Последние сомнения у проверявшего рассеялись: Штирлиц, он, как говорится, и в Германии Штирлиц, а не Фризе.
— Что-то тут не так! — проворчал Владислав. — Явно чертовщинкой попахивает! — Он принюхался к пачке документов. — Ну вот! Запах серы!
— Это пахнет сургучом, — сказал коллега. — Только что заливали в ведомстве твоего Лена Кирилловича. Смотри: на конверте пять печатей.
— Ну, спасибо, объяснил! — с иронией бросил Владислав. И тут же опять переключился на необъяснимое появление Фризе в Киле:
— Штирлиц не Фризе… Тогда как Фризе в Киле очутился, если границу не пересекал? Ни на самолете, ни на поезде, ни на корабле.
— Ты что, тупой? Мы же с тобой только что пришли к одному выводу: он воспользовался чужими документами. Фризе юрист с большим опытом. Сыщик. В его сейфе могут лежать несколько паспортов на чужие имена. И все — подлинные.
— В сейфе — не лежат.
— Ничегосеньки! Добрались и до сейфа?!
Сердобольский только передернул плечами.
— Давай, листай досье дальше, — хмуро бросил Владимир Васильевич. — А вернее будет, если мы заглянем на последние страницы.
— Нет уж! Все по порядку. Этого голубчика Фризе следует препарировать, как мышку в виварии. — Владислав перевернул очередную страницу:
— Закончил юрфак…
— Ленинградского университета?
— Да, что ты прилип со своим Ленинградским юрфаком! Шеф не любит, когда об этом упоминают всуе.
— Всуе! Вот словечко ввернул. Ты духовную семинарию не заканчивал?
— Просто владею хорошим русским языком. Однако… — Владислав Викторович выразительно взглянул на коллегу. — Наш фигурант даже диссертацию защитил! Служил в прокуратуре, человеком был! И занесла его нелегкая в частные сыщики!
По данным силовых структур — Фризе успешный сыскарь. Берет очень высокие гонорары. Почитай! — Владислав протянул Владимиру несколько страничек, пробитых стиплером, да еще прошитых нитками.
Но дочитать эти странички до конца он Владимиру не дал.
— Вовик! Тезка-то твой «ходок»! И, похоже, что «большой брат» за ним постоянно подглядывал в замочную скважину. Не пойму, зачем? В политике он не замечен, дружит с милицией, живет в свое удовольствие. Наверное, такой же гурман, как и ты. А то, что девки его любят, это не преступление. — Владислав на секунду задумался. — Старик, знаешь, о чем я сейчас подумал?
— Знаю! «Штирлиц! Мой дорогой Штирлиц!» — улыбаясь, сказал Владимир. Он не обиделся на «Вовика», что непременно сделал бы Фризе. Владимира Васильевича часто так называли, и ему это даже нравилось. Он считал, что такое обращение — признак особого доверительного к нему отношения.
— Вот-вот! Как это похоже на нашего героя. Девушка в каждом городе! Даже немецком. А Штирлиц — это его кликуха.
— И в паспорте кликуха?
— Да… Не стыкуется. Я же говорю — попахивает серой!
— Сургучом!
— Есть только один способ проверить — показать поездной бригаде эту газетку с фотографией Фризе.
— Ты же не досмотрел до конца присланное досье.
— Нет проблем, — Владислав Викторович оставил часть документов себе, остальные пододвинул коллеге.
В четыре глаза, «по диагонали», опуская мелкие подробности, они быстро просмотрели все документы. Сказался многолетний опыт: прежде чем представить шефу нужные факты, им приходилось перелопачивать горы справок, газет, сообщений ТАСС.
— Спецслужбы облажались, — с ехидной улыбочкой констатировал Владимир. — Но среди справок мелькнула занятная информация — нашего фигуранта «пасут» бандиты.
— Еще бы им не пасти! Такими бабками запахло. — Владислав собрал в стопку все бумаги досье. И те, которые просматривал сам, и те, с которыми знакомился Владимир. Их ожидания не оправдались. Это означало только одно — в головах у тех, кому положено было по службе держать границу на замке, фамилии Фризе и Штирлиц никакой Божьей искры не высекли. Не замкнулись.
А сотрудник, решивший на всякий случай проверить, как закончилось путешествие пассажира Штирлица, вполне удовлетворился репликой встречавшей его дамы.
— Ну что? Выясняем, где сейчас находится поездная бригада? — спросил Владимир.
— Еще чего?! Это такая морока! Больше месяца уже прошло, — сердито бросил Владислав. — Для этого существуют специальные службы.
— Ты сейчас убедился, чего они стоят.
Но коллега уже названивал все тому же Лену Кирилловичу, приславшему досье на Фризе.
— Обед откладывается, — сказал он, положив трубку. — Лен обещал все выяснить в течение получаса.
— Ну, это вряд ли.
— Ты можешь идти есть свой язык под соусом… Как там, он называется? Бесами муча и разлюли малина?
— Соус бешамель. Бешамель! Запомни. Язык под таким соусом — объедение!
— Ерунда! Я субпродукты не употребляю. Вот жаркое по-азербайджански я бы сейчас сметал за милу душу!
— Вот! — с удовлетворением произнес Владимир Васильевич. — Тоже проголодался! Не пойду я в столовую. Поголодаем вместе. Найди-ка в досье справку о бандюганах. Если они насядут всерьез, кого выберет господин Фризе: государство или «мохнатых».
