Шум здесь стоял страшный. Ревели промышленные мельницы с огромными стальными валами, которые размалывали в пыль куски породы, добытые артельщиками при помощи ручных перфораторов и экстракторов. Оглушительно трещали огромные грохоты, отсеивая пустую минеральную пыль от крупинок ценного металла.
— Это единственная неприятная сторона нашей работы! — проорал Малик, пытаясь перекричать техническую какофонию. — Но этим тоже стоит заниматься! С этого нам тоже неплохое бабло капает!
Черные надсмотрщики свободной смены числом около трех десятков расположились в большой кают-компании. Некоторые смотрели 4D-порнуху, некоторые — увебольный матч в таком же стандарте информационной записи, вследствие чего потные игроки в обнимку с мячом время от времени вваливались прямо в постель к страстным любовникам, вызывая яростные вопли негодования у обеих частей аудитории.
Малик не стал сразу знакомить Боба со всеми присутствующими, понимая, что парень наверняка не запомнит такое количество ниггеров, а первым делом подвел его к толстому лысому негру, который сидел в стороне, курил сигару и задумчиво смотрел на небольшом экранчике какую-то мыльную оперу. Мулатку Боба оставили у входа на креслах-тюфяках в обществе двух ослепительно красивых негритянок, судя по всему, наложниц босса.
— Вот, Марселлас, — почтительно сказал Мусонбе. — Это Боб Цимбо. Отличный парень, и ни фига не терпила.
Лысый сделал небрежный жест, и Малик оставил их вдвоем, присоединившись к ребятам, которые пили бластерию за столиком в центре помещения.
— Боб, стало быть, — негромко проговорил Марселлас. — Простое и крепкое, как стальной шкворень, имя. Нормально, чё. Хорошо, что не Микеланджело какое-нибудь, не Сен-Буа-Треси. А то были тут у нас… — Он презрительно пыхнул сигарой. — Малик уже обрисовал, чем мы тут занимаемся?
— В общих чертах, — ответил Боб. — Главное, что я понял — это что мы каким-то образом имеем в задницу белых. По-моему, это справедливо и чертовски правильно.
— Они на нас работают, — милостиво кивнул толстый негр, — а мы их охраняем, чтобы с ними не случилось какой неприятности. Сечешь? Всяких там несчастных случаев на работе. И имеем с этого неплохое бабло. Если тебя вштыривает такая работенка, присоединяйся, долбаный ниггер. Если нет — Малик отвезет вас с девкой в какую-нибудь скалоковырятельную артель. Но искренне не советую: замучаешься там пыль глотать. А у нас тепло и неплохо кормят. У нас джакузи. — Негр неторопливо, с достоинством затянулся.
— Я понял, понял, — сказал Цимбо. — Просек уже по рассказам Малика, что у вас тут придется охранять белых ублюдков от самих себя, чтобы они себе ногу случайно не отпилили фрезой какой. Мы с моей девочкой готовы и бьем всеми копытами. В гетто еще и не такие фокусы приходилось откалывать, когда жрать хотелось.
— С девочкой сразу предупреждаю, — лениво проговорил Марселлас. — Баб у нас не так чтоб сильно много, да и те в основном лесбы, братва может серьезно заинтересоваться. Она у тебя симпатичненькая. Сможешь защитить — будете вдвоем жить спокойно. Не сможешь — лучше от греха сразу отправляй ее из системы. Мне тут поножовщины между своими не нужны, жестоко накажу всех участников.
— Смогу, чё, — заверил Боб. — Не вопрос. Телка у меня боевая, как бы ей не пришлось меня защищать, когда местные немногочисленные бабы на меня гроздьями станут вешаться.
— Ну-ну, — безразлично сказал толстяк. — В принципе, у меня всё. Будешь получать двести пятьдесят монет за суточное дежурство. Потом двое суток отдыха. Как наберем на работу побольше черных братьев, будет трое. Ну, и если вдруг какой незапланированный шухер, придется вставать с плазмометом в ряды братвы, отбивать нападение. За это положена отдельная щедрая выплата, не обидим. Но такого еще пока ни разу не было. Зато хату вам выделю шикарную вместо гостевой. Ну, и плюс если надыбаем с борта что ценное, будут бонусы, хабар честно делим на всех, по справедливости. И отдыхаем культурно, как видишь. Бухло за мой счет…
— Я о таком даже мечтать не мог, когда сюда летел, — признался Цимбо. — Думал, бобы без мяса жрать буду. А за двести пятьдесят монет в сутки я даже Годзилле навалять могу. И еще бухло… Черт, Марселлас, да я же твой с потрохами!
— Потроха свои себе оставь, — брезгливо ответил лысый. — И меня называй: босс. Я первый в банде. Вот когда дорастешь до бригадира, как Малик, будешь называть меня по имени. Малика, кстати, слушайся как меня. А меня слушайся абсолютно во всем. Не дерзи, не ленись, не святотатствуй. Если надумаешь бычить, помни, что черных тоже можно заставить тяжко работать, особенно если они пытаются бычить. Вопросы?
— Нет вопросов, босс. Все четко у вас.
— Это хорошо, что нет вопросов. Мы тут вопросов страсть как не любим. — Марселлас мотнул головой в сторону центрального столика: — Ступай к ребятам, Малик тебе обрисует детали.
Боб почтительно склонил голову на дюйм и отправился в указанном направлении.
Мусонбе уже организовал своих пьяных собратьев за столом и, судя по всему, затеял какую-то забаву. В руке у него был его любимый пороховой револьвер. Малик приложил дуло к виску и нажал на спусковой крючок — боек сухо щелкнул.
