– Мастер Блаунт, вы должны что-нибудь сказать. Скорее: два-три слова – все равно, каких угодно.
– Ради бога, выкупите нас! – сказал Гарри, соображаясь с обстоятельствами.
Джим и бровью не повел, поспешив передать купцам, что дядю в Могадоре зовут «Ради-Бога-Выкупите-Нас». Арабы раза два-три заставили повторить эти слова, пока не запомнили их.
– Спроси у мальчика, точно ли он уверен, что купец Ради-Бога-Выкупите-Нас даст выкуп за всех вас?
– Да ведь я битый час уверяю вас в том, – отвечал Джим, а сам шепнул Гарри: – Скажите «да», кивните головой и еще что-нибудь добавьте.
– Да! – воскликнул Гарри, кивая головой. – Мне кажется, я понимаю, что ты говоришь, Джим. Все это справедливо.
– Да, – сказал Джим, обращаясь к арабам. – Молодой человек уверяет, что дядя непременно всех выкупит. Наши родные в Англии уплатят ему за нас.
– Ну, а что с этим черным делать? – спросили купцы. – Ведь он не англичанин?
– Нет, но говорит по-английски и служил на английском корабле, как и мы, и, следовательно, обязательно будет выкуплен вместе с нами.
Арабы ушли, пообещав на другой день еще раз осмотреть пленников. После их ухода Джим передал весь свой разговор с купцами, что ободрило и подпитало бедных пленников новыми надеждами.
– Говорите и обещайте им все, что придет в голову, – сказал Гарри. – Нет никакого сомнения, что нас выкупят, только бы нам попасть в Могадор, хоть у меня там и нет никакого дядюшки, да и нет уверенности, имеется ли в Могадоре консул.
– У нас одно средство к спасению – попасть в Могадор, – сказал Джим. – Но внушив арабам желание доставить нас в этот порт, как бы не наделать хуже. Понятно, что, покупая нас, они надеются провернуть выгодную сделку. Но, если моя ложь обнаружится прежде, чем им удастся выручить за нас хорошую цену, с меня спросят. А ты, – продолжал он, обращаясь к кру, – не давай им ни малейшего повода к подозрению, что умеешь говорить по-арабски, потому что они тогда не дадут за тебя и одного доллара. Когда купцы придут завтра утром, то ты старайся разговаривать по-английски, так чтобы арабы слышали. Тогда они поверят, что и за тебя выкуп получат.
На следующий день купцы опять пришли в хлев, и по их желанию невольники вышли на открытое место, где можно было лучше осмотреть их. Убедившись, что все они в силах совершить длинный путь, один из купцов сказал Джиму:
– Послушай, мы купим всех вас, но с тем условием, чтобы вы предоставили нам доказательство, что действительно не обманываете нас и соглашаетесь на наши условия. Скажи племяннику английского купца, что мы требуем за каждого из вас по сто пятьдесят испанских долларов.
Джим передал это Гарри, который не задумываясь изъявил согласие.
– Как имя его дяди? Пускай он сам назовет его.
– Ради бога, выкупите нас! – воскликнул Гарри.
Арабы переглянулись, как будто хотели сказать: «Все сходится, так и есть».
– Теперь, – сказал один из купцов, – я вам скажу, какое ждет вас наказание, если вы обманули нас. Если мы доставим вас в Могадор и окажется, что там нет никого, кто выкупил бы вас, если молодой человек, который говорит, что у него там дядя, сказал неправду, то мы перережем ему горло, а всех остальных погоним назад в пустыню и там продадим в вечное рабство. Передай ему это.
– Они покупают нас, – сообщил Джим Гарри Блаунту. – Но если никто не выкупит нас в Могадоре, они обещают перерезать вам горло за ложь.
– И прекрасно! – отвечал Гарри, улыбаясь. – Все лучше, чем оставаться в вечном рабстве в Сахаре.
– Взгляните же на кру, да поговорите с ним, – подсказал ему старик Билл.
Гарри понял намек и обратился к африканцу:
– Надеюсь, что и тебя они купят, а потом всех нас выкупят в Могадоре. После всех услуг, которые ты нам оказал, всем нам неприятно было бы тебя бросить.
– Он согласен, чтобы вы убили кру, если за него не дадут выкупа, – обратился Джим к арабам. – Но он никак не может обещать вам за негра более ста долларов. Его дядя не захочет больше платить.
Несколько минут купцы толковали между собой вполголоса, потом один из них сказал:
– Так и быть, пускай за негра будет сто долларов. А теперь готовьтесь к дороге. Завтра на рассвете мы отправляемся в путь.
Купцы ушли расплачиваться с бедуинами за купленный товар и готовиться к скорому отъезду. Несколько минут белые невольники обменивались радостными восклицаниями в надежде снова обрести свободу. Джим передал им все, что касалось кру.
– Я знаю характер арабов, – сказал Джим. – Если бы я, не поторговавшись с ними, согласился на все их условия, у них тотчас зародилось бы подозрение, что мы хотим только надуть их. Кроме того, кру не английский подданный, и потому препятствий к его выкупу может быть множество. Вот почему надо было опустить цену на него.
