– Я так рад был услышать, что от Пьера получено письмо, мадам! Примите мои самые искренние поздравления и позвольте оказать вам любую услугу. Я горю нетерпением доказать вам свою преданность, мадам!
– Ах, оставьте! Вы врываетесь ко мне в спальню, не заботясь об элементарных приличиях! Уходите немедленно. Я устала и хочу остаться одна! Сделайте хоть это маленькое одолжение для меня, Фома.
– Ох, сударыня! Как много вы хотите! Я не могу уйти, не узнав от вас всего, что известно вам.
– Вот возьмите, прочитайте сами, и все узнаете. И уходите побыстрее. Эжен, мальчик, ты бы пошел погулять, поиграл с мальчишками.
– Но мама, мне так хочется, чтобы ты рассказала мне про папу…
– Нет, сынок, не сейчас. Да ты и так все знаешь. Розалия, принеси нам чего-нибудь холодного. Очень хочется пить. О, Господи, как я вся дрожу от волнения!
Кончив читать письма, Фома взглянул на Ивонну с каким-то странным блеском в глазах, потом сказал с волнением:
– Мадам Ивонна! Я весь в желании помочь моему другу. Я готов хоть сейчас скакать в Марсель и готовить корабль. Позвольте мне сделать это, мадам!
– Мессир, у меня самой есть для этого все необходимое. Гонец отдохнет и отвезет мой приказ сделать все как полагается и быстро. Не стоит еще и вам утруждать себя.
– Нет, мадам! Я не могу согласиться с вашими доводами. Освобождение Пьера и мое дело, так что я имею право на участие. И не только на участие, Ивонна. Мой долг оплатить хотя бы часть выкупа, мадам!
– И не думайте об этом, Фома. Я в состоянии сделать это сама.
– Я в этом нисколько и не сомневаюсь, но моя обязанность – внести посильную лепту в затраты. И никакие уговоры на меня не подействуют. Я это решил твердо и не отступлю от своего решения, мадам. Так что с гонцом отправлюсь и я.
– Фома, вы меня убиваете своей назойливостью. Сколько вам говорить, что мне все это весьма неприятно. И это еще мягко сказано!
– Но Ивонна, мадам, вам не убедить, что я поступаю неправильно! Я в долгу перед вашим семейством. Ведь и я виновен, хоть и частично, в том, что произошло с Пьером. Так что я не отступлю от возможности помочь в его освобождении. И я займусь этим немедленно и неукоснительно. В этом я чувствую свой долг перед другом и, конечно же, перед вами, Ивонна.
В последних словах Фомы Ивонне почудилось что-то загадочное, и ей стало не по себе. Она подозрительно глянула в его лукавые глаза и отвела свои, вздохнула горестно, но отвечать не стала. А Фома воспользовался этой нерешительностью, приняв ее за вынужденное согласие. Он стремительно повернулся, бросив на ходу слова прощания, и выбежал во двор.
Ивонна слышала сквозь открытые окна его властный голос, отдававший распоряжения, и думы ее были уже не такими радужными. Она чего-то страшилась, сама не зная, чего.
Словно в оцепенении, Ивонна слышала, как зацокали копыта лошадей. Она поняла, что Фома выполнит свое навязываемое обещание участвовать в предприятии, но сил сопротивляться больше не было. Да и что она могла противопоставить столь решительному напору наглого Фомы?
Вдруг она встрепенулась. Надо же, ведь она не успела написать Пьеру ни одного слова. Она вскочила, бросилась к окну, но лишь легкое облачко пыли указывало на то, что только что здесь проскакали лошади. Слезы навернулись у нее на глазах. Она позвала Розалию:
– Розалия, кто отправился в Марсель с Фомой?
– Мадам, их было четверо. Мессир Фома взял с собой гонца, Давилу и еще своего кучера, но экипаж они оставили здесь. Видно, спешили, мадам.
– Зачем же ему надо было брать Поля? – как бы про себя молвила Ивонна.
Радужное настроение, вызванное письмом Пьера, куда-то исчезло. На его место в сердце забрались какая-то муть и тоска. Необъяснимая грусть охватила Ивонну, даже крутящийся рядом Эжен стал раздражать ее.
Ивонна отослала служанку и Эжена, а сама спустилась в сад и стала прохаживаться по дорожкам, упорно раздумывая над всем случившимся за это короткое время. Тревога не покидала ее, но объяснить ее происхождение она не могла. Лишь участие Фомы определенно тревожило женщину. Она не могла полностью доверять ему, и его активность пугала ее.
Но прошел час, и Ивонна почувствовала голод. «Нам ничего не остается, как набраться терпения и ждать, – подумала она, направляясь к дому. – Во всяком случае, трудно поверить, что Фома как-то может усложнить скорейшее прибытие Пьера домой. В это просто не хочется верить».
Прошло дня четыре в тоскливом ожидании, когда в усадьбу влетела пара всадников, и взмыленные кони, поднимая пыль копытами, остановились перед главным входом.
Фома и Давила тяжело спрыгнули на землю, конюх схватил поводья и пошел выводить лошадей. Фома поднялся по ступеням на крыльцо. Вид у него был усталый и запыленный.
– Мадам, – сказал он, увидев появившуюся в дверях Ивонну, – приветствую вас и спешу сообщить, что все готово к отплытию в Африку.
– Так быстро? – не сумев скрыть радости, воскликнула Ивонна.