Сердобольский пожал плечами и, раскрыв досье на нужной странице, подвинул документы Владимиру. По лицу его пробежала едва заметная гримаса сомнения. Но коллега ее не заметил: он уже внимательно читал копию донесения агента наружки по фамилии Репин о слежке бандитов за Фризе. Бандиты были из группировки «Питерские» и начали вести сыщика, едва он вышел из подъезда «Инюрколлегии».
«А что там делал агент Репин? — усмехнулся Пехенец. — Ходил из своего офиса на Лубянке в обеденный перерыв в пельменную? И случайно столкнулся с Фризе?»
Владимир Васильевич знал эту пельменную и даже пару раз наведывался в нее — домашние пельмени там были отменные.
«“Топтун” Репин — фамилия, конечно, липовая — должен был знать Фризе в лицо. А его работодатели — иметь точную информацию, когда и зачем посетит это богоугодное заведение господин частный сыщик». — Пехенец с удовольствием потер свой выдающийся нос и мысленно поставил ему пятерку.
Лен Кириллович позвонил через двадцать пять минут. Обе проводницы вагона, в котором ехал гражданин России Штирлиц Владимир Петрович, твердо, без всяких колебаний признали его на фотографиях в газете, где он фигурировал как гражданин Российской Федерации Фризе.
Лен не удержался и проинформировал Владислава Викторовича о реакции проводниц на известие о наследстве:
«Круто! Для хорошего мужика и миллиарда не жаль!»
— Тоже мне биксы железнодорожные! — желчно отозвался Владислав. — Кто их спрашивал?
Когда они покидали свои уютные офисы, Владимир спросил коллегу:
— А как с бандюками? Они могут добраться до твоего Фризе раньше всех!
— Пускай добираются — будет сговорчивее.
По пути домой Владимир Васильевич решил: расскажу жене в подробностях историю с этим счастливчиком Фризе. И своими сомнениями поделюсь. Интересно, как она отнесется к попытке экспроприировать его миллиард?
«А вот про мужика в телевизоре Глафире знать необязательно, — подумал он и усмехнулся, вспомнив смешного толстяка, пытавшегося, что-то объяснить ему на пальцах. — Расскажи ей об этом, непременно скажет: Ну, доработался!»
Владимир Васильевич даже прихватил с собой немецкую газету с подборкой материалов о вступлении Фризе в наследство.
Но едва вошел в квартиру, увидел жену, как всегда красиво одетую к его приходу, распространяющую аромат его любимых «Мажи», передумал. Где гарантия, что Глафира не сболтнет ненароком кому-нибудь из приятельниц? В Спа-салоне? У них там тепленькая компания собирается! История пойдет гулять в тусовке… А Владимир чувствовал — дело с этим Фризе, темное и грязное. От него дурно пахло. Каждому, кто вовлечен в интригу, грозили мелкие и крупные пакости.
Приняв такое решение, Владимир Васильевич постарался выбросить все эти служебные «романы» из головы.
Но одно малоприятное обстоятельство не позволяло никак расслабиться: он не мог допустить расправы над незнакомым ему тезкой — Владимиром Фризе. Но как предупредить сыщика о том, что за ним по пятам идут бандиты? Пехенец никак не мог придумать, как это сделать, не засветившись. Не повредив самому себе.
Впервые в жизни он был в нерешительности.
Он боялся.
А КОГДА УМРЕШЬ ТЫ, МИЛЫЙ МОЙ ДЕДОЧЕК?
Владимир Васильевич проснулся в десять и еще полчаса понежился в постели. Через открытое окно в спальню проникали одуряющие ароматы подогретого солнцем разнотравья окружавшего дачу луга. А к этим ароматам примешивался едва уловимый запах дыма.
«Ну, это неправильно! — подумал Пехенец. — Начинать утро с шашлыков — это нарушение общественного спокойствия!»
Он натянул бермуды, разукрашенные немыслимо пестрыми зайцами, взял в кладовке триммер, воткнул в розетку электрический шнур и вышел в сад. Завтрак он отложил до приезда жены, которая каждую среду ездила на рынок. У нее были постоянные поставщицы продуктов: одна привозила ей баснословно вкусные сметану и творог, другая — свежайший телячий язык, третья — овощи и клубнику, снятые утром с грядки.
«Эх, жаль косить такую роскошь, — вздохнул Владимир Васильевич. — А придется!» Жена любила стриженые газоны, и он дал ей обещание сегодня скосить все эти «цветики степные»: колокольчики, ромашки, красный и белый клевер и даже поросль мяты. «Ну, ничего! — ободрил он себя. — Буду так поливать поляну, что вся трава немедленно отрастет».
У Пехенца была серьезная причина для хорошего настроения: с сегодняшнего дня он находился в двухнедельном отпуске. Отпуск должен был начаться с понедельника, но начальство всегда найдет повод оттяпать от отпуска день-другой. На этот раз потребовалось срочно составить полное досье на национал-большевиков. Сколько раз Владимир Васильевич уже занимался этими чертовыми сопляками! Оставили бы их в покое — давно все рассосалось. Им любое внимание «верха» — большое удовольствие, близкое к сексуальному.
Да ладно отпуск, он и со среды отпуск!
Ему вспомнилась веселая песенка студенческих времен: