– Бисмилла! – воскликнул старый шейх. – Почему ты не умираешь, приятель? Мы ждем не дождемся, чтоб отдать тебе последний долг.
– Я умер, – произнес страдалец слабым голосом и, видимо, с большим трудом.
Сказав это, он замолк и лежал неподвижно, как труп. Шейх положил руку на его висок и воскликнул:
– Да, слова нашего друга запечатлены истиной и мудростью. Он умер.
В ту же минуту раненого сунули в яму и поспешно стали засыпать песком. В это время руки его судорожно сжимались и тихие стоны вырывались из его груди, но все делали вид, что ничего не замечают и не слышат, отказываясь признавать факт, что их товарищ еще жив. Куча песка совершенно скрыла тело и в ту же минуту старый шейх отдал приказание, и весь караван двинулся в путь вслед за ним.
Глава LVIII. Снова у моря
Вскоре выяснилось, что чутье не подвело матроса Билла: море было близко. Вечером того же дня солнце закатывалось за чистый горизонт, и опытные глаза моряков сразу определили отличие от бескрайней знойной пустыни, по которой они так долго странствовали. Слабый и далекий отсвет любимой стихии доставил радость старому матросу.
– Вот она, наша родина! – вскричал Билл. – Провались я сквозь землю, если опять когда-нибудь потеряю ее из виду! Нет уж, меня не похоронят в песке. Если придется умирать, так я уйду под воду, как подобает доброму христианину. Умей только я плавать, мигом бы отправился прямо в нашу старую Англию, на том далеком берегу!
Молодые мичманы при виде родного моря тоже загорелись радостью и надеждой. Но море было так далеко, что не стоило и думать до наступления ночи достигнуть его: караван расположился на ночлег за пять миль от берега. Всю ночь три араба неусыпно караулили, но ничто не прерывало сон лагеря, и на следующее утро одни проснулись с надеждой, другие со страхом, что Голах не станет уже их тревожить.
Арабы желали встретиться с ним при дневном свете и отбить потерянную собственность, и по всему тому, что им известно было об этой части пустыни, расчет был основателен. Они знали, что всего в двух днях пути находится другой оазис, и если удастся достигнуть этого места прежде Голаха, то можно будет подкараулить его там, потому как без воды для людей и животных ему никак не обойтись.
В полдень остановились на отдых близ берега, но только на короткое время, потому что надо было спешить к водоему. Замученные невольники успели воспользоваться непродолжительной стоянкой: они набрали много раковин и вдоволь накупались в бурунах. Освежившись и подкрепившись, путники с новыми силами пустились в дорогу и шли так быстро, что за час до заката солнца достигли оазиса. Но не доходя еще до места, старый шейх и один из его приближенных сошли с лошадей и пошли вперед пешком, внимательно рассматривая следы. К их великому огорчению, выяснилось, что Голах опередил караван: он подходил уже к источнику и запасся водой. Его следы были очень отчетливы, так что их было легко разглядеть.
Не вызывало сомнения, что он побывал в оазисе часа за два до прибытия каравана; так что арабам предстояло не устраивать засаду, а остерегаться таковой со стороны противника. Они были уверены, что черный шейх где-нибудь поблизости и выжидает удобного случая, чтобы опять нанести ночной визит. Теперь они поняли, отчего он не тревожил их накануне – торопился обогнать, чтобы прежде запастись водой.
Они набрали много раковин и вдоволь накупались в бурунах
После этого открытия опасения арабов становились с каждой минутой серьезнее. Они не знали, как поступить. Разгорелись ожесточенные споры по поводу того, как лучше защитить лагерь. Некоторые держались мнения, что следует оставаться у источника, пока у Голаха не выйдет весь запас воды, тогда ему поневоле придется прорываться к колодцу – или умереть от жажды в пустыне. Соображение довольно остроумное, но не совсем выполнимое, потому что у арабов не хватало съестных припасов, так что они решили, не теряя времени, продолжать путь.
Пока шли приготовления к отъезду, с южной стороны вдруг показался торговый караван. Старый шейх поспешил расспросить у вновь прибывших, не встречали ли они кого-нибудь на дороге. Купцы, которым принадлежал этот караван, отвечали, что видели троих, которые, по описанию их, как раз походили на Голаха и его спутников. Они ехали на юг и купили у купцов немного провизии. Неужели Голах оставил надежду возвратить потерянное богатство? Неужели отказался от кровожадной мести? Арабам в это плохо верилось. Некоторые из них предложили сейчас же повернуть на юг в погоню за врагами. Но эта мысль была отвергнута: очевидно было, что старый шейх и его приближенные всерьез склонны поверить, что Голах не хочет больше тревожить их.
Шейх объявил громогласно, что собственность погибших должна быть разделена между живыми. Это вызвало всеобщее одобрение, после чего шейх выехал во главе своего каравана, предоставив купцам оазис, где те намерены были задержаться.
