й» Светка в разговорах с ним никогда не употребляла. Хорошо знала, как не любит Владимир сюсюканья.
— Ты на меня не обижайся, Володька, но в Питер я еду на собственную свадьбу, а не изучать градостроительные проблемы.
— Чушь!
— Извини. Мне надо торопиться. Подробности узнаешь из газет.
И она ушла так стремительно, что даже не задержалась у зеркала в прихожей, чтобы поправить прическу и макияж, испорченный Владимиром. А у него даже не нашлось силы воли, чтобы встать и проводить ее. Фризе был подавлен.
«Это просто дурацкая шутка, — твердил он себе, мрачно разглядывая развешенное на стенах старинное холодное оружие, доставшееся ему от деда. — Розыгрыш. “Душа моя!”, “Милый!”. Вот насмешила».
Но вместо того чтобы посмеяться, Владимиру хотелось сорвать со стены один из кинжалов, пойти в спальню и с силой воткнуть его в постель, на которой еще несколько часов назад они шептали друг другу нежные слова. «А еще приятнее было бы воткнуть кинжал в жениха. — подумал он. — Если только Светка его не придумала, чтобы меня подзадорить. Только зря старалась. Я ведь сегодня наконец принял решение…»
Владимир заглянул в гостиную и несколько секунд постоял в раздумье перед опустевшей телевизионной тумбочкой. Обычно, он не включал телик раньше восьми вечера. Но сейчас его разбирало любопытство: повторится нашествие незваных гостей или нет?
— Чего голову ломать? — сказал он громко. — Сейчас принесу «ящик» из кладовки и включу.
По старой привычке «ящиками» он называл даже современные плоские телики.
Вчерашний гость был тут как тут. Нарисовался на экране даже раньше, чем Фризе воткнул штепсель в розетку.
— Расширил свой кругозор, сыщик? — спросил он деловито. — Тогда продолжим разговор. Время поджимает.
Владимир хотел возразить: «А я никуда не тороплюсь». Но решил не начинать разговор с пикировки. Молча сел в кресло и приготовился слушать.
— Мы остановились на Законе сохранения…
— Новый взгляд на проблему мне пытался изложить один ученый. Серьезный ученый, доктор наук, — сказал Владимир, с легкой грустью прогоняя от себя образы неожиданно возникших перед ним людей. Труднее всего было расстаться с Бертой, стоящей посреди каюты в прозрачной распашонке до колен. Усилием воли Фризе заставил себя вернуться из прошлого в настоящее. Но это «возвращение», наверное, показалось собеседнику слишком медленным.
— Нам это известно, — нетерпеливо отозвался он.
— Откуда? — удивился сыщик.
— От его бывшей супруги.
— От врача-диетолога? Неужели и она к вам перекочевала?
— В известной мере.
— Мистика, какая-то! — вспылил Фризе, как будто все остальное, что сейчас с ним происходило, к мистике никакого отношения не имело.
— Да не горячись, ты, Володя! Она теперь не диетолог. Директор кинофильмов. Пару раз даже сама снялась. Потому и попала к нам. Понимаешь?
— Нет! Не понимаю! — сыщик не мог сдержать раздражения. И переживал от этого. Стыдился того, что разговаривает на повышенных тонах. Не терпел, когда считал себя одураченным.
— Не понимаю, — продолжал он горячо, — откуда вам известно о моих личных разговорах! Не понимаю, что означают эти слова: «Попала к нам». Куда, это «к нам»? Ничего не понимаю!
— Да ты уже все понял, милок, но упрямишься. Уперся, понимаешь… как осел. А у нас времени мало. Можно сказать, в обрез.
Сыщик не мог припомнить, чтобы его когда-нибудь называли ослом, но почему-то не рассердился. Но и от едкого вопроса не удержался:
— А где же тогда у вас райские кущи, полноводные реки? Затерялись в песках?
— Да ладно тебе, остромысл! Не до шуток. В последние годы вы у себя наплодили монстров и теперь прямым ходом поставляете их нам, в эти, как ты изысканно выразился, «райские кущи». Спасу от них нет! Нашествие гуннов. Причем число их растет в геометрической прогрессии.
— Ты бы не тянул резину, братец! — раздался недовольный басок. Раздался словно бы ниоткуда. Соткался из небесной голубизны, как выражались в старину. — Бери быка за рога.
На экране гость по-прежнему красовался в одиночестве. И на поданную ниоткуда реплику не обратил никакого внимания.
— Ну, дела! — прошептал Фризе. — Глас вопиющего в пустыне.
— Не обращай внимания. У нас тут желающих давать советы — как у вас звезд на небе! Наизбирали в профком краснобаев!
— Я тебе дело говорю, — отозвался басок обиженно. — Владимир Петрович — мужчина современный, деловой. Время зря терять не привык. Приступай к сути. Понимающему достаточно полуслова. Забыл только, какой умник это сказал.
Фризе тоже вдруг забыл. Всегда помнил, а сейчас словно память начисто отшибло. «Надо же, надо же! — повторял он беззвучно. — У них еще и профсоюз имеется! Профком избрали! Интересно, а как со взносами? И с каких доходов платят?»
Не в силах больше сдерживаться он разразился гомерическим хохотом. Вытирал ладонью слезы и с опаской поглядывал на обиженное лицо собеседника.
