Прежде чем ему удалось более или менее восстановить душевное равновесие, шелковые занавеси на дверях в другом конце комнаты раздвинулись, и перед Джонатаном предстала женская фигура совершеннейших форм и пропорций. Незнакомка была одета во все белое, и с головы до ног ее окутывали складки вуали из тончайшего серебристого газа, которая хоть и скрывала лицо хозяйки, все же позволяла разглядеть ее вполне достаточно, чтобы угадать чрезвычайное изящество и прелесть ее черт. Приблизившись к нашему герою и протянув ему тонкую руку алебастровой белизны с усеянными перстнями с драгоценными камнями пальцами, она обратилась к нему следующим образом:
— Сэр, вас, несомненно, чрезвычайно удивило столь неожиданное и едва ли не насильственное приглашение в дом совершенно незнакомого вам человека. — Незнакомка чисто говорила по-английски, и речь ее звучала мелодично. — Но, хоть вы меня и совсем не знаете, должна сообщить вам, что я со своим посетителем знакома несколько лучше, ибо мои агенты наблюдали за вами с момента вашей высадки на пристани сегодня днем и неотступно следовали за вами до самых недавних пор, когда вы остановились возле ворот моего сада. Они не спускали с вас глаз, о чем вы, несомненно, даже и не подозревали. Они даже сообщили мне, что вы до сих пор не ужинали, что объясняется, по-видимому, вашим исключительным интересом к новому окружению. Зная это, а также предполагая, что аппетит ваш уже весьма разыгрался, я хочу попросить вас оказать мне величайшую честь и разделить со мной трапезу, которая, как это бесспорно вас удивит, была поспешно приготовлена исключительно ради вас.
Сказав сие и даже не дав Джонатану времени на ответ, девушка протянула ему руку и с весьма вежливой настойчивостью провела в соседнюю комнату — изысканно обставленную столовую.
Там его глазам предстал стол, накрытый белоснежной скатертью и уставленный неописуемой красоты серебряной и хрустальной посудой. Леди села, указав Джонатану на стул напротив себя, и затем им подали такие кушанья, которые, по мнению нашего героя, только и могли существовать что на страницах сказок «Тысячи и одной ночи», кои ему однажды довелось прочесть.
Далее к ужину (который сам по себе мог бы ублажить любого гурмана и сибарита) подали вина и ликеры, наполнившие комнату ароматом купающегося в лучах солнца винограда, из коего они были выжаты, и разжегшие аппетит Джонатана, который, впрочем, и без того не нуждался в подобном побуждении. Леди, кушавшая весьма мало, терпеливо ожидала, пока гость не удовлетворит свой голод. Когда же она увидала, что он расправился с завершавшим пиршество десертом, то изложила ему дело, которое, судя по всему, полностью занимало ее мысли.
— Сэр, — молвила она, — вам, несомненно, известно, что у каждого человека, будь то мужчина или женщина, есть враг. В моем случае, должна вам сообщить, их целых трое, причем все они страшные люди, которые ради достижения своей цели не колеблясь пожертвуют моей жизнью. Мне постоянно угрожают их козни, и у меня нет никого, совсем никого, — вскричала она в сильнейшем порыве, — к кому я могла бы в случае нужды обратиться за помощью. Поэтому-то я и питаю надежду обрести в вашем лице друга, ибо, выяснив через своих агентов, что вы не только честны нравом и сильны физически, но и обладаете весьма значительной смелостью и решительностью, я намереваюсь возложить на вас обязательство, важность которого на данный момент вы и представить себе не можете. Так ответьте же мне, желаете ли вы помочь беззащитной девушке, на долю которой выпали тяжкие испытания?
— Должен вам сказать, моя дорогая леди, — отвечал Джонатан с живостью гораздо большей, нежели он выказывал обычно, и с мягкостью, доселе ему и вовсе неведомой (несомненно, все это явилось следствием сытного обеда и обилием отведанных им вин), — что, если бы только я мог узреть ваше лицо, решение мое в подобном деле оказалось бы, вне всяких сомнений, более благоприятным, поскольку, исходя из того немногого, что возможно различить сквозь вуаль, я склонен полагать, что внешность ваша весьма и весьма приятна глазу.
— Но, сэр, — возразила леди, до некоторой степени удивленная подобной репликой, — все люди таковы, какими их создал Господь, как вам должно быть ведомо. Однажды, быть может, я с великой радостью удовлетворю ваше любопытство и покажу вам свое едва ли чем примечательное лицо. Однако сейчас, — и она опять посерьезнела, — я вновь должна спросить вас: желаете ли вы помочь беззащитной девушке, которая оказалась в величайшей опасности? Если нет, то скажите откровенно, и мои рабы отведут вас к воротам, через которые вы и вошли, и отпустят с миром. Но ежели вы согласны принять на себя обязательство, то никакой другой награды, кроме как признательности от той, кто в собственной беспомощности взывает к вам подобным образом, вы не получите.
Тут Джонатан на какое-то время погрузился в молчание, ибо ему действительно предстояло приключение, превосходящее самые смелые его ожидания. Кроме того, по характеру он был человеком осторожным и осмотрительным, абсолютно не склонным ввязываться в истории столь таинственные и запутанные, как та, в которую его сейчас вовлекали.
