— О ком ты? — не понял Эрик.
— О… ну… о тех девочках.
— Плевать мне на девчонок, я есть хочу!
Георг почувствовал себя бесконечно одиноким.
Наконец появился Фабиан — с вытянутым лицом, словно он глотнул уксусу.
— Чего ради ходить и глазеть на витрины без единого эре в кармане! И на базаре ничего кроме крыжовника не стянешь!
Молча подняли паруса. Георг с отсутствующим видом неотрывно глядел в безлюдные дали; он не был больше центром вселенной.
«Какого черта куда-то нам плыть?»
Куда только девалась его радостная, солнечная самоуверенность?!
— Сядьте кто-нибудь за руль, — вяло проговорил он, — мне лень.
Вахту принял Фабиан. Он тут же послал Эрика на нижнюю палубу — готовить ужин.
Но вскоре из шканцевого люка высунулась голова Эрика.
— Еды больше нет! — трагическим голосом сказал он. — Ничего, кроме банки анчоусов. Я перерыл ящик с консервами до самого дна, но там одни бумажки.
Георг подскочил к Фабиану:
— Признавайся! Это ты все стащил!
— Напрасно ты так думаешь, — огрызнулся, отступая от него, Фабиан. — Если хочешь знать, Эрик тоже был внизу.
Георг опустился на банку и внезапно совершенно успокоился.
— Ну ладно… раз ничего не осталось, поплывем домой. — И, повеселев, он начал мечтать, как сдаст выпускной экзамен в гимназии, как будет прогуливаться с красивой девчонкой в белом платье и собирать под снегом землянику.
Фабиан и Эрик молча переглянулись. В поведении Георга было нечто новенькое. Раньше о возвращении домой никто и заикнуться не смел. Казалось, будто между ними существует молчаливый уговор: всякую мысль о доме скрывать. Теперь этот запрет был нарушен: гнилой зуб начал ныть и его во что бы то ни стало необходимо вырвать.
Молчание затягивалось.
— Конечно, можно было бы рыбачить и охотиться, — пошел на попятную Георг, но в его словах не было уверенности.
— Конечно, — оживился Фабиан. — И потом скоро можно будет кое-чем поживиться и в садах. — В душе Фабиана проснулась надежда.
— А если попадемся, что тогда? — захныкал Эрик.
Георг снова взялся за руль.
— Веселых приключений ждать больше нечего. Уж раз подумали, что все равно придется вернуться домой, значит, тому и быть. И глупо возвращаться окольным путем. Стало быть, берем курс домой, а там поглядим. Утро вечера мудренее!
Дул встречный ветер. Значит, рейс займет самое меньшее — двое суток. Но Георг испытывал почти наслаждение оттого, что им придется голодать. Казалось, это поможет ему хоть немного искупить вину.
К ночи установился полный штиль. Фабиан пытался поймать какую-нибудь рыбину на восковые шарики, которые наскреб из патронов. Но рыба не клевала, и Эрик, который больше других страдал от голода, хныкал.
Они бросили якорь в зарослях озерных камышей под прикрытием поросшего сосной островка. Они мечтали хотя бы во сне избавиться от чувства голода, но уже чуть свет проснулись и, кряхтя, вылезли из-под одеяла.
Ветер по-прежнему дул навстречу. Немного похолодало, и над водой курился легкий ночной туман. Румяное, заспанное солнце повисло над рыбачьей хижиной по другую сторону озера. Позади простирались необъятные просторы тонувших в сиреневой дымке низких лугов и желтых пашен.
Палуба была совсем сухой, так как не выпало ни капли росы. Прямо за кормой «Розы ветров» на нежной озерной глади между зелеными гарпунами стрелолиста и плывущими по воде розовыми цветами подпрыгивал маленький сигнальный буй из коры.
Прежде чем Георг успел что-нибудь сказать, Фабиан бросился в шлюпку. Изрубив буй, он начал поднимать перемет. Дело спорилось. Перемет извивался и приятно дергался у него в руках. Вот огромный угорь запрыгал на дне шлюпки. За ним последовали чудесные окуни и еще угри — их было не меньше дюжины. Когда довольный Фабиан перевез весь улов на яхту, от мостков у красной рыбачьей хижины отчалила лодка-плоскодонка и стрелой понеслась прямо к яхте.
Георг метнулся к парусам. Эрик к якорю.
Но кливер запутался, и Георг, чуть не плача, стал метаться по палубе, готовый все бросить и отступиться; удары весел по воде в это тихое утро гулко отдавались в ушах, а голову, казалось, разбивают молотком. Но вот наконец «Роза ветров», подгоняемая попутным ветром, заскользила вдоль зарослей камыша. Плоскодонка мчалась за ними следом. В ней сидело двое рыболовов.
— Стой, дьяволы! — загремел грубый голос. — Стой, стрелять будем!
— Они схватят нас, схватят! — со слезами в голосе говорил Георг, с ужасом представляя, как чья-то рука жестко хватает его за шиворот. «Только бы миновать островок, — с отчаянием думал он. — В открытом пространстве ветер будет сильнее! Да, сильнее!»
Фабиан с ревом дул на паруса, словно это могло помочь.
Когда они обогнули мыс, подул свежий ветерок, нежно и ласково коснулся их разгоряченных лиц.
А по небу плыли огромные розовые тучи. «Роса не выпала, — подумал Георг, — значит, будет дождь. А перед дождем всегда дует сильный ветер. Только бы он не опоздал! — робкая надежда шевельнулась в нем. — Только бы не опоздал!»
