терства перевели разговор с Киддом в более деликатную плоскость. Их интересовали деловые партнеры капитана, именовавшиеся не иначе как «корпорация пиратов». Кидд представил им краткий отчет о своих инвесторах и стоимости снаряжения экспедиции. Когда его спросили, с кем из членов хунты он обсуждал предстоящее морское предприятие, капитан ответил, что с Сомерсом не встречался ни разу, с Ромни встречался один раз, с Орфордом — много раз, а в офисе Шрусбери побывал лишь однажды. Там-то он и встретился с Белломонтом, предложившим ему принять участие в указанном предприятии; затем проект обсуждался с государственным секретарем Верноном.
Около одиннадцати часов ночи утомленные члены министерства пришли к выводу, что для первого раза услышали достаточно. Кидду прочитали запись его показаний и попросили подписать их. Очевидно, тогда же капитан Уинн передал чиновникам Адмиралтейства журнал Кидда, который с тех пор больше никто не видел.
Поскольку депутаты Палаты общин просили до открытия следующей сессии держать Кидда за решеткой, капитана решено было отправить в Ньюгейтскую тюрьму. Около полуночи арестант и конвоиры во главе с маршалом Чиком вернулись на адмиралтейскую баржу, которая доставила их на причал Блэк-Фрайерз-Стэрз. Оттуда Кидда отвели в пятиэтажное здание, расположенное на углу Ньюгейта и Холборн-стрит. Там маршал передал своего «клиента» надзирателю Феллсу. Последний препроводил нового заключенного в камеру. Она стала последним земным пристанищем капитана Кидда.
Узник должен был носить кандалы на руках и ногах, и ему запретили иметь связи с внешним миром — писать письма он мог только в Адмиралтейство. Столь строгие меры обычно принимались в отношении лиц, подозревавшихся в государственной измене. Но руководители морского ведомства решили, что изоляция Кидда пойдет лишь на пользу делу.
На следующий день Джеймс Вернон встретился с сэром Джорджем Руком и узнал, что именно Кидд говорил лордам Адмиралтейства. Пересказав содержание отчета обвиняемого, Рук высказал мнение, что полученная информация едва ли устроит тори — в ней не было прямых доказательств связи хунты с пиратами. Вернон тут же сообщил об этом герцогу Шрусбери.
Спустя три дня лорды Адмиралтейства пожелали осмотреть сундук Кидда, доставленный с борта «Эдвайса». Сверху лежали документы, по которым можно было проследить ход экспедиции (за исключением судового журнала и других «неудобных» бумаг, уничтоженных на Сент-Мари). Ниже покоились сумки с серебром и золотом. Когда сведения о найденных у Кидда ценностях достигли ушей директоров Старой Ост-Индской компании, они потребовали конфисковать их в пользу компании и собственников «Кедах мёрчента». Вернон просил лордов Адмиралтейства рассмотреть эту петицию как можно скорее, но получил отрицательный ответ: законные владельцы могли подать ее королю в течение года после осуждения Кидда.
Тем временем холод, сырость и антисанитария привели к тому, что болезнь Кидда обострилась, и он упросил Феллса передать призывы о помощи двум его дальним родственникам, Блэкберну и Саре Хокинс, проживавшим в Лондоне. Мистер Блэкборн торговал рыбой на Темз-стрит и приходился двоюродным дедом первому мужу Сары Кидд. Миссис Хокинс из Уоппинга тоже находилась в родстве с женой капитана. 7 мая 1700 года Блэкборн и Сара Хокинс появились у ворот Адмиралтейства. Торговец рыбой «пожелал, чтобы ему разрешили поговорить с капитаном Киддом». Миссис Хокинс испрашивала разрешения передать Кидду его «сундучок с одеждой и постельным бельем». Обоим было отказано в их просьбах.
13 мая в Адмиралтейство прибыл помощник надзирателя Ньюгейтской тюрьмы. Из его слов следовало, что у капитана Кидда «сильно болит голова, трясутся конечности, и он испытывает крайнюю нужду в одежде». Чиновники Адмиралтейства вынуждены были позаботиться об улучшении условий его содержания в неволе. Кидду передали одежду и постельные принадлежности, а также позволили видеться — в присутствии надзирателя или его помощника — с миссис Хокинс и мистером Блэкборном. Последние могли оказывать ему помощь деньгами и привести к нему врача. Однако едва кризис миновал и здоровье капитана пошло на поправку, посещения были снова запрещены.
21 июня в Лондоне судили группу из 24 пиратов, включая Джеймса Келли. Двадцать один обвиняемый был приговорен к смертной казни. Судья верховного суда Адмиралтейства сэр Чарлз Хеджес отправил в Хэмптон-Корт запрос по поводу амнистии тем из них, в деле которых имелись смягчающие вину обстоятельства, и король помиловал 11 приговоренных. Келли и девяти его несчастным товарищам в помиловании отказали. 12 июля все они были повешены в Доке казней в Уоппинге.
В конце июля на борту корабля «Сидней» в Лондон был доставлен капитан Роберт Каллифорд. Хотя он добровольно отдал себя в руки властей, воспользовавшись королевской амнистией, 1 августа его посадили в тюрьму Маршелси: он мог стать важным свидетелем в деле капитана Кидда. Однако спустя восемнадцать дней Каллифорд ухитрился выбраться на свободу. Адмиралтейство приказало Джону Чику немедленно найти беглеца, и тот бросил на его поиски лучших ищеек во главе со своим заместителем. Задержать Каллифорда удалось лишь 17 октября. На сей раз пирата упрятали не в Маршелси, а в Ньюгейтскую тюрьму.