Вскоре после ухода купцов белым невольникам дали еще поесть, и по обилию припасов видно было, что их потчуют новые господа. Такое начало было хорошим предзнаменованием, и ночь прошла в таком спокойном и приятном сне, какого они не испытывали с тех пор, как вступили на негостеприимные берега Сахары.
Глава LXXI. Снова в дороге
Рано утром разбудили купленных рабов и приказали им готовиться в путь. Купцы, кроме того, купили у своих хозяев трех ослов, на которых невольникам приказано было ехать поочередно. Но Гарри Блаунт заслужил особенное отличие перед остальными товарищами. Как племянник богатого купца «Ради-Бога-Выкупите-Нас» он считался достойным большей милости, и потому его посадили на верблюда. Напрасно он протестовал против такого возвышения над своими друзьями, арабы и слушать не хотели его возражений, да и сам он добровольно покорился, когда Джим ему сказал:
– Они воображают, что все мы будем выкуплены вашим родственником, и вы должны делать все, чтобы не разочаровать их. Малейший пустяк может возбудить их подозрительность. Кроме того, так как вы несете ответственность за всех – вам одному перережут горло, коли денег не достанут, – то вы и заслуживаете некоторого почета как вознаграждение за возможную кару.
Второй кру, ушедший в поле вместе с черными невольниками, жал ячмень, в то время как купцы отправились в путь, и потому не мог проводить своего более везучего земляка. Проехав около двенадцати миль по плодоносной стране, с обработанными полями, арабские купцы достигли до огромного водоема, где и остановились на ночлег. Вода сохранялась в каменном бассейне, который был так устроен, что в него собирались все дождевые ручьи из оврагов, спускавшихся с гор на севере. Джим и прежде здесь бывал и потому рассказывал своим товарищам, что этот водоем устроен каким-то благодетелем человечества, память которого высоко почитается среди арабов и который умер более ста лет назад.
В ту же ночь кру, оставшийся в неволе, неожиданно явился на их стоянку, думая, что бегством сможет избавиться от своих господ. На закате ему удалось спрятаться между стогами; когда его хозяева ушли в селение, он побежал по следам купеческого каравана. Но недолго улыбалась ему надежда на возможность свободы. На следующее утро, когда караван готовился в путь, вдали появились три араба на быстроногих верблюдах и вскоре Риас Абдалла-Язид и два его спутника приблизились к ним. Они гнались за убежавшим кру и пребывали в сильной ярости за беспокойство, которое он им наделал. Молоденькие мичманы до того опечалились, что бедного кру опять утащат в неволю, что купцы сжалились над ними и предложили бедуинам купить и его, но шейх Риас Абдалла и слышать не хотел уступить раба за разумную цену и требовал за него гораздо дороже, чем за остальных, потому что он доказал на опыте, сколько может принести пользы при уборке полей. Оказалось, что польза, которую он приносил своим хозяевам, была гораздо больше, чем сумма, которую купцы могли за него заплатить. Беднягу опять потащили в неволю, от которой он на минуту надеялся избавиться.
– Теперь сами видите, как я был прав, – сказал Джим. – Если бы и мы согласились жать, то никогда нам не видать свободы, потому что мы за один год больше бы наработали, чем сколько теперь заплачено за нас. И тогда судьба наша была погибать в вечной неволе.
Все товарищи признали справедливость его замечания, но вместе с тем вполне сознавали, что счастливая судьба досталась им совсем не заслуженно, потому что если бы не твердость Джима, то они покорились бы требованиям хозяев.
После еще одного перехода купцы приблизились к такому месту, где было несколько источников, вокруг которых расположился уже многочисленный караван арабов, перекочевывавших на другое место вместе со своими стадами. Нашим морякам представился случай вблизи понаблюдать за обычаями и привычками кочевого племени. Тут же в первый раз они видели, как арабы взбивают масло. Кожаный мешок наполнили молоком от верблюдиц, ослиц, коз, овец, все это смешали и повесили на высокий шест от палатки, потом заставили ребенка раскачивать шесть до тех пор, пока не сделалось масло. Сыворотка, оставшаяся от масла, была вылита, а масло извлечено из меха грязными черными пальцами.
Арабы уверяют, что честь изобретения маслобойки принадлежит их народу, хотя, по правде сказать, они не заслуживают большой благодарности уже потому, что до сих пор не научились делать его как следует. Необходимость сохранять молоко в кожаных мешках во время продолжительного путешествия поневоле привела их к открытию: мехи бьются взад и вперед на спинах верблюдов, молоко естественным образом превращается в масло. После этого немудрено было догадаться, как делать масло, не сходя с места.
Тут в первый раз угостили наших моряков ячменными пирогами с маслом, что показалось им необыкновенно вкусно, несмотря на не слишком гигиенический способ приготовления. Вечером три купца и несколько других арабов уселись в кружок, закурили трубку и стали передавать ее из рук в руки. Каждый делал глубокую затяжку и передавал чубук соседу по левую руку. Угощаясь трубкой, они вели оживленный разговор, в котором часто слышалось слово «Сувейра», как у них назывался Могадор.