– На нас напали мертвецы, сэр, – скапал Генри. – Я пытался предупредить капитана!
Помнится, эта попытка не уберегла его от обвинения в предательстве. Или попытке поднять мятеж? Не важно.
– Ты трус, – не согласился с ним Скарфилд. – Решил отсидеться в карцере, вместо того чтобы честно погибнуть в бою.
С этими словами лейтенант повернулся И пошел прочь, оба солдата зашагали вместе 6 ним, следом потянулись доктора с сестрами, и Генри остался один.
Он откинулся на подушку и закрыл глаза. Все складывалось для него, прямо скажем, не очень удачно. Он оказался в военном госпитале, среди солдат, которым, очевидно, приказано не спускать с него глаз. Ну, и как ему в такой ситуации поделиться с кем-нибудь правдой о том, что произошло с «Монархом», и убедить в своей невиновности?
– Я не верю, что ты трус.
Приоткрыв один глаз, Генри увидел подошедшую к его кровати сестру милосердия. Она поднесла к его губам стакан воды, он сделал из него большой глоток. Хотя Генри, конечно, приятно было узнать о том, что хоть кто-то не считает его трусом, однако разговаривать ему совершенно не хотелось, и он сказал:
– Прошу тебя, сестра, оставь меня в покое.
К удивлению Генри, сестра милосердия не повернулась и не ушла, наоборот, наклонилась ближе и тихо прошептала:
– Я рисковала своей жизнью, чтобы прийти сюда и узнать, так ли искренне, как я сама, ты веришь в то, что Трезубец Посейдона может быть найден.
Полуприкрытые до этого глаза Генри моментально распахнулись, чтобы внимательнее взглянуть на странную сестру милосердия. Теперь он заметил и выглядывающее из-под белого халата порванное грязное платье, и выбивающиеся, не желающие прятаться под накрахмаленной шапочкой упругие, непокорные рыжеватые пряди. Кроме того, слишком уж красивой и юной была эта девушка для обыкновенной сестры милосердия. А затем Генри заметил блеснувший у нее на запястье обрывок металлической цепочки и окончательно уверился в том, что никакая это не сестра милосердия.
– Ты ведьма? – спросил он.
– Я такая же ведьма, как и сестра милосердия, – ответила Карина Смит, пряча цепочку в рукав халата. – Скажи лучше, почему ты ищешь Трезубец.
Генри оглянулся по сторонам, проверяя, не подслушивает ли их кто-нибудь.
– Трезубец способен снимать любые наложенные на моряков проклятия, – объяснил он, понизив голос. – Одно из таких проклятий наложено на моего отца...
– А тебе известно, что наука отрицает существование проклятий? – перебила его девушка.
– Ага. Существование призраков она тоже отрицает, – ответил Генри и поежился, прибавив про себя: «Но я-то их видел. Своими глазами видел».
– Выходит, ты сошел с ума? – спросила Карина. – Да, не нужно мне было приходить сюда...
– Но ты пришла. Почему?
Карина хотела уйти, но задержалась. Она действительно неспроста пришла в госпиталь и решила, что было бы неправильно просто так взять и уйти.
– Мне нужно покинуть этот остров, – сказала она. – Я хочу раскрыть тайну карты...
– Что Мужу Не Прочесть? – волнуясь, закончил за нее Генри. Откуда эта девушка узнала про карту, которую, как полагают, оставил после себя сам Посейдон?
Девушка тоже очень удивилась тому, что Генри известно об этой карте.
– Ты что, читал древние тексты?
– На всех языках, – просто, без тени зазнайства, ответил Генри. – Но ту карту не видел ни один моряк.
– По счастью, я-то не моряк, а всего лишь женщина, – проворчала в ответ Карина. Она полезла под халат и вытащила записную книжку. Книжка была древней, с пожелтевшими от времени страницами, в потертом кожаном переплете. На лицевой стороне обложки была вытиснена звездная россыпь, а в самом центре поблескивал крупный красный рубин.
Генри потянулся к этой книжке, но Карина отвела ее в сторону.
– Это дневник Галилео Галилея. Он искал ту карту на протяжении всей своей жизни.
Удивлению Генри не было предела. Он, разумеется, знал, кем был Галилео Галилей – астрономом и ученым, который изобрел телескоп, чтобы изучать звезды, но, оказывается, не для этого он изобрел телескоп, а совсем-совсем для другого. Если верить Карине, телескоп был нужен ему, чтобы найти карту, во всяком случае, именно так она сказала.
– Так ты говоришь, что Карта, Что Мужу Не Прочесть, спрятана среди звезд? – спросил Генри, до глубины души потрясенный словами девушки.
– Да, – кивнула она. – Вскоре наступит лунное затмение – Кровавая Луна. Только в эту ночь можно прочитать карту и отыскать Трезубец Посейдона.
Генри ошеломленно уставился на девушку, затем спросил, запинаясь:
– Кто ты?
– Карина Смит!
Нет, это ответила не она, это голос Скарфилда громким эхом прокатился по палате госпиталя. Генри увидел, что лейтенант направляется к ним, а за его спиной идут солдаты, и все они держат руки на рукоятях своих сабель.
Карина вытащила из кармана своего халата короткий заостренный металлический стержень и протянула его Генри.
