– Скажи юноше, – сказал купец, обращаясь к переводчику, – скажи ему от моего имени, что если выкуп не будет уплачен, то по возвращении Бо-Музема он умрет. Передай ему это.
Кру сообщил это Герри Блаунту, который, не поморщившись, согласился на условие. Клочок грязной, измятой бумаги, перо из тростника и что-то вроде чернил были поставлены перед молодым мичманом. Пока он писал письмо, Бо-Музем готовился в отъезду. Гарри взял перо с полным сознанием, что вся надежда на освобождение зависит от того, чтобы дать знать об их положении кому-нибудь из соотечественников в Могадоре. С большим трудом нацарапал он следующие строки:
«Сэр, два мичмана с корабля флота Ее Величества, потерпевшего несколько недель тому назад крушение близ мыса Бланко, и два английских матроса находятся теперь в плену, в небольшом городе, в одном дне пути от Агадира. Податель этого письма есть один из наших владельцев, он отправляется в Могадор с поручением разузнать, найдется ли кто из желающих выкупить нас, и если ему не удастся найти человека, который захотел бы дать за нас выкуп, то пишущий эти строки будет убит. Если вы не можете или не захотите уплатить за нас выкуп по сто пятидесяти долларов за каждого, то, умоляю вас, направьте этого подателя к кому-нибудь другому, кто, по вашему мнению, согласится нас выкупить. Третий мичман с того же корабля и еще английский моряк находятся также в плену, в одном дне пути южнее от этого места. Может быть, податель этого письма, Бо-Музем, согласится перекупить их, если только согласны будут и за них дать выкуп.
Сложив это письмо, Гарри сделал надпись: «Любому английскому купцу в Могадоре».
Когда письмо было кончено, Бо-Музем сидел уже на лошади, готовый к отъезду. Взяв письмо, купец пожелал напомнить Гарри, что если его поездка в Могадор окажется безуспешной, то никто другой, кроме Гарри, не поплатится за понесенные им расходы. Дав обещание вернуться через неделю и попросив товарищей присмотреть и за его собственностью, Бо-Музем отправился в Могадор.
Глава LXXVI. Путешествие Бо-Музема
Бо-Музем был честный человек, хоть и купец, и во всех торговых сделках был честен и того же требовал от других. В Могадор он отправился со слабой надеждой, что уверения молодого англичанина оправдаются на деле, и с твердой решимостью лишить лжеца жизни, если убедится в его обмане.
Он гораздо сильнее верил в слова шейха, чем в россказни пилигрима, уверявшего, что белые невольники наверняка найдут друзей, которые дадут за них выкуп. В путь он двинулся отчасти из строгого понимания чувства долга. Дав обещание, пусть даже белым невольникам, он считал себя обязанным употребить все старания исполнить слово и, лишь убедившись в обратном, получал право отказаться от него.
С настойчивостью и самоотверженностью, столь свойственным его племени, совершал свое путешествие араб. Перевалив через отроги Атласских гор, под вечер на третий день он добрался до обнесенного стенами городка в трех часах езды от крупного порта Могадор. Тут Бо-Музем остановился на ночлег, намереваясь завтра на рассвете въехать в Могадор. При въезде в селение он встретил человека, лицо которого показалось ему знакомым. Действительно, это был тот самый гуртовщик, который несколько дней назад купил у него двух невольников, Джима и Теренса.
– О, друг, ты разорил меня! – воскликнул гуртовщик после первых приветствий. – Я лишился этих проклятых неверных собак, которых ты продал мне, и теперь совсем пропащий человек.
Бо-Музем просил объясниться, что это значит.
– После вашего отъезда я старался получить какую-нибудь выгоду от этих неверных, но они отказались повиноваться. Я убедился, что они готовы скорее умереть, чем принести мне пользу. Я человек бедный, следовательно, не мог кормить их даром, и хоть чувствовал большое желание убить их, однако знал и то, что смерть их не принесет мне выгоды. На другой день после расставания с вами я получил уведомление из Могадора, по которому мне требовалось незамедлительно прибыть туда по одному очень важному делу. Полагая, что там найдется какой-нибудь безумец из неверных христиан, который захочет дать мне выкуп за своих нечестивых земляков, я захватил с собой и купленных у тебя белых псов-невольников. Они заверяли меня, что если я доставлю их к английскому консулу, то он непременно даст за них хороший выкуп. Когда мы въехали в Могадор и вступили в дом консула, эти собаки объявили мне, что они свободны и что я не смею взять их оттуда. Ни одного пиастра я не выручил за все свои хлопоты и расходы. Губернатор Могадора и император Марокко находятся в самых лучших отношениях с правительством этих неверных и ненавидят нас, пустынных арабов. Нет справедливости для нас в Могадоре! Если и вы привезете с собой невольников туда же, то точно так же потеряете их безвозвратно.
– Я не доставлю их в Марокко до тех пор, пока не получу выкупа.
– Да тебе не получить выкупа в Могадоре – их консул не заплатит ни одного доллара, но постарается освободить их даром.