Ехали арабы недолго: старый шейх приказал остановиться на морском берегу, чтобы невольники набрали побольше раковин для пропитания всего каравана. Большая часть арабов пребывала в уверенности, что черный шейх покинул их пустыню, удовольствовавшись уже сотворенной местью, и поэтому не считали нужным охранять лагерь. Невольник-кру не соглашался с их мнением и из страха снова попасть в руки Голаха постарался убедить своего нового господина, что именно в эту ночь более, чем когда-нибудь, надо ожидать нападения черного шейха. Он доказывал, что если Голах, будучи один и вооруженный только саблей, не отказывался от надежды победить врагов, которых тогда было одиннадцать человек, то теперь и подавно воспрял духом, раз уж ему удалось выбить половину противников, а к нему присоединились еще таких же два удалых помощника, как и он сам. По мнению кру, полученные от купцов у источника сведения, будто Голах отправился на юг, служат доказательством, что он непременно намерен повернуть на север. Поэтому негр убеждал старого араба выставить сильный караул для охраны становища.
– Передай ему, – сказал Гарри, – что если они не намерены охранять самих себя, то мы сами будем караулить их, пусть только дадут нам какое-нибудь оружие.
Кру сообщил шейху это предложение, но тот вместо ответа только улыбнулся. Старому сахарскому владыке показалась забавной мысль позволить невольникам охранять становище арабов, да еще дать им ружья в руки. Гарри тотчас понял смысл этой улыбки: это был отказ; но молодой англичанин не мог выбросить из головы предостережение Теренса, что в случае если черный шейх перебьет всех арабов, то уведет с собой всех пленников в Тимбукту.
– Скажи шейху, что он старый дурак, – сказал Гарри переводчику. – Объясни ему, что мы ни за что на свете не хотим попасться в руки Голаху, лучше умереть. Скажи ему, что мы хотим идти на север, где нас выкупят, и что по одной этой причине мы более бдительно будем охранять лагерь от ночных нападений, чем все его люди.
По-видимому, все эти убеждения поразили шейха своей логикой. Он уже начал верить, что все еще есть смысл опасаться мстительности Голаха, и потому приказал строго караулить лагерь и чтобы белые пленники тоже принимали участие в карауле.
– Если вы не станете нам мешать в путешествии, то будете доставлены на север и проданы вашим соотечественникам. Теперь у меня осталось мало людей, и потому нам трудно идти целый день и караулить целую ночь. Если вы действительно боитесь попасться в лапы этому проклятому негру и хотите помочь нам отразить его ночные нападения, то милости просим. Но если кто-нибудь из вас вздумает сыграть хитрую шутку – горе вам: все ваши четыре головы слетят с шеи долой. Клянусь бородой пророка!
Кру заверил его, что никто из белых пленников не желает обманывать его, и если не из чего иного, так и из чувства самосохранения, они останутся верными тем, кто хочет их доставить в такое место, где они будут выкуплены из неволи. Ночные тени спускались на пустыню; шейх расставил сторожей. Он не настолько верил пленникам, чтобы позволить всем четырем караулить в одно время, пока он с товарищами будет спать. Но приказал, чтобы один белый шел в дозор вместе с арабом. Выбрав человека из своих спутников, шейх спросил у кру, с кем из белых пленников хуже всех обращался черный шейх. Ему указали на матроса Билла; при этом переводчик привел несколько подробностей жестокого обращения, которому подвергался старый матрос от бесчеловечного Голаха.
– Бисмилла! Как это хорошо! – воскликнул старый шейх. – Пусть он и начинает в первую очередь. После всего, что ты говорил, жажда не даст ему сомкнуть глаз целую ночь. Нечего опасаться, чтобы он обманул нас.
Глава LIX. Голах приходит снова
Один из караульных был поставлен ближе к берегу на северной стороне, шагов за сто от лагеря. Ему приказано было ходить дозором на двести шагов до края моря. Другой разместился на таком же расстоянии на южной стороне и должен был патрулировать такое же пространство. Матрос Билл был поставлен с внутренней стороны лагеря между двумя арабами, которые при встрече с ним должны произносить слово «Акка», чтобы матрос мог отличить их от врагов.
Сами же арабы считались довольно разумными для того, чтобы не принимать друга за врага и потому не имели нужды в пароле. Прежде чем Билл занял свой пост, старый шейх пошел в палатку и вынес оттуда большой пистолет, очень похожий на мушкетон. Это оружие вложил он в руку матроса с приказанием, истолкованным переводчиком не стрелять до тех пор, пока он полностью не удостоверится, что может убить Голаха или его спутников. Старый матрос, пусть и сильно утомленный трудным переходом, так боялся снова попасть в руки черномазого, что с радостью обещал всю ночь караулить и не спускать глаз с разбойников.
Его молодые товарищи забылись сном в полной уверенности, что старый Билл исполнит свое обещание. Каждый из мичманов с охотой занял бы его место, с тем чтобы старый товарищ отдохнул в эту ночь, но Билл был выбран самим шейхом, а против этого закона не поспоришь.