Взрыв «Панды»
Нам удалось захватить капитана Гиберта и де Сото вместе с пятью членами их команды; Руис и другие бежали в деревню, находящуюся в глубине материка. В телескоп было видно, как поспешно строятся негры, собираясь возобновить сражение. Их подгоняли Руис и другие пираты. Мы вытеснили их из этой деревни, после чего начались переговоры с царем мыса Лопес. Он сдал капитану Троттеру Луиса и нескольких пиратов. Их отвезли в Фернандо-По на бриге «Кёлью» и после расследования заковали в цепи и доставили в Англию. Здесь их погрузили на борт британского пушечного брига «Сэвидж», который 24 августа 1834 года прибыл в гавань Салема. Его командир лейтенант Лоуни сообщил об этом властям Салема и после обычных формальностей передал им пленников, заявив, что британское правительство отказывается от своего права судить и наказать этих преступников в пользу Соединенных Штатов, поскольку свое главное преступление они совершили против этой страны. Пиратов высадили на пристани Краунингшильд и отвезли в экипажах в здание городского совета; двенадцать из них, скованных попарно наручниками, заняли свои места за решеткой. Это были совсем молодые люди или люди средних лет – самому старшему было всего сорок лет. С точки зрения физиогномики они не выглядели негодяями, за исключением нескольких человек; лица у них были чистыми и цветущими. Вскоре их отвезли в Бостон и посадили в тюрьму, где один из пиратов, Мануэль Дельгарно, перерезал себе горло осколком стекла, подтверждая старую пословицу «Кому суждено быть повешенным, тот не утонет».
11 ноября дон Педро Гиберт, капитан, дон Бернардо де Сото, помощник, Франсиско Руис, плотник, Антонио Феррер, кок, и Мануэль Бойга, Доминго де Гусман, индеец, Хуан Антонио Портана, Мануэль Кастильо, Ангел Гарсия, Хосе Веласкес и Хуан Монтенегро, иначе называемый Хосе Базилио де Кастро, предстали перед окружным судом Соединенных Штатов по обвинению в пиратстве. Сообвиняемым, обличающим своих сообщников, был Джозеф Перес, а свидетелями обвинения – два португальских матроса, которых взяли на борт «Панды» на Принцевых островах. После того как был составлен список присяжных заседателей, поднялся окружной прокурор Данлеп и сказал: «Мы стали свидетелями волнующего и необычного действия. Перед нами сидят двенадцать человек, чужих нашей стране и нашему языку, которые совершили тяжкое преступление и теперь предстали перед судом. Они обвиняются в страшном преступлении, в наглом нарушении законов не только нашей страны, но и всего цивилизованного человечества». После этого он вкратце рассказал об ограблении «Мексиканца». Суд выслушал показания многочисленных свидетелей, среди которых были капитан, помощник и несколько матросов с «Мексиканца». Они узнали пиратов, которые заперли их в трюм и забрали деньги. Когда вызвали Томаса Фуллера, одного из матросов «Мексиканца», и предложили ему опознать Руиса, он подошел к испанцу и нанес ему сильный удар в плечо. Руис вскочил и, яростно жестикулируя, стал протестовать против этого; его поддержали остальные обвиняемые. Суд сделал строгий выговор Фуллеру. Слушание этого дела продолжалось четырнадцать дней. Адвокатами обвинения были Дэвид Л. Чайлд, эсквайр, и Джордж Хиллард, эсквайр, которые с большим мастерством защищали подсудимых. Мистер Чайлд выступал с неиссякаемой энергией и продемонстрировал свои многосторонние фундаментальные знания. Он вложил в свою речь много сил и массу отчаяния, а это говорило о том, что он прекрасно понимает, что задача его – предотвратить смертный приговор – совершенно невыполнима. Мистер Хиллард произнес заключительную речь, обратившись в ней с призывом к присяжным не приговаривать к смерти мальчика Косту и кока Антонио Феррера. Он также рассказал о том, как Бернардо де Сото спас жизни семидесяти человек на корабле «Минерва», шедшем из Филадельфии в Гавану, когда был капитаном брига «Леон».
«Если, джентльмены, вы согласитесь со мной, что члены команды шхуны «Панда» (которая, как полагают, ограбила «Мексиканца») являются слугами капитана, вы не сможете их осудить. Но если вы со мной не согласны, тогда мне остается лишь попросить вас проявить милосердие. Я не думаю, что ради общественного блага надо казнить всех этих людей, принеся ему в жертву такую груду человеческих жизней. Я не думаю также, что меч правосудия должен разить до тех пор, пока он не завязнет в груде мертвых тел. Антонио Феррер был всего лишь слугой. В корабельных документах он записан свободным негром, но доказательств того, что он не был рабом, у нас нет. Если он был рабом, то его, вероятно, назвали свободным не без умысла. По всей вероятности, он раб и к тому же уроженец Африки, в чем убеждает нас татуировка на его лице. Во всяком случае, он был слугой. Можно ли этого несчастного признать виновным и заставить его понести наказание? Прошу вас хорошенько все взвесить, прежде чем осудить этого человека на смерть. Не выбрасывайте его на свалку ради того, чтобы число осужденных равнялось дюжине. Одним из главных свидетельств цивилизованного общества является уважение к человеческой жизни. Мы живем не в Турции, где султан сажает женщин в мешок и бросает их в Босфор, а жители Константинополя забывают об этом уже через час. Мы устроены иначе. Все вы хорошо знаете, какое впечатление производит на людей осуждение и казнь одного-единственного преступника и какие за этим следуют волнения и беспорядки, которые еще долгое время оказывают влияние на все наши политические учреждения. И мы знаем, что чем более цивилизованной становится нация, тем больше ценится в ней человеческая жизнь. Есть в глазах, облике и устремленном в небо взоре человека нечто святое, что запрещает грубо дотрагиваться до себя.