Расстояние между плоскодонкой и яхтой неумолимо сокращалось, все отчетливей слышался скрип уключин.
Георг отвязал шлюпку. «Может, она отвлечет их, а мы выиграем время, — подумал он. — Если нет, все равно «Розе ветров» будет легче плыть. Боже ты мой, ну хоть бы слабенький ветерок!»
Шлюпка скользнула за борт, заляпанный и потрепанный конец каната потянулся за ней по воде. Но плоскодонка промчалась мимо, предоставив шлюпку своей судьбе.
Из рубки с ружьем в руке вынырнул Фабиан.
— Ты что, спятил?! — вскричал Георг, выбивая ружье у него из рук. — Вовсе уж спятил!
Гребцу, сидевшему впереди на веслах, то и дело приходилось оглядываться, чтобы не сбиться с курса. Георг видел неряшливую грязновато-рыжую бороду, серые, налитые кровью глаза и коричневатый, испачканный табаком рот, извергавший грубые ругательства.
Плоскодонка была уже в нескольких метрах от их кормы, но ни один из гребцов не мог бросить весла, и им пришлось плыть наперерез, чтобы, вынырнув сбоку, схвати/ь мальчишек.
— Забирайте нашу шлюпку, забирайте нашу шлюпку! — кричал Георг.
— Успеется, заберем ее после, жулик ты окаянный! Сперва надобно тебя к ленсману отвести! — грубо захохотал тот, что сидел впереди.
Тут Георг заметил, что весло преследователя, то, что было ближе к нему, скреплено жестью. В глазах Георга сверкнула радость. Он толкнул Фабиана к рулю и, промчавшись по палубе, поднял тяжелый лисель. В тот самый миг, когда плоскодонка только собралась приблизиться к «Розе ветров» с наветренной стороны, он изо всех сил ударил по веслу, и оно разлетелось на куски.
Плоскодонка бешено завертелась, а гребцы, оставшись ни с чем, злобно накинулись на Фабиана, показывавшего им нос:
— Вор, жулик! Жулики вы окаянные!
Теперь нужно было поднять на борт шлюпку. Георг, предоставив яхту воле ветра, стал лавировать прямо под носом растерявшихся преследователей, ловко подбираясь к шлюпке, пока не подцепил ее за оставшиеся в уключинах весла. Фабиан, зажав в каждой руке по угрю, словно укротитель змей размахивал ими в разные стороны и танцевал по палубе.
— Вы, мелюзга, — с горечью бормотал сидевший на корме седобородый старик с непокрытой головой — только теперь Георг разглядел его лицо. — Знаете ли вы, что значит красть?
Георг подбежал к Фабиану и, сбив его с ног, отобрал рыбину.
Над верхушками леса уже начало гореть солнце, а ветер почти стих.
Рыбаки в плоскодонке снова воспрянули духом. Младший греб, вставив в уключину целое весло, а старик осаживал лодку после поворота снятой с места шлюпной банкой, которую приладил вместо руля. Плоскодонка опять приближалась, двигаясь как-то боком, словно молодой, начинающий бегать щенок.
— Глянь-ка, ветер в проливе слабее, — показал старику рулевой. — Там мы их и накроем.
Эрик с Фабианом прыгнули в шлюпку и стали буксировать ее изо всех сил к яхте.
Это было необычное и смешное состязание, когда оба соперника двигались со скоростью улитки и были на очень близком расстояний друг от друга.
Потом плоскодонка снова начала вырываться вперед.
— Ленсмана тебе все равно не миновать! — захихикал старик, грозя Георгу кулаком.
Но всякий раз, когда второй рыбак выпускал из рук весло, чтобы схватиться за планшир «Розы ветров», плоскодонка за ее кормой снова замедляла ход от толчка стеньгой спиннакера[54]. С ее помощью Георг, стоя на корме, маневрировал, а управлял яхтой ногами.
Снова налетел резкий прохладный ветерок с туманом, и расстояние между яхтой и плоскодонкой сразу увеличилось на несколько саженей.
— Сбегаем-ка к соседям, возьмем у них лодку и перехватим это сатанинское отродье! — вскричал рулевой и стал править к берегу.
Георг развязал узел буксирного конца.
— Гребите побыстрее через пролив, — закричал он Фабиану и Эрику, — вытаскивайте весла у всех лодок, какие увидите, и бросайте их в озеро!
Фабиан и Эрик стремительно ринулись к шлюпке вперед, в спешке неровно загребая веслами.
Рыбаки были уже на берегу и, осыпая угрозами мальчишек, бежали по прибрежным камням.
Когда шлюпка исчезла за поросшим осиной мыском, Георг остался один во всем заливе. В голове его эхом отдавались слова: «Воры… жулики!» И хотя невыносимо пекло солнце, его бил озноб.
Вскоре шлюпка с Фабианом и Эриком снова появилась в проливе. Как оказалось, у ближайшего причала не нашлось ни одной лодки, и мальчики поспешили вернуться. Шлюпку отбуксировали, привязали ее к яхте.
Георг зорко смотрел в бинокль. Где-то далеко-далеко с наветренной стороны он увидел какую-то темную полосу. Ветер ли это или дождь, он не знал. Но внезапно там вдали, над островками, перекинулась большая, удивительно яркая двойная радуга и послышался отдаленный удар грома…
Оба рыбака уже добежали до причала и рассказывали обо всем маленькой старушке в белой косынке. Мальчики видели, как угрожающе стала размахивать руками старушка, и поняли, что она ругает их на чем свет стоит.