— Моя дорогая леди, — сказал он наконец, — ваш рассказ тронул меня до такой степени, что я с радостью пришел бы вам на помощь. Однако должен заметить, что человек я осторожный и никогда прежде не принимал участия в делах подобного рода. Посему, прежде чем давать какие-либо обещания, которые в будущем могут каким-то образом лишить меня свободы действий, я желал бы услышать, что именно от меня потребуется.
— О, сэр, — вскричала леди с величайшей живостью и видимым облегчением: она явно боялась, что собеседник ее сейчас просто встанет и уйдет, — вы сами увидите, что обязательство, которое я намереваюсь на вас возложить, не такое уж и значительное, как это можно было заключить из моих слов. Знайте же, что я владею небольшой вещицей, обладание коей человеком посторонним в наших краях, коим вы и являетесь, совершенно не будет представлять какой-либо важности, однако же пока она находится у меня, я подвергаюсь величайшей опасности.
Сказав это, она хлопнула в ладони, и на зов немедленно явилась служанка, оказавшаяся той самой негритянкой, которая и вовлекла Джонатана в загадочное приключение. Создание сие, кое в ярко освещенной комнате казалось еще более уродливым и отвратительным, нежели при лунном свете, держало в руках белую салфетку, которую и передало хозяйке. Леди развернула ее, и внутри оказался небольшой шарик из слоновой кости, размером примерно с лайм. Затем, отпустив кивком служанку, девушка протянула шарик Джонатану, который с немалым любопытством взял его и принялся внимательно изучать. Судя по всему, вещица эта была невероятно древней, ибо пожелтела едва ли не до коричневого цвета. Шарик был покрыт причудливой резьбой восточного типа, и наш герой решил, что смастерили его в Китае.
— Должна сказать вам, сэр, — произнесла леди через какое-то время, позволив гостю ознакомиться с вещицей в тишине, — что хотя стоимость ее может показаться вам незначительной, она все же весьма велика. Впрочем, это всего лишь диковинка, которые частенько приобретают приезжие. А теперь ответьте: согласны ли вы взять ее на попечение и оберегать с величайшей заботой и преданностью — да, как зеницу ока — в течение всего вашего пребывания в наших краях и вернуть мне ее в целости и сохранности за день до отбытия? Этим самым вы окажете мне услугу, важность которой, быть может, даже не поймете, но которая превратит меня в вашу должницу до конца моих дней.
К этому времени Джонатан собрался с мыслями вполне достаточно, чтобы ответить:
— Я всего лишь простой клерк и не разбираюсь в диковинках и безделушках. Однако, по-моему, вы склонны несколько преувеличивать угрожающую вам опасность. Но в любом случае я выполню вашу просьбу: буду надежно хранить этот шарик и верну его приблизительно через неделю: к тому времени, как я надеюсь, мы освободимся от груза и сможем продолжить свое плавание.
При этих словах Джонатана леди, все это время смотревшая на него с необъяснимой горячностью, разразилась словами столь искренней благодарности, что наш герой был совершенно ошеломлен. Когда же порыв ее до некоторой степени утих, она позволила гостю уйти, и негритянка проводила юношу через сад и выпустила на улицу сквозь ворота, через которые он и зашел.
Вновь оказавшись на улице, Джонатан Рагг какое-то время постоял в лучах лунного света, пытаясь восстановить душевное равновесие, ибо был и вправду немало взволнован недавним столь неожиданным происшествием. И тут юноша заметил, что недалеко от него остановился невысокий джентльмен, одетый во все черное, который весьма испытующе его разглядывал. При ярком свете луны нашему герою было видно, что у коротышки всего один глаз и что в руке незнакомец держит трость с золотым набалдашником. Не успел Джонатан удивиться, как незнакомец приблизился к нему с самым радушным видом.
— Сэр, — обратился он к юноше, — я, несомненно, не допущу ошибки, предположив, что вы — суперкарго «Сюзанны Хейс», вошедшей в наш порт сегодняшним днем?
— Да, — отозвался Джонатан, — именно так называется моя должность, и на этом-то корабле я и прибыл.
— Ну конечно! — вскричал коротышка. — Я оказался прав! «Сюзанна Хейс» с грузом кукурузной муки от моего доброго друга Джеремаи Дулиттла из Филадельфии! Я очень хорошо знаю вашего доброго хозяина, вправду очень хорошо. А слышали ли вы когда-нибудь от него о его друге мистере Эбнере Гринуэе из ямайского Кингстона?
— Хм, боюсь, что нет, — отвечал Джонатан, — такого имени я не припомню, равно как и того, чтобы оно когда-либо встречалось в наших учетных книгах.
— Ну разумеется! — оживленно и самым добродушным образом вновь отозвался коротышка. — Мое имя действительно навряд ли упоминалось в ваших отчетах, ведь я не деловой партнер, хотя и был в прошлом весьма близким другом вашего хозяина. Как много мне хотелось бы расспросить о Джеремае, и, по правде говоря, я надеялся, что вы привезете мне от него письмо. Знаете что, я живу тут неподалеку, и если вас не затруднит, то, может, вы зайдете ко мне в гости, и мы поболтаем не спеша. Я бы с радостью проводил вас до корабля, а не звал бы к себе, но, должен вам сказать, меня замучила проклятая лихорадка и мой врач запретил мне выходить по ночам.