— Что ему надо? — переспросил со своей койки подполковник.
— Приглашает позавтракать…
— Сволочь, — выдохнул Иванов.
Для очередного, жуткого и мучительного, приступа тошноты обоим мужчинам хватило одной только мысли о пище…
Во второй половине дня они все-таки выбрались на палубу.
Вокруг мало что было видно — воздух, душный, перенасыщенный влагой, почти не пропускал солнечный свет. Плотные стены тропического дождя безнадежно скрывали границу, отделявшую небо от океана, и даже огни на мачте угадывались только потому, что Виноградов заранее представлял их расположение. Удивляло отсутствие молний и грома. Зато яростные ураганные шквалы со свистом метались из стороны в сторону, то и дело швыряя на палубу брызги и пену.
— Чтобы я еще раз, когда-нибудь…
С того места за шлюпками, куда по молчаливому уговору они забрели с подполковником, океанские волны казались живыми, огромными и неторопливыми. Волны окружали «Альтону» со всех сторон, ни на секунду не оставляя в покое, — так что судно то медленно карабкалось куда-то вверх, на самый гребень, то вдруг, внезапно, в момент, который ни разу не удавалось предугадать, летело вниз. В конце концов падение достигало своей крайней точки, нос «Альтоны» уходил глубоко под воду, выбивая форштевнем два мощных и шумных фонтана, — а потом все опять повторялось сначала…
Через некоторое время они увидели кока, осторожно пробирающегося с кастрюлей вдоль палубы по каким-то своим неотложным делам. Тот их тоже заметил, вздохнул и сочувственно покачал головой: очевидно, вид у начальства был не самый лучший, а выражение бледных, сероватых лиц говорило само за себя.
— Давай-давай, проваливай… Чего уставился?
Судовой кок тотчас же выпал из поля зрения, но довольно скоро появился опять, прижимая к груди большой термос, салфетки и пластиковые стаканы. Виноградову стало немного стыдно за грубое поведение подполковника — он даже извинился, поблагодарил парня и показал жестами, что больше ничего не нужно.
— Это зачем еще?
— Кажется, чай. Крепкий. С травами… — принюхался Виноградов, отворачивая крышку.
— Не хочу.
— Надо, — вздохнул Виноградов и, пересилив себя, сделал первый глоток:
— Хуже не будет. Наверное…
К вечеру обоим заметно полегчало. Может быть, помогло азиатское снадобье, а может быть, натренированные организмы и сами по себе, постепенно, приспособились к новым условиям существования — во всяком случае, от тяжелого приступа «морской болезни» остались только тупая головная боль и небольшая, ни к чему не обязывающая тошнота.
Так что, когда за бортом наступила следующая ночь и стемнело уже окончательно, они даже нашли в себе силы спуститься вниз, чтобы навести порядок в загаженной каюте…
Сигнал боевой тревоги раздался на третий день после урагана.
Погода снова была изумительная: теплое солнце над линией горизонта, синее небо с прозрачными перьями облаков, изумрудные волны…
Хотелось все это сфотографировать, покрыть глянцем и перенести на обложку какого-нибудь журнала для женщин. Однако теперь Владимир Александрович Виноградов твердо знал — он уже никогда не обманется тихой, ласковой красотой океана. Потому что тот, кто хоть раз испытал на себе нечеловеческую, неукротимую энергию водной стихии, до конца дней своих обречен относиться к ней с осторожной опаской и уважением.
Прошло уже больше суток с того раннего утра, когда изрядно потрепанная, еле живая старушка «Альтона» оставила справа по борту Джибути и вошла в зону действия сомалийских пиратов — Аденский залив. Судя по карте, вывешенной напротив кают-компании, судно теперь находилось примерно в сорока милях к северу от побережья, медленно приближаясь к самой оконечности Африканского Рога.
— Еще не началось? — Выбираясь из оружейного трюма, адвокат Виноградов довольно болезненно зацепил головой металлическую перекладину:
— Ох, да чтоб твою мать!
— Нагибаться надо, — посоветовал подполковник. Сам он уже давно чувствовал себя в судовых лабиринтах «Альтоны» вполне уверенно.
— Шишка будет, — пожаловался Виноградов, потирая лоб.
— Будет. Если доживешь.
— Типун тебе на язык… Ну, и где там гости дорогие?
— Посмотри. Вон, туда… левее.
Владимир Александрович взял из рук подполковника протянутый бинокль:
— Красиво идут… Точно они?
— На рыбаков непохоже, — пожал плечами подполковник Иванов.
По боевому расписанию, третьим на полубаке «Альтоны» должен был находиться морской пехотинец, которого все в палубной команде называли Крабом.
— Разрешите?
— Да, поднимайся.
Пока с огневых позиций условными фразами докладывали по рации о готовности, Краб очень обстоятельно, по-хозяйски, оборудовал себе место для предстоящей стрельбы.
— Тихо! Приготовились…
Сначала послышался звук — монотонный и нарастающий, примерно такой же, как у процессии мотоциклистов, катящихся по автостраде. Затем, сквозь специально прорезанное в обшивке смотровое отверстие, Виноградов смог увидеть противника.
