Я отвел его в каюту и усадил на постель. А следующим утром он обрадовано встретил меня, к моему большому облегчению.
– Джон,- улыбнулся он,- хорошо, что ты пришел. У меня для тебя приятные новости.
Я присел у его ног. Он выглядел усталым, но добродушным и здоровым.
– Знаешь, Джон, у меня этой ночью был твой отец.
Сердце мое упало.
– Нет, нет, не бойся. Он был у меня лишь минутку, но успел сказать, что гордится тобой. Он пожелал тебе семь футов под килем и надеется скоро тебя снова увидеть.
Меня испугала мысль о смерти моего отца, хотя я и пытался отогнать это дурацкое суеверие. Ведь это его призрак посетил «Дракон», как и призрак покойного Эбби.
– Вы впустили его в окно? – спросил я.
– Конечно нет, что за глупости ты говоришь, Джон. Он вошел через световой люк.
Я покинул капитанскую каюту сам не свой. Но Дашер встретил меня веселым смехом.
– Эгей! Что это ты такой кислый? Смотри, не зацепись подбородком за палубу!
– Капитан, – пробормотал я.
– Что случилось?
– Посмотри сам.
Дашер пошел вниз и вернулся расстроенным.
– Совсем с ума сошел. – Он подражал голосу Баттерфилда: – «Лихой, как? Томми кто?» Можно было подумать, что он меня увидел впервые.
И вот наступил полдень, и некому определить наше местоположение. Дашеру очень хотелось узнать, как далеко мы от дома, и он подзуживал меня взяться за секстант.
– Нет, – отказывался я.- Не могу, не умею, не обучен.
– Пусть Горн попробует.
Он часто ссылался на Горна, раздражая меня, но я все же призвал его на корму и объяснил положение.
– Вы хозяин, мистер Спенсер, – ответил Горн.- Я исполню любой ваш приказ. Но этого сделать не могу.
– Но почему?
– Когда речь идет о числах, я теряюсь.- Он опустил голову, – Я простой матрос, мистер Спенсер.
– Но вы говорили…
– Приврал, мистер Спенсер. Слишком я прост для офицера.
Он вдруг показался меньше, проще.
– Но вы знаете, как прокладывать курс. Вы же направлялись в Африку.
– И я шел верным курсом?
Я пожал плечами:
– Не знаю.
– Вот и я не знаю, – Он еще уменьшился. – Я неграмотный. Читать не умею. Своего имени написать не могу.
Я вспомнил птицу в судовом журнале, изображение альбатроса, который теперь казался реальным.
– Я так же могу найти путь в Англию, как станцевать кадриль в Виндзорском замке.
Дашер засмеялся своим высоким болезненным смехом, который я слышал от него лишь в самые отчаянные моменты.
– Сначала доставь нас к нему, а потом и станцуешь.
– Уймись,- бросил я ему. Мне показалось, что все наши действия, все, что мы предпринимали во время путешествия, можно представить себе как костяшки домино, стоящие на столе рядышком. Вот Горн поднимается на борт, вот Эбби со своими пушками, работорговец на Ямайке, «Апостол» и шторм. И все они падают, сбивая друг друга, все наши усилия идут прахом.
– Кто поведет судно? – спросил Дашер, и я вспомнил Грейса: «Кто ведет судно? Конечно, не вы».
– Ну? – настаивал он.- А если Грейс?
Его вопрос повис в воздухе. А если Грейс?
– Сунуть ему секстант и показать на солнце. – Винные шкуры Дашера скрипнули.- У нас есть выбор?
Горн медленно покачал головой. Лицо его отражало мучительные переживания, как будто причиной всех наших неудач он считал тот простой факт, что он никогда не обучался математике. Он процитировал библейский стих, возможно, единственный, который знал:
– «Тогда волк будет жить вместе с ягненком…»
Я завершил цитату:
– «…и малое дитя будет водить их».
«Я больше не ребенок, хотя вдвое младше Горна или Дашера. Я должен сделать это, – подумалось мне.- Надо научиться».
Я принес из каюты секстант и хронометр, таблицы и книги. Большую карту Северной Атлантики я расстелил на палубе, прижав книгами. После этого я осторожно вынул секстант из ящика и набрался духа. Я должен определить местоположение судна.
У Баттерфилда получалось очень просто. За считанные секунды он ловил солнце в маленький телескоп секстанта и переносил его изображение на зеркало, опуская на линию горизонта. Но я пытался сделать это битый час, все вокруг мелькало и вертелось, и ничего у меня не получалось. Солнце ускользало, и приходилось начинать все снова.
Каждое движение судна удваивало мои мучения, я чуть не плакал, когда наконец удалось считать значение угла по шкале. Я повторил измерение еще два раза, как обычно делал Баттерфилд, и вычислил среднее арифметическое трех полученных значений.
Всю жизнь отец учил меня своему ремеслу. Я работал с числами и ненавидел их. Я боролся против этого, хотел сбежать в море, чтобы избавиться от конторской тюрьмы. Сейчас я благословлял его, прокладывая путь по таблицам логарифмов.
Наконец я воскликнул: «Раз, два, три, вот где мы, посмотри!» – и ткнул пальцем в карту.
Дашер уставился на мой палец, потом покосился на море:
– Я во Франции бывал. Там все выглядит совсем иначе.
Я ткнул пальцем в центр Европы!
– Ничего у меня не получится.
– Придется двигаться, пока не упремся в землю. Мы не можем проскочить мимо Европы. Куда-нибудь причалим, – обнадежил Дашер.