Томас Фуллер наносит в суде удар Руису
Инстинкт самосохранения очень силен. Даже в цепях человеку приятно видеть солнечный свет, даже в сырой камере тюрьмы человек хочет жить. И даже если нас лишить всего, что делает жизнь желанной, мы все равно будем за нее цепляться.
Мы так боимся смерти,
Что бремя самой трудной жизни,
Которое на нас навалит время,
Болезни, наказания и тюрьмы,
Покажется нам раем.
Смерть – ужасная вещь. Даже при одном напоминании о ней бледнеет лицо, а сердце сжимается от ужаса. Нужно все очень тщательно обдумать, прежде чем разрушить «кровавый дом жизни». Не надо считать, что жизнь человека не имеет цены, если он африканец. Он – совсем не бесполезная водоросль в океане жизни. В его груди живут такие же чувства, что и у нас. Так же как и мы, он ощущает боль, а его сердце наполнено человеческими привязанностями. Для торжества правосудия и закона вовсе не обязательно отнимать у него жизнь. Отобранная, она не будет иметь для нас никакой ценности; отданная же ему, она будет стоить дороже золота.
А Коста, мальчик, прислуживавший капитану, которому было всего пятнадцать лет, когда было совершено преступление – неужели он тоже умрет? Неужели его голову отрубит меч? Многие из вас уже не первой молодости и, должно быть, имеют детей. Представьте себе, что до вас дошли слухи, будто вашему сыну грозит казнь, что его судят в чужой стране (любой мальчик, выполняющий роль прислуги, который уходит в море из нашего порта, может оказаться в подобной ситуации); так вот, представьте себе, что вам сообщили, что он был казнен, так как капитан и офицеры его судна нарушили закон в далекой стране. Что вы при этом почувствуете? Я не могу этого сказать, но догадываюсь, что все вы испытали бы одинаковые чувства и, подобно Иосифу, воскликнули бы: «Мой сын! Мой сын! О боже, лучше бы я умер вместо тебя!» У этого мальчика тоже есть отец; пусть образ этого отца встанет перед вашими глазами, умоляя вас пожалеть его сына. Быть может, у него есть и мать, и дом. Подумайте о том, какая тень упала на этот дом, когда мальчик пропал. Подумайте о его матери, о тех долгих часах, которые она провела в напрасном ожидании, когда ее надежда сменилась разочарованием, разочарование – тревогой, а тревога – отчаянием. Сколько раз, должно быть, она протягивала руки к небесам, умоляя вернуть ей сына, сгинувшего где-то на чужбине? Пусть же мольбы этой несчастной женщины тронут ваши сердца и защитят мальчика от карающего меча закона».
После блестящего напутствия, с которым судья Стори обратился к присяжным, суд удалился на совещание и в девять часов на следующее утро вынес свой приговор.
Секретарь. Господа судьи, вынесли ли вы приговор?
Присяжные. Да.
Секретарь. Кто из вас будет говорить?
Присяжные. Наш председатель.
После этого обвиняемые, услышав свое имя, поднимались со скамьи и выслушивали приговор. Первым был вызван капитан Педро Гиберт. Он встал, поднял руку и уставился на присяжных с решительным выражением лица и ни разу не отвел взгляда.
Секретарь. Присяжные, посмотрите на подсудимого; подсудимый, посмотрите на присяжных. Каков ваш вывод, господа, виновен подсудимый Педро Гиберт или нет?
Присяжные. Виновен.
Тот же самый приговор был вынесен де Сото (помощнику), Руису (плотнику), Бойге, Кастильо, Гарсии и Монтенегро. Коста (слуга капитана), Феррер (негр), Гусман, Портана и Веласкес были признаны невиновными.
Объявив приговор присяжных, председатель зачитал суду следующие рекомендации о помиловании: «Присяжные испытывают сочувствие по отношению к Бернардо де Сото по причине его великодушных, благородных и граничащих с самопожертвованием действий по спасению жизней более семидесяти человек, составлявших команду и пассажиров корабля «Минерва»; они просят, чтобы его дело было передано на милостивое рассмотрение правительства».
Судья Стори ответил, что желание присяжных совпадает с желанием суда и прокурора.
«Внешний вид и поведение капитана Гиберта остались такими же, как и в тот раз, когда мы его впервые увидели. Его глаза остались незамутненными, а черты лица по-прежнему выражали властность и решительность. Мы не заметили ни малейшей перемены в цвете его лица или в его выражении, когда ему сообщили приговор суда; он только слегка поклонился и сел на свое место. С де Сото все было наоборот. Он сильно изменился: похудел, а выражение е