Обнажив саблю, он бросился на скотовода, который, слышав все сказанное, приготовился уже к защите. Нельзя сказать, чтоб арабы были очень искусны в обращении с саблей, и потому подобные дуэли у них решаются скоро. Бой между купцом и его врагом не был исключением. Схватка была отчаянной, не на жизнь, а на смерть, свидетелями ее были белые пленники, не питавшие особенной симпатии ни к тому, ни к другому. Мусульмане вообще в своих распрях полагаются более на справедливость своего дела, чем на силу или искусство, и потому сознание своей неправоты часто лишает одного из дуэлянтов силы. Сознавая праведность своего негодования, Бо-Музем, с присущим мусульманам убеждением о непреодолимости судьбы, был уверен, что для него не настал еще смертный час. И не ошибся. Трудно было обороняться от такого яростного нападения человеку, совершившему обман и понимающему это, и Мухаммед-скотовод, сраженный смертельным ударом, вскоре уже корчился на земле в предсмертных муках.
– Слава богу, одним разбойником меньше! – воскликнул матрос Билл, увидев, что хозяин его брата Джима испустил последнее дыхание. – Жаль только, что он не привез сюда мастера Теренса и Джима. Хотелось бы мне знать, что он с ними сделал? Куда их девал?
– Это мы узнаем, если представится какая-нибудь возможность, – отвечал Гарри. – Узнаем прежде, чем двинемся отсюда. Не спросить ли у самого мавра? Может, он согласится и их купить ради нас?
По желанию Гарри кру хотел было задать этот вопрос, но Раис-Мурад опередил его, поспешно приказав всем становиться по местам и продолжать путь, прерванный таким трагическим происшествием. Мавр предостерег Бо-Музема, чтобы он не всегда полагался на слова последователей пророка, один из каковых лежал у его ног, потом стал во главе своего каравана и поехал по дороге в Могадор.
Глава LXXXI. «Прыжок еврея»
Дорога проходила по весьма неровной местности. То приходилось ехать по узкой долине у морского берега, то вдруг дорога шла по извилистой тропинке над крутым оврагом.
В таких местах приходилось ехать по одному, и мавр постоянно заботился, чтобы невольники не упали с лошадей. Во время полуденной остановки для отдыха лошадей кру перевернул плоский камень и обнаружил под ним огромного скорпиона. Негр сделал в песке ямку вершков шести в глубину и пяти или шести в диаметре и вогнал туда ядовитое насекомое. Потом отправился разыскать еще несколько пауков, чтобы первому не скучно было одному сидеть в тюрьме, как он выразился.
Почти под каждым камнем находилось по одному и больше скорпионов. Кру всех их вогнал в ту же ямку, где сидел первый. Когда в стенах темницы набралось до дюжины пленников, которые никак не могли выбраться, негр взял палку и стал дразнить их. Рассвирепев от такого обращения, скорпионы затеяли смертельный бой между собой. Белые невольники с таким же любопытством следили за этим зрелищем, как и за дуэлью, происходившею утром между двумя арабами. Другими словами – они не брались сказать, что было хуже.
Дуэль между двумя скорпионами начиналась яростной стычкой с обеих сторон: каждый старался запустить свои клешни в другого. Когда одному удавалось захватить в свою власть противника, тот изворачивался как мог, вероятно, прося пощады, но все было напрасно – скорпионы не знают жалости. Враг спешил вонзить свое ядовитое жало и несчастный противник падал замертво. Когда все скорпионы были убиты, кроме одного, кру прикончил оставшегося победителя ударом палки. На упрек Гарри за такую несправедливую жестокость негр отвечал:
– Обязанность каждого человека – убивать скорпионов.
К вечеру караван доехал до места, называемого «Прыжок еврея». То была узенькая тропинка, идущая по самому краю горы, а под горой расстилалась морская бездна. Дорога была не шире четырех или пяти футов и тянулась на полмили. Направо уходила отвесная стена утесов, в иных местах вздымавшихся на несколько сот футов. Налево, футах в четырехстах простирался Атлантический океан. Нет спасенья для того, кто упал бы с этой вершины – только один Бог мог спасти несчастного. Ни кустарника, ни деревца, за которое падающий мог бы ухватиться.
Кру и прежде ездил по этой дороге и потому хорошо ее знал. Он рассказал товарищам, что по этой тропе никто не ездит в сырую погоду, потому что тогда опасность почти неминуема. Зато в засуху она избавляет от томительного объезда в семь миль вокруг горы. Называется же эта пропасть «Прыжком еврея» по следующему случаю. Как-то раз большому количеству евреев потребовалось совершить этот переход, и случилось это ночью. Вдруг навстречу им попался многочисленный отряд мавров. Ни тем, ни другим нельзя было отступать. Произошло столкновение, много людей с обеих сторон было сброшено в пропасть. При этом погибло столько же мавров, сколько и жидов, но мавры прозвали это место «Прыжком еврея», и это наименование сохранилось до настоящего времени.
Прежде чем пуститься чрез этот опасный переход, Раис-Мурад благоразумно удостоверился, не едет ли кто навстречу. Он стал кричать во все горло и, не получив ответа, поехал вперед по краю, но сначала предупредил своих спутников, чтобы они более доверялись инстинкту своих лошадей, чем себе. Два мавра ехали позади белых невольников, присматривая за ними.
Когда все уже выехали на узкую тропинку, идущую по краю бездны, лошадь под Гарри Блаунтом внезапно испугалась. Кобыла была молодая, недавно объезженная на пустынных равнинах, и никогда еще не бывавшая в горах. Другие кони взбирались чрезвычайно осторожно, а лошадь под Гарри вдруг остановилась, отказываясь идти вперед. В подобном месте всадник имеет все основания встревожиться поведением своего скакуна, и Гарри собирался уже соскочить наземь, как животное вдруг попятилось, словно намеревалось совершить поворот направо кругом и скатиться вниз.
Молодой англичанин располагался позади всех товарищей, и как раз за ним ехал мавр. Испугавшись за свою жизнь, мавр ударил ружьем заупрямившуюся лошадь, чтобы заставить ее идти вперед. Вмиг несчастное животное словно обезумело и, поскользнувшись, очутилось задними ногами над самым краем пропасти, раскачиваясь всем телом над бездной, а вместе с ней и всадник, уцепившийся за ее шею.
Лошадь совершала сверхъестественные усилия, чтобы не упасть в бездну. Мордой и передними ногами опираясь о дорогу, она с отчаянием пыталась выбраться и оказаться на твердой поверхности. В эту страшную минуту всаднику пришла в голову спасительная идея. Ухватившись за уши лошади, он приподнялся, поставил ногу на самый край обрыва, потом перепрыгнул через голову лошади как раз в ту минуту, когда та потеряла равновесие. Еще минута – и несчастное животное полетело в океан. С глухим ропотом разбежались волны, когда безжизненная туша плюхнулась в воду.
Остальную часть узкого уступа прошли без особенного труда. Когда все благополучно совершили этот путь, товарищи стали радостно поздравлять Гарри со счастливым избавлением от неминуемой опасности. Молодой мичман молчал. Благодарность Богу до того переполняла его душу, что он не в силах был обращать внимания на слова людей.
Глава LXXXII. Заключение
Вечером на второй день после перехода через «Прыжок еврея», Раис-Мурад со своей свитой прибыл к Могадору. Но было слишком поздно, ворота уже заперли. Пришлось ждать утра. Гарри, Колин и Билл почти всю ночь не могли сомкнуть глаз. Воспоминания о пережитых в африканской пустыне страданиях и еще более надежда на скорое освобождение не давали им заснуть. Они поднялись с рассветом, нетерпеливо желая вступить в город и узнать окончательное решение своей судьбы. Но Раис-Мурад, хорошо знакомый с местными обычаями, не позволял им входить в ворота – ему было известно, что дело не сделается раньше, чем через три-четыре часа.
Над бездной
Бедным пленникам эти три часа показались целым веком. Мысль о возможности скорого освобождения до такой степени волновала их, что всякая минута промедления приводила их в отчаяние. Вдруг они почувствовали радостное облегчение, увидев Раис-Мурада, возвращавшегося из города. Отдав необходимые приказания, мавр поехал вперед своей свиты прямо к городским воротам. Миновав несколько узких улиц и завернув за угол, наши моряки увидели флаг, развевающийся над кровлей одного дома. Вид этого флага преисполнил их сердца невыразимой радостью: то был флаг Старой Англии! Он развевался над резиденцией английского консула. При этом замечательном зрелище три моряка испустили громкие восторженные крики и бросились в толпу мавританских мужчин, женщин и детей, собравшихся вокруг них. Раис-Мурад постучался в ворота консульства, в ту же минуту ворота отворились и белые невольники бросились во двор.
Вдруг из дома так же быстро выбежало двое людей – то были Теренс и Джим. Прекрасной благородной наружности джентльмен лет около пятидесяти выступил вперед и, взяв за руки Гарри и Колина, поздравил их с возвращением свободы. Присутствие Теренса и Джима в могадорском консульстве вскоре объяснилось. Арабский гуртовщик, купив их у купцов, немедленно доставил невольников в Могадор и получил от английского консула назначенный за них выкуп: Джиму и Теренсу была возвращена свобода. Тогда скотовод пообещал перекупить и остальных пленников и также доставить их в Могадор. Затем произошла известная уже история.
Консул без всяких отговорок заплатил обещанный выкуп за Гарри, Колина и Билла, но не считал себя вправе расходовать правительственные деньги на выкуп кру, который не был подданным Англии. Услышав про это, бедняга впал в глубокое отчаяние при мысли о вечном рабстве, предстоявшем ему. Его старые товарищи по несчастью не могли равнодушно смотреть на эту непритворную скорбь. Они обещали ему, что и он будет свободен. Каждый из мичманов имел богатых родственников в своем отечестве и мог обратиться к ним за деньгами. Потому они надеялись, что в Могадоре найдется богатый купец, который даст им взаймы известную сумму.
Расчет оказался верным: на другой же день все затруднения насчет освобождения кру были улажены. Консул рассказал об этом деле многим купцам иностранных держав; сразу же была организована подписка и таким образом без труда собрали требуемую сумму. Для трех мичманов открыт был полный кредит для всего необходимого, и они ждали только прибытия английского корабля, чтобы отправиться к родным берегам. Недолго пришлось им ждать – в очень скором времени высокие мачты британского военного корабля бросили тень на воды Могадорского залива. Мичманы и Джим немедленно заняли подобающие им места, а матрос Билл и кру были охотно приняты в число членов экипажа.