Это был действительно «Корморан», а у его борта стояла «U–124». Командир лодки лейтенант Шульц воспользовался случаем, чтобы принять с «Корморана» торпеды и не возвращаться на базу.
Заметив на горизонте дымок «Шеера», лодка на всякий случай погрузилась, но, опознав «Шеер», всплыла. Ее командир вылез на рубку и просигналил: «Поздравляю, «Шеер»! Я привез вашу «сигарную коробку!»»
«Большое спасибо,— просигналил в ответ Кранке,— посылаю к вам катер. Там тоже будет для вас сюрприз».
На присланном катере подводникам передали свежевы–печенные булочки, ящик консервированной ветчины и, конечно, неизменные яйца с «Дюкьезы» Чуть позднее командир «Корморана» капитан второго ранга Детмере и лейтенант Шульц прибыли на борт «Шеера». Пока они обсуждали различные вопросы, Кранке, к великому его облегчению, доложили, что кварцевый блок установлен на место, и радиолокатор снова приведен в рабочее состояние.
Теперь «Шееру» предстояла последняя, но наиболее опасная задача — пробраться обратно в Германию через узкую западню Датского пролива.
XXI
Продолжая следовать на север, «Шеер» пересек экватор, прошел зону северо–западных пассатов с их декоративными кучевыми облаками, миновал Саргассово море и вошел в зону умеренного климата. Воздух стал заметно прохладнее. Полагаясь на ставшее уже аксиомой выражение, что «Шеер» — счастливый корабль, матросы нисколько не сомневались в благополучном возвращении домой и все свободное время готовились к этому событию: гладили выходную форму, драили щетками ботинки и чистили бархотками пуговицы на бушлатах первого срока.
Северная Атлантика, обычно штормовая в это время года, встретила «Шеера» всего лишь крупной зыбью.
«Шеер» входил в главную оперативную зону противника, и эфир был наполнен радиопереговорами английских боевых кораблей, ведущих в этом районе поиск «Шарнхорста» и «Гнейзенау», которые недавно провели очень успешный рейд против британского судоходства на огромном пространстве вплоть до островов Зеленого Мыса.
На борту корабля росло напряжение.
Берлин информировал Кранке, что «Шарнхорст» и «Гнейзенау» вернутся на свою базу в Бресте где–то между двадцать первым и двадцать третьим марта, и что тяжелый крейсер «Адмирал Хиппер» оставил Брест, пытаясь прорваться Датским проливом и вернуться в Германию.
На первый взгляд все эти события затрудняли «Шееру» задачу скрытно прорваться домой. Но в Берлине считали, что все внимание английской воздушной разведки сосредоточено сейчас на захваченных немцами французских портах, куда ждут возвращения «Шарнхорста» и «Гнейзенау», потому у «Шеера» есть хороший шанс проскочить незамеченным.
Еще одной проблемой, которая стояла перед Кранке, была опасность, что «Шеер» и «Адмирал Хиппер» появятся в Датском проливе одновременно, а отряд обнаружить гораздо легче, чем одиночный корабль.
Главный Штаб решил эту проблему, сообщив Кранке, что «Хиппер» начнет прорыв 28 марта, а «Шеер» — вслед за ним.
22 марта «Шеер» достиг уже сорок пятого градуса северной широты. Северная Атлантика опомнилась и приветствовала появление карманного линкора свирепым штормом. Черные тучи закрыли небо, а сила северо–восточного ветра быстро достигла семи баллов. Стало гораздо холоднее, видимость упала. Офицеры и матросы переоделись в зимнее обмундирование.
В сумеречном свете раннего вечера на расстоянии не более десяти тысяч метров был неожиданно обнаружен танкер, идущий в одиночку западным курсом. Цель была очень соблазнительной, но не в такое время. Если бы атакованный танкер дал сигнал «Р. Р. Р.», то английские корабли, как потревоженные осы, ринулись бы в этот район, и вероятность благополучного возвращения домой стала бы весьма сомнительной. Поэтому Кранке позволил танкеру уйти.
На следующий день шторм превратился в ураган. Сила северо–восточного ветра достигла одиннадцати баллов. Орган Нептуна снова зазвучал на полную мощь, вздымая гигантские волны, которые с ревом сказочных чудовищ обрушивались на корабль.
Люди на вахте, одетые в полное штормовое обмундирование, пытались что–либо рассмотреть сквозь бушующий смерч. Глаза сигнальщиков слезились от ветра и горели от соленых брызг. Каждые полминуты нос «Шеера» погружался в волны, и всем казалось, что он уже никогда не поднимется на поверхность, а так и уйдет на дно. Но нос корабля поднимался из хаоса волн, стряхивая с себя воду, которая бурными водопадами срываясь за борт, неслась по палубе. Барометр продолжал падать.
Как всегда в штормовую погоду, Кранке не покидал мостика.
В таких условиях очень трудно держать корабль на курсе и еще труднее точно определить его место.
Ураган продолжался двое суток и к 25 марта стал утихать. К середине дня «Шеер» находился у южной оконечности Гренландии, и Кранке направил корабль в Датский пролив. С тяжелого крейсера «Адмирал Хиппер» уже поступил рапорт о том, что ему удалось благополучно пройти через пролив. Командир «Хиппера» капитан первого ранга Майзель информировал Кранке, что, когда «Хиппер» маневрировал среди ледовых полей, к югу он обнаружил английские крейсера. Значит, несмотря на погоду, противник продолжал нести сторожевую службу в проливе, и следовало быть крайне осторожным.