– Я старался, мадам. Не могу же я тянуть с таким важным для нас делом. Все финансовые дела улажены, и я рад сообщить, что мне удалось вытянуть сто золотых у купцов, чьи торговые суда мы тогда конвоировали.
– Ах, Фома, зачем нужно было идти на это? Это просто лишнее.
– Нет, мадам. Пусть и они почувствуют свою причастность к случившемуся. Пьер не только себя ограждал от опасности, но и их суда, которые он и спас. Считаю, мадам, что обсуждать подобное нет смысла. Все улажено. Моя доля в этом предприятии составит ровно половину.
– Ох, Фома, какой же вы неугомонный и настырный! Я же просила не делать этого. Мне, право, неловко…
– Мадам! Мне просто было необходимо сделать это. Я получаю от всего этого огромное удовлетворение и надеюсь на более благосклонное к себе отношение. Вы же знаете об этом не хуже меня.
– Мессир, я не давала вам повода так думать. Никогда не тешьте себя никакими надеждами. Из этого ничего не получится.
– Ивонна, не стоит обсуждать сейчас такие проблемы. Лучше распорядитесь подать обед, а то мы с ног валимся от усталости и голода. А мы с Давилой пока умоемся. В этом году просто ужасно жарко, хотя на дворе уже осень.
На другой день Ивонна провожала Фому с Давилой в Марсель, надеясь на скорую встречу с Пьером. Ее сердце радостно билось. Мрачные мысли отступили, давая место ликующей надежде. Омрачало настроение лишь понимание того, что придется ждать почти месяц, а погода может в любую минуту резко испортиться. Осенние штормы могут обрушиться жестоко и внезапно.
Представив себе такое, Ивонна испугалась. Она торопливо зашептала молитву, направилась в домашнюю часовенку, зажгла свечу и, опустившись на колени, стала горячо просить Господа и Деву Марию о ниспослании благополучия Пьеру.
Однако уже на следующий день молодость и надежда взяли свое. В глазах Ивонны опять заблестели искорки веселья. Она поняла, что в тоскливом ожидании нет ничего хорошего, и решила немного поразвлечься. Ивонна стала много времени уделять Мари и Эжену, каталась на лошади, стреляла из пистолета и занималась делами усадьбы – как прилежная хозяйка и мать семейства.
Как ни странно, но дни проходили достаточно быстро, и сердце Ивонны замирало, когда она вспоминала, что осталось совсем мало дней до возвращения Пьера. Она думала о забавных мелочах, которыми окружит его, о кушаньях, которыми будет потчевать любимого, и о многом другом, что приходило в голову.
Радостная, веселая, Ивонна порхала по усадьбе, всем дарила приветливые улыбки, а начавшаяся непогода уже не казалась ей такой ужасной и опасной.
Глава 13Ужасная весть
Имитируя сильный удар палкой, Али жестом приказал Пьеру выходить. Тот мигнул Арману и, скорчив гримасу боли, побрел, прихрамывая, к выходу из подвала. По дороге получил уже вполне настоящий увесистый тычок по затылку, переступил порог, и за ним закрылась тяжелая дверь.
– Так надо, – пробурчал Али, отойдя от другого стражника достаточно далеко.
– Я понимаю, братец. Не беспокойся, не сахарный, не развалюсь.
– Слушай внимательно. Тебя с товарищем я отправлю в тот подвал, где вы нашли монеты. Пусть твой друг покажет эту дыру, а мы поглядим, что там есть еще. Это будет тебе на пользу.
– Хорошо, я сделаю, как ты скажешь.
– А сейчас иди и поработай малость для отвода глаз. В углу за дверью найдешь узел жратвы. Ешь осторожно, своему другу оставь малость, пусть подкрепится, а то совсем отощает. Когда войду, то поори для виду.
– Все понял, раис. Не беспокойся за нас.
Али жестом указал, где надо работать, и ушел, а Пьер бросился в угол и с жадностью накинулся на еду. А там было чего отведать, даже жареная баранья нога с коричневой корочкой. Кувшин вина дополнил трапезу. Он едва унял свою ретивость, вовремя вспомнив про Армана. С сожалением завернул все в тряпицу, припрятал пока и принялся вычищать навоз, скопившийся за день.
Прошел приблизительно час, когда к нему втолкнули Армана. Тот растянулся на навозе, изрыгая ругательства и злобно отплевываясь.
– Успокойся, Арман. Или ты хотел, чтобы тебе ужин на блюде преподнесли? Гляди, чем тебя угощает мой друг Али. Скорее приступай, а то я едва все сам не прикончил.
– Ого! Вот это да! Да за такой ужин я и не то вытерплю!
– Тише, и побыстрей уминай. Нам еще поработать надо. Скоро у нас с тобой появится дело. Али хочет присвоить твои сокровища.
– Вот паскуда! Что же делать, Пьер?
– Да ничего и не надо делать, Арман. Зачем они нам, если совсем скоро мы получим выкуп и отправимся домой. А кругляшки из сундука нам в этом только помогут.
– Ладно. Обидно только – может, там целое состояние… Я доверяю тебе, Пьер, и жду с нетерпением того дня, когда мы с тобой сможем свободно прогуляться по улицам Марселя.
– Уверен, что это случится уже скоро. Верь и надейся, Арман.
Через несколько дней, когда над городом бушевала гроза, Али вытащил Армана с Пьером из подвала, и они отправились в старинный разрушенный город за кладом.