Отсмеявшись, сыщик вспомнил автора афоризма. И еще он узнал красивый голос невидимки с телеэкрана. Ленивый и слегка самодовольный басок. Но обладатель красивого голоса находился в полном здравии! Владимир Петрович видел его в каком-то новом сериале.
Сам Фризе сериалы не терпел, но когда у него «на постое» обреталась Дюймовочка…
— Криминальные сериалы помогают в моей профессиональной работе, — с несвойственной для нее наглецой заявляла Галина Романовна, когда Владимир пытался выключить телевизор. — Некоторые приемы киношных сыщиков можно использовать.
Здравый смысл и логика следователем Межрайонной прокуратуры в расчет не брались.
Как ни старался он отвадить приятельницу от иссушающего мозги времяпрепровождения, успеха не добился. И нередко подсаживался к ней на диван, чтобы отвлечь от голубого экрана завлекательными разговорами или еще более завлекательными действиями. Последнее ему почти всегда удавалось. Даже в том случае, если накал экранных страстей бывал на самом пике: подлинные страсти Дюймовочка всегда предпочитала бутафорским.
Так вот, несколькими днями ранее обладатель слегка ленивого и в меру самодовольного баса был жив и здоров. Ну, если быть точными, отчасти жив и отчасти здоров. В телесериале, который с увлечением смотрела Галина Романовна и в то же время пыталась не поддаваться на приставания Фризе, его застрелили нехорошие мужчины. Невеста долго и горько рыдала на изрешеченной пулями и политой клюквенным соком груди героя.
Но замордованным ужасом телезрителям на этот раз преподнесли «утешительный приз». Им показали документальный фильм о фильме, в котором «жестоко убиенные» герои были живы и здоровы, улыбались и даже слегка бражничали.
В документальной киношке положительный герой, такой же в меру самодовольный, как и его басок, увлекательно рассказал любителям сериалов о тех нравственных муках, которые он испытал, работая над образом. А продюсер заявил, что их сериал стал по истине народным.
— Вот видишь, — сказала Дюймовочка. — Народ обожает такие сериалы.
На что Владимир ответил латынью:
— Maximus error is populus magister. — А так как приятельница, несмотря на незаконченное юридическое образование, латыни не знала, тут же перевел:
— Народ есть величайший мастер по части ошибок.
— Народ всегда прав, — заупрямилась Дюймовочка. Но развивать свое заявление не стала. Сказала как отрезала.
Фризе, испытывая нравственные и иные муки, обращаясь к продюсеру, сердито пробормотал: «Вот мудозвон!», подхватил притихшую Дюймовочку под мышку, и даже не выключив телик, унес в спальню.
А теперь этот актер, застреленный понарошку в сериале и оживший в документальной короткометражке, находится где-то рядом. Наверное, сидел или даже лежал на горячем песке. Может быть, загорал в одних плавках.
— Вы про закон хотели рассказать, — вежливо напомнил сыщик. — Закон сохранения и превращения энергии. Его Михаил Васильевич Ломоносов и Антуан Лавуазье вывели.
— Антуану якобинцы голову на гильотине оттяпали, — назидательным тоном прокомментировал настырный обладатель приятного баса.
— Еще раз вякнешь — переберешься сюда на постоянное место жительства, — тихо произнес гость. От интонации, с которой была произнесена эта фраза, даже у сыщика по спине пробежали мурашки. Больше их беседу никто не комментировал.
— Теперь мало кто сомневается в том, что мысль — особая форма энергии. Так?
Фризе кивнул. Буквально на днях он с интересом посмотрел на канале Евроньюс большую передачу о том, что английские ученые вывели теорию и доказали ее на практике, что МЫСЛЬ МАТЕРИАЛЬНА! Вполне вменяемые вальяжные мужики демонстрировали в своей лаборатории, как другие мужики, не менее вменяемые, давая простор своим мыслям, производили бесконтактно массу всяких манипуляций с приборами и предметами. Вот только сейчас Фризе засомневался: английские это были ученые или американские?
— Мысли тех, кто умерли, их умственная энергия сохраняются во вселенной. Правильно? — Не получив, на этот раз от Фризе подтверждающего сигнала — ни кивка, ни реплики, — гость насупился:
— Порочные мысли — не исключение. К большому сожалению, они обладают колоссальной энергетикой.
— Читал я об этом. — На этот раз, Фризе вспомнил информацию в одной немецкой газетке про египетские пирамиды. Там в глубине, в погребальной камере, сохранились звуки далекого прошлого. Обрывки разговоров врачей и рабов, которые бальзамировали фараона.
«Много я все-таки знаю, — похвалил себя сыщик. — Эрудит».
— Эрудит, эрудит! — подтвердил собеседник, вогнав сыщика в краску.
«Вот уж Божья кара! — преодолевая смущение, подумал Фризе. — Он меня и думать отучит».
— Ты, Владимир Петрович, когда-нибудь задумывался, почему наш первый президент так часто и тяжело болел в лихое время?
— Пил много. Отчего же еще? — легко отозвался Фризе. — И угрызения совести мучили.
— Совесть еще надо иметь, чтобы она замучила, — ворчливо сказал собеседник. — А водка… Водка добру молодцу сердце не повредит. Вот ненависть самый крепкий организм разрушит! Ненависть нашего «гаранта» сгубила. Ненависть. Когда миллионы граждан телезрителей сидят у голубого экрана и от гнева и ненависти раскаляются так, что на них котлеты можно жарить, куда эта энергия девается?