30 декабря 1700 года Кидд продиктовал некоему Боденхему Раусу письмо, адресованное лордам Адмиралтейства, в котором просил предоставить ему больше свободы — в частности, разрешить гулять на свежем воздухе, без чего он не мог справиться с болезнью. Министерство получило это письмо 4 января 1701 года, и уже на следующий день лорды позволили капитану Кидду совершать пешие прогулки вокруг тюрьмы в сопровождении надзирателя или одного из его помощников. При этом узнику по-прежнему было запрещено вступать в разговоры с кем бы то ни было.
Парламент возобновил свои заседания 6 февраля 1701 года. Тори, имея большинство, сумели провести на должность спикера своего лидера — сэра Роберта Харли. Через месяц, рассмотрев первоочередные вопросы внутренней и внешней политики, депутаты-тори решили, наконец, заняться судьбой Кидда. 14 марта они потребовали, чтобы все документы по делу капитана были переданы Полу Джодреллу, клерку палаты. Большую часть бумаг доставил Джосайя Барчетт, секретарь Адмиралтейства; некоторые документы принес с собой Вернон. Все эти свидетельства сложили на столе в капелле Святого Стефана, в старом Вестминстерском дворце, где проходили заседания Палаты общин, — «дабы члены палаты могли ознакомиться с ними».
20 марта депутаты образовали специальную комиссию для изучения представленных документов и подготовки отчета по ним. В тот же день комиссия собралась на свое первое заседание в палате спикера. Одной из «козырных карт» тори должен был стать армянский купец Ходжа Ованес, специально доставленный агентами Старой Ост-Индской компании из Индии в Лондон. Будучи совладельцем груза «Кедах мёрчента», он требовал компенсации своих потерь в размере 440 тысяч рупий. Кроме Ходжи Ованеса, перед депутатами должен был выступить и Генри Болтон, арестованный в Вест-Индии и доставленный на военном корабле в английскую столицу. Его свидетельства могли усилить обвинительную часть антивиговской кампании тори.
27 марта Кидда вывели под конвоем из Ньюгейтской тюрьмы и повели в сторону Уайтхолла. Очевидцы рассказывали, что следом за ним и его стражниками двигалась толпа из нескольких сот человек, желавших хоть одним глазком взглянуть на «великого пирата».
Капитана доставили в капеллу Святого Стефана, где проходили заседания парламента, и он занял свое место за огорожей в ожидании дебатов. В зале присутствовал также Ходжа Ованес. Что касается пройдохи Болтона, то он, добившись освобождения из-под стражи по поручительству, ухитрился сбежать.
После того как сэр Хамфри Маквёрт объявил, что все бумаги по делу капитана Кидда находятся в должном порядке, пакет с копиями допроса, опечатанный в Адмиралтействе, был вскрыт и его содержимое зачитали вслух. Следом была зачитана петиция Ходжи Ованеса. Затем начался допрос Кидда. Вопросы в основном касались его встреч с членами хунты. Капитан ни на йоту не отклонился от своих первоначальных показаний, подтвердив, что он виделся с Орфордом и Ромни, но никогда не встречался с Сомерсом и Шрусбери. Говоря о роли Харрисона и Белломонта, Кидд назвал их организаторами всего предприятия. При этом капитан подчеркнул, что никогда не преступал закон, не был пиратом и не получал от организаторов экспедиции секретных указаний грабить встречные суда.
Когда зачитывались письма Белломонта и высказывались мнения по поводу всего случившегося, Кидда вывели из зала. Позже его допросили еще раз, однако протоколы допроса не сохранились.
Перед закрытием заседания депутаты решили, что на следующий день, в пятницу 28-го, им следует заслушать показания Харрисона, дабы выяснить, имело ли королевское пожалование законную силу.
Сопровождаемый толпой зевак, Кидд снова был отведен в Ньюгейт.
В пятницу, как и планировалось, депутаты Палаты общин допросили Харрисона и обсудили документы, касавшиеся «корпорации пиратов». Дебаты продлились до восьми вечера. В схватке с тори хунта все еще пользовалась достаточной поддержкой, так что в финале за признание каперского поручения Кидда законным проголосовало 198 депутатов, против — 185.
На следующий день, в субботу, депутаты решили, «что Кидд может быть привлечен к суду в соответствии с законом».
31 марта капитан снова выступил в Палате общин. Никаких отчетов об этом выступлении не сохранилось, однако, как писал анонимный автор, Кидд не сообщил депутатам «ничего нового». После этой встречи Сеймур якобы заметил:
— Малый не только разбойник, но и дурак, и я не поверю больше ничему из того, что он еще скажет.
Суд
До начала судебного процесса морское ведомство провело допросы членов команды Кидда — как тех, что были задержаны вместе с ним, так и тех, кто был арестован позже и доставлен в Лондон адмиралом Джоном Бенбоу. Следователям нужно было найти двух свидетелей, готовых предать своих корабельных товарищей и выступить на суде с разоблачением их пиратской деятельности. После серии допросов таких предателей нашли — ими стали Роберт Брэдинхем и Джозеф Палмер.