Пиратская флотилия была уже совсем близко.
Впереди, выдаваясь немного из общего строя, рассекал острым носом волну белоснежный, похожий на чайку, прогулочный катер. Обычно такие дорогостоящие скоростные игрушки покупают себе дети западных миллионеров, футболисты или избалованные славой поп-звезды. Однако приблизившийся к «Альтоне» красавец отличался от своих мирных собратьев тяжелым спаренным пулеметом, в открытую установленным перед рубкой. При этом на палубе катера не было ни души, а происходящее внутри рубки надежно скрывалось от посторонних глаз матовым блеском тонированных стекол.
В отличие от великолепного флагмана, остальные боевые единицы пиратской флотилии выглядели вовсе не так впечатляюще. В сущности, они представляли собой всего-навсего переоборудованные для морского разбоя рыбацкие моторные лодки и катера, так что Виноградов мог с искренним интересом и даже с некоторой жалостью рассматривать через оптику маленьких, темнолицых людей, выстроившихся вдоль бортов:
— Детский сад…
На каждой лодке стояло человек по десять — пятнадцать. Плохо одетые, вооруженные чем попало, они старательно принимали позы, которые им самим казались угрожающими. Впрочем, у некоторых вообще не было видно оружия — очевидно, часть экипажей использовалась только в качестве рабочей силы при погрузке добычи.
Вопреки ожиданиям Виноградова, он так и не увидел никаких черных флагов с черепом и костями или иных опознавательных знаков, которые указывали бы на принадлежность этой флотилии к сообществу морских пиратов.
— Огонь открывать только по моей команде.
— Обижаете, командир.
В этот момент ожила рация, благодаря которой на каждом боевом посту «Альтоны» можно было услышать переговоры, ведущиеся между пиратами и капитанским мостиком. Разговаривали по-английски, и Виноградов начал негромко переводить — специально для Краба, почти не понимавшего по-английски:
— Так. Они, значит, требуют сбавить ход и остановиться… Предупреждают, что в случае неподчинения будет открыт огонь. И чтобы мы не пытались подавать сигналы SOS… При выполнении всех условий гарантируют личную безопасность.
— Понятно. А мы чего?
Владимир Александрович показал на молчащий динамик:
— Ничего.
— Сейчас, значит, начнется.
И действительно, когда между обшарпанным бортом «Альтоны» и пиратским флагманом осталась только узкая полоска воды, на палубу флагманского катера, не торопясь, вышел короткостриженый темнокожий мужчина в камуфляже. Он привычно взялся за станковый пулемет, несколько раз поводил стволами из стороны в сторону, широко расставил ноги — и без лишних слов выпустил длинную очередь, пропоровшую сухогруз от кормы и до самого носа.
Виноградов непроизвольно втянул голову в плечи:
— Ну и шуточки, блин!
В следующую секунду рация вновь ожила и дрожащим голосом подполковника Иванова попросила прекратить огонь:
— Господа пираты, мы подчиняемся силе…
Машина сбавила обороты и, в конце концов, остановилась окончательно. Некоторое время судно еще продолжало идти вперед, по инерции, сопровождаемое эскортом пиратов, — но довольно скоро и это движение прекратилось. Стало тихо. Так тихо, что притаившиеся на палубе люди без труда могли теперь слушать волны, плещущиеся внизу, у бортов «Альтоны».
— Окружают.
Две моторные лодки медленно обогнули лежащую в дрейфе «Альтону» и встали на некотором расстоянии от ее левого борта. Остальные пиратские суда подобрались справа, и в этот момент из динамика донесся требовательный голос — тот же самый, что перед этим приказывал остановиться.
— Что он сказал? — Притаившийся рядом морской пехотинец тронул Владимира Александровича за локоть.
— Вот, сука такая… Благодарит за сотрудничество. Очень хочет, чтобы теперь мы спустили трап и приняли на борт досмотровую команду.
— Понятно.
— Внимание, парни! Я пошел.
Буквально через несколько мгновений подполковник Иванов уже оказался на шлюпочной палубе «Альтоны». Выглядел он, следует отметить, впечатляюще — в чудовищных размеров морской фуражке с плетеным крабом и в белоснежном, безупречно отглаженном кителе, украшенном множеством золотых якорей и нашивок. Следом за ним спустился один из бойцов, которому, очевидно, на этот раз выпало играть роль боцмана. Под пристальными, настороженными взглядами нескольких десятков глаз они проследовали к выносному трапу и принялись подготавливать судно к приему непрошеных посетителей.
Виноградов переглянулся с соседом: события начали развиваться по варианту, в котором на их долю выпадала едва ли не самая основная задача… Наконец ржавая металлическая конструкция вышла за борт и медленно, с душераздирающим скрежетом блоков, поползла вниз, к воде. Катера и лодки с вооруженными людьми еще оставались на месте, в ожидании своей очереди или команды, когда их красавец флагман взревел мотором и поднял из-под кормы фонтан пены. Описав торжествующую дугу — так сказать, полукруг почета, — он приблизился к сухогрузу и замер как вкопанный возле нижней ступени трапа, лишь немного покачиваясь на волнах.