– Как адмирал Шовелл, – сказал я.
– Кто?
– Сэр Клоудислей. Он вел отряд кораблей в Англию сто лет назад. Его предупредили, что отряд сбился с пути и может погибнуть. Он приказал повесить предупредившего. Отряд продолжил путь и попал прямо на острова Силли. Все четыре судна погибли. Спаслось лишь два человека.
Дашер потрепал свои винные мехи, проверяя, не вышел ли воздух.
– Надо учиться, – сказал он назидательно.
Я продолжил занятия с секстантом и таблицами. «Дракон» шел со скоростью семь миль в час, семьсот футов каждую минуту. Я слышал, как вода журчала вдоль корпуса, и зрал, что должен справиться, иначе мы можем погибнуть.
25. Штормовые паруса
– Отойдите от двери, – крикнул я вечером, стоя перед входом в «Пещеру» с ведерком пищи и фонарем. Я ожидал услышать звон цепей, но изнутри не доносилось ни звука.
– Капитан Грейс! Отвечайте!
Молчание. «Дракон» шел, слегка накренившись на правый борт, направляясь на восток в северном бризе. Лампа отбрасывала причудливые тени на доски переборок и опасно наклонилась, когда я поставил ее у ноги.
Я прижал ухо к доскам и прислушался. Из-за двери доносилось дыхание, медленное и устойчивое, как будто Грейс приложил ухо с другой стороны. Сердце беспокойно забилось, когда я подумал, что нас разделяет лишь дюйм. Тут палуба накренилась, и дыхание сбилось. Оказывается, это дышало море, волны ударялись в корпус.
– Капитан Грейс, – крикнул я снова. Как можно тише я отодвинул засов и распахнул дверь. Грейс сидел там, где я его оставил, глядя на меня. Вместо носа дырка, но глаза два горящих факела.
– Почему вы не отзываетесь?
– Потому что мне нечего сказать.
Он сидел поверх своих цепей, кольца спрятаны позади, под плащом. У меня создалось впечатление, что он больше не прикован.
– Я принес вам что-то вкусное, – сказал я, запуская руку в ведро. – Апельсин.
Он улыбнулся криво и злобно.
– Ах, как вы ко мне добры!
Я поднял руку с апельсином:
– Отодвиньтесь, я посмотрю на ваши цепи.
Он едва шевельнулся.
– Дальше,- потребовал я.
Он зарычал. Ужасный те был звук, полный бешеной злобы. Но он отодвинулся, и я почувствовал запах его промокшего плаща, отвратительный запах шел от разъедаемой гнилью ткани. Я увидел цепи и кольца с болтами, все было в порядке. Грейс смотрел на меня с ненавистью.
Я бросил ему апельсин. Он жадно схватил фрукт рукой, и стал сдирать кожуру зубами.
– Кто ведет судно?
– Я.
– Где мы сейчас?
– Этого я вам не скажу.
Грейс фыркнул:
– Естественно. Чтобы сказать, надо знать. И за этот апельсин я должен объяснить, как работать с секстантом, – Он выплюнул кусок кожуры. – Глупый щенок, боишься пропустить Ла-Манш и поэтому держишь севернее.
Он был совершенно прав. Мы держались севернее, чтобы не попасть во Францию вместо Англии. И я надеялся, что он мне поможет.
– Вы выйдете на землю темной ночью. А может быть, и нет. Увидите полосу прибоя, не зная, Ирландия это, Англия или Франция.
– Как-нибудь сообразим.
– Нет. – Он оторвал дольку апельсина.- Погода меняется. Через день-другой солнце исчезнет в облаках. Северный ветер спихнет вас в Бискайский залив, к дикому берегу. – Он сжал апельсин в кулаке, брызнул сок.- Судно погибнет, парень. И мы все погибнем.
Я смотрел на апельсин. Грейс сжимал его сильнее и сильнее, пока в кулаке не осталась сморщенная кожура, которую он бросил на палубу. Комок перекатывался по палубе при качке. Ветер уже усиливался.
– Вы утонете первым.
Грейс засмеялся.
– Какая разница, первым или последним. Мы все утонем, если завтра не определим курс.
Мы смотрели друг на друга. Свет играл в его золотом шитье.
– Скажите мне, – обратился я к Грейсу, – в чем моя ошибка? Что я упустил из виду?
– Того, кто нас сюда привел, тебя и меня, вот кого ты упустил из виду.
– Горна?
– Дай его мне. – Он оскалил зубы. Дай мне Горна, саблю и минуту времени. После этого я помогу вам. Вы окажетесь дома.
– Будь ты проклят, – сказал я.
– Опоздал, паркнь, – Он дико засмеялся. – Я давно уже проклят. Мне нечего терять.
Я вывалил пищу из ведра на палубу около двери, хотя он с трудом мог сюда дотянуться.После этого я запер его в темноте и поспешил наверх.
У штурвала стоял Горн. Он держал на северо-восток, реагируя на порывы ветра и возвращаясь на курс, когда; ветер стихал. Работа эта была бы непосильной для большинства рулевых, но Горн выполнял ее механически, как будто он, судно и ветер были единым целым.
– Не беспокойтесь, мистер Спенсер, – сказал Горн, -У вас есть голова на плечах, справитесь и с секстантом.
– Но погода меняется.
– Да, меняется.- Он повернул судно, и ветер подхватил его косицу. – Придется повилять, пока добежим до дома. – Он тепло улыбнулся мне.- Хорошо, что вы это заметили, сэр. Из вас выйдет славный капитан, мистер Спенсер. У таких бывает хорошая команда.