верно, в начале она была персонажем. Но благодаря тебе Пиратика ожила. Мало того, я вижу Пиратику сейчас, прямо перед собой. Пиратику, удачливую, как семнадцать тысяч чертей, — повторил он. — Я тебе не вру. Вы все — мои давние друзья. Должен же кто-то запустить лапу в тот сундук с сокровищами. Я знаю, вы хотите попробовать. И я помогу вам, чем сумею.
Он резко повернулся, взмахнув полами шелкового камзола, и повел их вверх по другой лестнице, более узкой.
Неужели так бывает всегда — ты находишь старых друзей, но не знаешь, можно ли им доверять? Артия обвела взглядом свою команду.
Планкветт летел вслед за ними неторопливыми кругами. Лицо Эбада было как покров из темноты, а лицо Феликса — как покров из белой эмали.
Остальные были пьяны и веселились вовсю.
Она понимала, что Хэркон ни на грош не верит ее словам о большом флоте, поджидающем «Незваного» в море.
И тут они вошли — подумать только! — в картинную галерею. На стенах висело тридцать или сорок полотен. В колеблющемся свете факелов казалось, что изображенные на них дворцы, пейзажи и люди ожили и движутся.
— Моя единственная отрада, — сказал Хэркон. — И стоит гроши…
Они шли между двумя рядами картин.
— Вот где оно, его сокровище, — пробормотал Эбад. — А те игрушки, которые он нам показывал, — груда стекла, в которую подмешано несколько настоящих камушков. Или я ничего не понимаю…
Феликс очень тихо добавил:
— Среди этих картин по меньшей мере три принадлежат кисти классических итальянских мастеров. По цене — как половина этого острова.
Дойдя до конца галереи, Хэркон остановился у двух картин, висевших последними. Это были пейзажи, и оба — в отличие от остальных полотен — написаны довольно небрежно.
— Вот они, — сказал Хэркон. — Мне привезли их много лет назад — мои люди знают мою слабость к искусству. Знают они и другую мою слабость — желание найти Остров Сокровищ. И перед вами, на этих картинах, изображен этот самый остров.
Они удивленно вгляделись. Свет факела плясал на полотнах.
— На какой из них? — спросил наконец Питер.
— На обеих.
— Но…
Картины были совершенно не похожи друг на друга, хотя на обеих был нарисован длинный берег, окаймленный бушующим морем, а на заднем плане вставал обрыв, высокий и неприступный. Над его вершиной летали чайки — они были на обеих картинах.
Но в остальном трудно было представить более различные виды.
На первом полотне берег утопал в кустарниках и цветах, повсюду зеленели деревья, увешанные оранжевыми, зелеными и золотистыми плодами. На второй картине полоска сбегавшей к морю земли была черной, усеянной искореженными обломками. На ней стояло несколько деревьев, но все они были высохшими, опаленными — мертвыми.
Казалось, мистер Бир наслаждается их замешательством. Хотя Артия старалась помалкивать, она позволила своей команде обмениваться удивленными возгласами, а у них за спиной снисходительно улыбались люди с Хэрконовых кораблей. Они, видимо, уже знали эту шутку. Какой бы она ни была…
Наконец Хэркон продолжил рассказ.
— Существует легенда — вы наверняка ее слышали — о том, что остров время от времени тонет в море — прячется. Несомненно, то море — его называют Восточным Янтарным — загадочно и полно опасностей. Но человек, который нарисовал этот остров, сам находил его — дважды. Он так и не выкопал никакого сокровища — может, у него не было настоящей карты, хотя их существует несколько — об этом, правда, знают немногие. Один раз он увидел берег, залитый солнцем, полный цветов и плодов. В другой раз остров будто восстал из ада, был выжженным, зловонным и страшным. Так что, друзья мои, у Острова Сокровищ два лица. И никто не знает, где на нём зарыто сокровище, даже те, у кого есть карта. Кстати, обе эти картины называются одинаково.