«Шеер» шел на север, находясь в полной боевой готовности. Комендоры стояли у орудий, все двери и люки были задраены по–боевому.
26 марта корабль подошел к южному входу в Датский пролив. Ветер стих, и море стало гораздо спокойнее. И видимость, к сожалению, заметно улучшилась. К полудню видимость стала почти идеальной, как обычно случается в ясные морозные дни. Кружащиеся вокруг корабля чайки говорили о близости земли. По имевшейся информации, англичане развернули несколько авиабаз в Исландии, и их самолеты постоянно патрулировали воздушное пространство между Рейкьявиком и Гренландией. В таких условиях и при такой видимости пройти незамеченным было практически невозможно, но Кранке продолжал вести «Шеер» северо–западным курсом, держась самой кромки пакового льда, где, как он надеялся, из–за разницы температуры воздуха и воды, обязательно образуется туман или, по меньшей мере, густая дымка.
К вечеру ожидания Кранке стали реальностью — корабль окутала дымка. Влажность достигала ста процентов, дышать стало труднее, но все радовались, что увеличились шансы проскочить незамеченными.
Ночью дымка рассеялась, и Кранке приказал остановить корабль, ожидая, что к утру природа создаст более благоприятные условия для прорыва.
В 05:00 на море опустился туман, пошел снег. «Шеер» начал движение. Синоптик Дефант снова стал самой важной персоной на борту. Поднявшись на мостик, он доложил, что ничего хорошего от погоды в течение нескольких суток ждать не приходится. То есть она будет хорошей и ясной.
— И никакой надежды? — спросил Кранке.
— Боюсь — никакой,— ответил Дефант.
«Шеер» шел теперь курсом семьдесят градусов со скоростью двадцать узлов. Падал мелкий снег, ветра не было. Над кромкой льда висела дымка, а в центре пролива стояла ясная морозная погода.
В 07:52 с радиолокационного поста доложили: «Крупный объект по курсу триста тридцать семь градусов, расстояние двадцать две тысячи метров».
Без сомнения, это был крейсер противника, который держался еще ближе к границе пакового льда, чем «Шеер». Он шел курсом шестьдесят градусов со скоростью пятнадцать узлов.
— Вероятно, это один из их тяжелых крейсеров, несущих сторожевую службу,— заметил Кранке.— И, естественно, он ищет нас там, где видимость хуже — вблизи границы пакового льда.
— Судя по его курсу,— сказал штурман,— он направляется в самую узкую часть пролива.
— Это точно,— согласился Кранке.— И, если я не ошибаюсь, он не один. Он взаимодействует с еще одним крейсером, идущим вдоль противоположной границы пакового льда. И теперь они начинают сходиться в узкости. Остаемся на прежнем курсе и увеличим скорость до двадцати трех узлов!
— Это те крейсера, о которых сообщал «Хиппер»? — спросил штурман.
— Нет,— ответил Кранке.— Те еще впереди.
В 10:40 с радиолокационного поста сообщили, что импульс объекта стал тускнеть, а вскоре вообще исчез.
К полудню погода стала еще лучше. К 13:00 видимость была идеальной, и Кранке приказал изменить курс на девяносто градусов, чтобы уйти еще дальше от места патрулирования крейсеров противника.
Башенные орудия «Шеера» находились в полной боевой готовности, поскольку контакт с противником мог произойти в любую минуту. Тем более, что появившееся солнце окончательно рассеяло остатки дымки. Небо было голубым, видимость — превосходной. «Шеер» находился уже слишком далеко на северо–востоке, чтобы уходить к ледовой границе. Оставалось надеяться на лучшее и принять вызов в случае появления английских крейсеров. В конце концов, «Шеер» был сильнее любого из них.
В 16:20 сигнальщики обнаружили на горизонте верхушки мачт и массивную дымовую трубу по пеленгу шестьдесят градусов.
— Вот он, третий крейсер, господа! — воскликнул Кранке, приказав изменить курс на юго–восток.
Некоторое время «Шеер» держался на курсе сто сорок, а затем снова повернул на девяносто. Горизонт был чист, и Кранке понял, что сигнальщики английского крейсера его не заметили.
К концу дня смертельно уставшие сигнальщики «Шеера» с надеждой смотрели на диск солнца, проваливающегося за горизонт. Было странно наблюдать этот холодный огненный шар, который в этих широтах не давал ничего, кроме света, и так беспощадно поджаривал их в тропиках.
С востока надвигалась темнота, постепенно скрывая в себе корабль. На западе небо еще пламенело, быстро окрашиваясь в фиолетовые тона.
В 18:00 снова была пробита боевая тревога — корабль подходил к северному выходу из пролива. В 18:30 была дана команда «Самый полный вперед!», и в тот же самый момент на мостик поступил удручающий рапорт: радиолокатор вышел из строя.
Кранке сжал зубы: погода и несовершенство техники, казалось, вместе ополчились против «Шеера», завидуя его удачливости. Впрочем, операторы обещали отремонтировать радар к утру, считая, что он вышел из строя в результате резкой перемены температур. Поскольку новейшая техника оказалась столь ненадежной, оставалось надеяться на традиционно превосходную германскую оптику и прекрасную выучку сигнальщиков.