– Если хочешь спасти своего отца, – шепнула она, – ты должен спасти меня. Найди нам корабль, и Трезубец будет нашим.
– Повернись ко мне, ведьма! – крикнул Скарфилд, приближаясь к ним.
В тот же миг Карина бросилась бежать. Скарфилд выругался и бросился догонять ее. Махнул рукой своим солдатам, и они побежали вслед за ним.
Генри не стал медлить ни секунды. Как только Карина увела Скарфилда и его солдат за собой, он расстегнул с помощью стержня свои наручники, вскочил на ноги и осмотрелся. Увидел Карину, она стояла возле одного из больших окон, где ее окружили солдаты. Генри и девушка обменялись быстрыми взглядами, и Генри немедленно выскочил сквозь другое окно.
За своей спиной он услышал тревожные крики солдат, но было поздно – Генри уже вырвался на свободу. Теперь ему нужно будет придумать, как выручить Карину, и тогда он приблизится на шаг к тому, чтобы спасти своего отца. Это будет очень важный шаг. Неужели ему начинает улыбаться удача?
А вот Джеку Воробью удача, казалось, изменила окончательно. После того как его покинул экипаж, Джек попытался доказать – по крайней мере, себе самому, – что не такой уж он незадачливый. Увы, ничего из этого не вышло. Карета, которую Джек хотел ограбить, промчалась мимо него, обдав грязью. А потом зарядил дождь, под которым Джеку пришлось тащиться в город. Пешком. Там он забрел в какой-то трактир, чтобы залить свое горе ромом и отогреться, но трактирщик попался такой вредный, что попросил деньги вперед. Денег у Джека, само собой, не было ни гроша. Порывшись в карманах, он нашел в них только компас.
– Так ты хочешь выпить или нет? – спросил трактирщик, наблюдая за страданиями Джека.
Джек посмотрел на свой компас, разрываясь между желанием сохранить свое сокровище и желанием промочить горло. Пока он раздумывал, на соседний высокий стул перед барной стойкой взгромоздился какой-то рыбак. Сегодня в его сети попался необычный улов – сабля Джека.
– Нет, ты только посмотри на эту штуковину, – сказал рыбак, обращаясь к Джеку. – Одна рыбина сама насадила себя на эту саблю, можешь себе представить? Нужно будет продать ее военным морякам, как ты считаешь?
Джек с криком протянул руку, схватил саблю и швырнул ее через весь бар. Она со звоном вонзилась в прикрепленный к стене плакат с надписью: «Разыскивается!» Очень точно вонзилась, прямо между глаз изображенного на плакате капитана Джека Воробья. После этого Джек тяжело вздохнул и сказал, выложив свой компас на стойку:
– Бутылку рома.
Трактирщик поставил перед Джеком бутылку с коричневой жидкостью, а компас тут же задрожал, завибрировал, вначале тихо, потом все сильней. Сидевшие возле стойки посетители недоуменно переглянулись, а Джек отпрянул назад, со страхом глядя на компас.
Стоявшие в баре бутылки и стаканы зазвенели, а затем начали падать на пол, разлетаясь на мелкие осколки. Было такое ощущение, что началось землетрясение.
Джек понял, что совершил ошибку – большую, чудовищную. Он нервно потянулся, чтобы забрать компас и по возможности исправить свою оплошность, но трактирщик опередил его и схватил компас первым. Тряска в трактире сразу же прекратилась, а трактирщик, пожав плечами, небрежно швырнул драгоценный компас Джека в кучку часов, колечек и прочих ценных вещиц, которыми расплатились за выпивку другие посетители.
Джек глубоко вздохнул.
– Ах, ты, жизнь моя пиратская, – негромко сказал он, молча прибавил про себя «пропащая» и поднес к губам бутылку, чтобы сделать из нее самый первый, самый длинный глоток.
Под вечно темным небом Треугольника Дьявола беззвучно скользила «Немая Мария». На ее палубах трудился экипаж – призрачные матросы драили доски, которым никогда не стать чистыми, и чинили паруса, которым никогда не стать целыми. Однако мертвецы будут драить и шить без остановки и без устали, потому что таков приказ их капитана.
Наверху, на капитанском мостике, возле штурвала стоял капитан Салазар и не моргая смотрел вперед. Так он уже смотрел на одно и то же море в Треугольнике Дьявола, видел одни и те же волны, одних и тех же, похожих на скелеты, чаек над головой. А внизу, на палубе, одним и тем же делом занимались целую вечность мертвецы – его команда. И горечь предательства целую вечность продолжала наполнять давным-давно переставшее биться сердце капитана. Наложенное на него проклятие тянулось бесконечно, было невыносимым, и от этой боли Салазар невольно сжимал свои костистые руки.
А затем произошло нечто странное, очень странное. Сам собой слегка повернулся штурвал. Салазар прищурил глаза и подошел на шаг ближе к рулевому колесу. Оно вновь повернулось. Повернулось само, меняя курс корабля. Ощутив поворот, матросы-призраки оставили свою работу, подняли головы и увидели, что их капитан стоит чуть в стороне от штурвала и не прикасается к нему. Дивленные матросы приблизились к капитанскому мостику.
– Сэр, – осмелился подать голос второй помощник капитана, призрак по имени Лесаро. – Скажите, что происходит?