— Йоу-воу! Во что играете, долбаные ниггеры? — вежливо поинтересовался Боб, приблизившись к столу.
— В русскую рулетку! — заявил Мусонбе. — Не желаешь скатать партеечку?
— Желаю, отчего ж, — рассудительно отозвался Боб.
— Опасная игра! — предостерег Малик. — Не повезло чуть — и бам! Башка вдребезги! Не ссыкотно?..
— Что ты мне втираешь, чертов ниггер, — отмахнулся Боб, — я в школе каждый день так играл! Когда отвлекался от чугунных игрушек. Я ж у русских отморозков рос! А ну, давай сюда!..
— Точно правила знаешь? — немного удивившийся Малик указал на несколько патронов, расставленных возле него на столе. — Все патроны из барабана вынимаются, кроме одного. Потом барабан крутят, дуло прикладывают к виску, нажимают на спусковой крючок, и — бам! — Мусонбе взмахнул обеими руками. — Ничего! Потом револьвер берет другой играющий, прикладывает к виску, и… бам! Ничего, мазафака! И так до тех пор, пока кто-нибудь не угадает и не вышибет себе мозги единственным патроном, оставшимся в барабане. Четкая игра, говорю! Бодрит неимоверно!
— Хватит ссать мне в уши, — проворчал Цимбо, — я все эти подробности досконально изучил в детстве… Давай, давай сюда! — Он сгреб оружие, при этом неловко задел расставленные на столе патроны, и те весело заскакали по полу. — Ох, черт!.. — сконфуженный Боб полез за ними под стол, забыв положить револьвер.
— Ты точно воспитывался у русских! — заржал Малик. — Грация у тебя как у медведя на льду!
Покрасневший от напряжения Боб вынырнул из-под стола, шлепнул ладонью собранную кучку патронов перед Мусонбе. Покрутил барабан, решительно вскинул дуло к виску, и…
Ничего.
— Счастливый, черт! — высокий негр с узким лицом и пиратской серьгой в ухе забрал револьвер, небрежно крутанул барабан и приложил дуло к своему виску.
Ничего, мазафака.
Револьвер забрал коротышка с пышной прической афро, полосами выкрашенной в белый цвет. Это придавало его лицу старческий вид, наводя на мысль о седине, хотя коротышке определенно не было еще и сорока.
Ничего.
Понемногу револьвер с единственным патроном описал круг по столику и вернулся к Бобу.
— Долго как никто не выигрывает, — удовлетворенно сказал тот, когда боек у его виска снова сухо щелкнул. — Круто! Так азарта больше. Обычно-то всё быстрее получается…
Он передал револьвер Малику. Тот в свою очередь поднес дуло к виску.
— Впрочем, если играть как вы, совсем без патронов, то можно всю ночь сидеть без толку, — продолжал разглагольствовать Боб. — Это вы всегда так, не пойму? Детский сад какой-то, честное слово. Русские так не играют. Хорошо, что я вовремя заметил…
Рука Малика непроизвольно задрожала, и он рывком убрал ствол револьвера от виска, словно металл неожиданно раскалился.
— Чё случилось? — удивился Цимбо. — Я просто увидел, что вы неправильно играете в русскую рулетку. Машинально посчитал патроны на столе — так они у тебя все были там. А чтобы было правильно, надо один патрон оставлять в барабане…
— Погоди-ка, — с трудом проговорил Малик. Лицо у него понемногу вытягивалось все больше и больше. — Ты что сделал? Ты вот что, говнюк, мать твою, сделал?..
— Да ничего особенного! — Боб был светел и благостен, как падре на воскресной проповеди. — Хотел показать, как настоящие русские в эту хрень играют…
— Ты что, вставил патрон в барабан?! — ужаснулся Малик. — Ты взял и вставил патрон в барабан, придурок?! Когда под стол лазил?..
— Ну да… — искренне растерялся Цимбо. — А что?
Негнущимися руками Малик взял револьвер и направил его на Боба. Тот пальцем деликатно отвел ствол в сторону. Малик выжал спусковой крючок — сухой щелчок. Выжал еще раз — щелчок. Еще раз — щелчок. Еще раз…
Оглушительный выстрел шарахнул по ушам игроков так, что они даже пригнулись от неожиданности. В стенной панели образовалась аккуратная круглая дыра.
— Ах ты, мазафака! — заорал Малик. — Да ты ж мог любого из нас угробить!..
Боб удивленно посмотрел на него:
— Погодите! Какая же это русская рулетка, если патронов в барабане вообще нет?! Фигня какая-то, а не рулетка. Русские так не играют. В чем тогда смысл игры?..
— Да мы тебя разыграть хотели, кретин! — заорал Мусонбе. — Припугнуть немного! Чтобы ты обосрался к чертовой матери и отказался участвовать! А ты, скотина такая…
— Ша, — солидно сказал в своем кресле Уоллес, подняв руку, и все сразу замолчали. — Убили птичий базар. — Он молча пожевал губами; все уважительно ожидали, что он еще скажет. — Парень молодец, — наконец родил Марселлас. — Без башки совсем, но уделал вас вчистую. Молодец. Нам такие отчаянные люди во как нужны. А вы, позорники, пошли все вон отсюда. После поговорим. — Он сделал еще одну солидную паузу. — Малик, тебя не касается. Сюда иди.
Негромко ворча, любители русской рулетки покинули стол и потянулись к выходу, прихватив с собой бутылку с бластерией. Мусонбе почтительно приблизился к креслу, в котором восседал