– Но у меня есть письмо одного из пленников к его дяде – богатому купцу в Могадоре. Дядя заплатит выкуп.
– Пленник обманул тебя. У него нет никакого дяди, и я скоро докажу тебе, что это так. Сюда приехал могадорский жид, который знаком со всеми иностранными купцами и знает их языки. Пойдем к нему, ты и покажешь ему письмо.
В страхе, как бы и в самом деле его не обманули, Бо-Музем тотчас согласился на это предложение и вместе со скотоводом отправился в тот дом, где остановился могадорский еврей. Когда показали приезжему письмо и спросили, к кому оно написано, он отвечал:
– Любому английскому купцу в Могадоре.
– Бисмилла! – воскликнул Бо-Музем. – Не могут же все английские купцы быть дядями молодой собаки, которая написала это письмо. Ну а скажи мне, не знаешь ли ты в Могадоре купца по имени Ради-Бога-Выкупите-Нас?
Жид улыбнулся и, с трудом сдержавшись, чтобы не расхохотаться во все горло, объяснил на арабском языке настоящее значение английских слов. Тут Бо-Музем окончательно убедился, что пленники его надули.
– Дальше я не поеду, а возвращусь к своим товарищам, – сказал он скотоводу, распростившись с евреем. – Мы убьем собаку-христианина, который написал это письмо, и продадим двоих остальных за сколько придется.
– Так лучше всего, – подтвердил скотовод. – Они не заслуживают свободы, и да покарает Аллах всякого правоверного, который после этого вздумал бы помогать им!
На другой день рано утром Бо-Музем тронулся в обратный путь, возблагодарив Аллаха за то, что по милости Бога так скоро обнаружились ложь и плутни, которыми хотели его запутать. С ним вместе выехал и скотовод, которому будто случилась надобность отправиться по той же дороге.
– Первых христиан, которые мне попадутся под руку, я сейчас же куплю, – сказал скотовод по дороге.
– Бисмилла! – воскликнул Бо-Музем. – Как странно! Я было подумал, что тебе они и без того порядком насолили.
– Оно так и есть, – подтвердил гуртовщик. – Очень понятно, почему я хочу еще накупить их: мне хочется отомстить этим неверным собакам – вот что заставляет меня покупать их. Я заставлю их работать, пока они не состарятся и не потеряют последние силы, тогда я закопаю этих псов живьем в могилу.
– В таком случае купи и наших, – предложил Бо-Музем. – Мы продадим их оптом всех, кроме одного – лжеца. Я убью того, кто написал письмо, ибо бородой пророка поклялся сделать это!
Оба определенно желали скорее свершить торг и потому быстро сошлись на условиях: скотовод обещал дать за каждого невольника по десять долларов и по четыре лошади, соглашаясь и на то, что один из его пастухов пригонит в назначенное место запроданный табун. Вот теперь простака Бо-Музема надули не на шутку: вся история о вероломном поступке Теренса и Джима была чистейшая ложь.
Глава LXXVII. Раис-Мурад
Прошло шесть дней. Все это время с белыми невольниками хорошо обращались – гораздо лучше, чем когда-либо с тех пор, как они потерпели крушение. Рабы не страдали от жажды, да и пищи получали более, чем требовалось.
На шестой день после отъезда Бо-Музема его товарищи в сопровождении незнакомого мавра пришли посмотреть на пленников. Тотчас морякам приказали подняться. По тщательности, с которой их осматривал гость, они заподозрили, что тут опять что-то не так и что, вероятно, мавр хочет купить их. На мавре был богато вышитый кафтан, а на шелковом кушаке висела дорогая сабля. Красивые короткие сапоги из марокканского сафьяна выглядывали из-под широких шаровар самого лучшего атласа, на голове красовался тюрбан из дорогой шелковой материи ярко-пунцового цвета. Судя по почтительности, оказываемой ему купцами, надо было полагать, что он очень важная особа. Это было заметно и по многочисленной свите, сопровождавшей его верхом на превосходных арабских лошадях. Все его вокруг обличало, что это большой человек и по богатству, и по влиянию.
Осмотрев невольников, важный мавр ушел с купцами и вскоре после этого кру узнал от одного из подчиненных мавра, что белые невольники сделались уже собственностью богатого незнакомца. При этом известии исчезли светлые надежды на свободу, на минуту усладившие души невольников. Как громом пораженные, простояли они несколько минут в молчании. Гарри Блаунт прежде всех пришел в себя, подстрекаемый необходимостью действовать.
– Где наши хозяева-купцы? – воскликнул он. – Они не могут, они не должны продавать нас! Идем все к ним! Следуйте за мной.
Бросившись из хлева, отведенного им в качестве жилища, молодой англичанин в сопровождении товарищей направился прямиком к дому шейха, где остановились купцы и мавр. Разбитые надежды и отчаяние тревожили моряков, так что арабским купцам пришлось вытерпеть щедрый град укоров, которыми те осыпали их.
– Почему вы продали нас? – закричал кру, когда вышли купцы. – Не вы ли давали обещание доставить нас в Могадор и не ваш ли товарищ поехал получать за нас выкуп?