Артия шагнула вперед. Ее внимание привлекла незаметная с первого взгляда деталь.
Она всмотрелась в названия полотен, написанные в нижнем углу, прямо поверх краски. А в самом низу, под ними, стояла подпись того, кто их нарисовал. Как и сказал Хэркон, названия и подписи на обеих картинах были одинаковыми.
Потом свет ушел в сторону, будто сметенный взмахом метлы. Хэркон Бир зашагал обратно, кое-кто из развеселой команды «Незваного» последовал за ним. Эбад Вумс остался на месте.
Артия взглянула на первого помощника.
— Видел, что написано на полотнах?
— Да, видел, пока они были освещены.
— Название и имя художника, — сказала Артия. «Пляж», написал Коттедж.
Пираты сидели за столом и хором распевали разудалые пиратские песни. В ход пошло всё — ром, вино, африканийский бренди, лимонный сидр домашней варки и даже кофе, в котором стояла ложка.
— Вы должны заночевать у меня, — сказал мистер Бир, гостеприимный хозяин. — Постели хорошие, не то что корабельные койки.
Команда Артии разразилась восторженными воплями.
Но Артия, сидевшая в приятной полудреме над своим кофе (единственным напитком, который она пила наравне со своей командой), возразила:
— Нет, господа. Вернемся на корабль. Дисциплина прежде всего, — добавила она, обращаясь к Хэркону. — Они, видно, забыли, кто здесь капитан. У вас в доме заночую я с двумя помощниками. Премного благодарны.
— А ваш пассажир, мистер Феникс?
Артия смерила Феликса долгим взглядом. Она вдруг поняла, что и так всё время смотрит только на него.
— Да, ему без сомнения будет хорошо на удобной кровати.
Спутники Артии, ворча, поплелись к берегу в сопровождении двух человек Хэркона Бира. Губернатор, казалось, был рад оставить у себя Артию, Эбада, Эйри и Феликса. Беседа продолжалась еще некоторое время — в основном бывшие актеры предавались воспоминаниям о своем славном прошлом. Феликс молчал.
Наконец Артия решила, что пора отправляться на боковую. Они поднялись по широченной лестнице и пошли длинным коридором мимо огромных окон, за которыми виднелись пальмы, да золотые звезды, будто вышитые на небе. Было два часа пополуночи.
— Мистер Вумс, — сказала Артия. — На отдых дается полчаса. Потом все должны быть на ногах, и мы отсюда сматываемся.
Совершенно с вами согласен, капитан.
Вскоре дом погрузился в безмолвную темноту, лишь звезды лениво перемигивались в небе.
Предположение Эбада о том, что Хэркону доверять нельзя и надо как можно скорее уносить ноги, стало неожиданностью только для Эйри:
— Но я устал до чертиков. А утром нам предложат горячий шоколад, и можно будет принять ванну!
Феликс без колебаний согласился с их подозрениями.
Все четверо (Планкветт восседал на плече у Артии) на цыпочках спустились по лестнице и оказались в огромной зале с мозаичными полами. Зала была пуста. Может, Хэркон Бир и намеревался держать их в плену, но часовых не приставил. Возможно, просто полагаясь на их глупость…
Наверное, подумала Артия, Хэркон Бир остался бы нашим другом, если бы не карта…
Парадная дверь была задвинута на засов, но не заперта, и с ней легко справились. Но снаружи они увидели двух человек, прохаживающихся по саду.
— Что они задумали? Странный у них вид какой-то…
— Смотрите, один полез на дерево!
Артия с трудом сдержала смех.
— Ага, и одеты в белые меховые штаны. Это же лемуры! Они перебрались через стену.
Но у ворот они всё-таки наткнулись на часового. Тот сидел в кресле, держа на коленях кремневое ружье и дремотно свесив голову на грудь. На земле возле него валялась пустая бутылка.