– Отец запрещает Йонашу заходить в чужие квартиры, – оторвавшись от рисунка, сообщил Славек. – Во дворе посидеть разрешил. Поэтому придется уживаться с комарами.
Такое простое объяснение Ахиму в голову не пришло, даже стыдно стало. Понятно, почему запрещает. Хоть и проверенные оборотни, хоть и дом напротив воинской части, а добежать не успеешь, если мальчишка на террориста или маньяка нарвется. Во дворе тоже стопроцентной безопасности нет, зато пригляд от родни Анджеева заместителя имеется.
Ужинать не хотелось – Ахим ел в кафетерии, расплачиваясь за заказы. Оценивал стряпню Ёжи и, одновременно, позволял себе лениться. На перекус он припрятал две булочки с тройной начинкой – новшество, понравившееся покупателям. Надо было попробовать, чем все восхищаются – Славек велел удвоить заказ с пищекомбината, но он и блинчики с печенкой потребовал удвоить, а их Ахим не ел, хоть приплачивайте.
Он заварил купленный в магазине чай с бергамотом, вышел на балкон, осмотрел пустой перекресток, уселся в плетеное кресло и закинул ноги на перила. После семи вечера шум стихал, а к восьми, часу закрытия кафетерия, временами воцарялась блаженная тишина.
«Сменить часы работы? – задумался Ахим. – Окошко с восьми до десяти, зал с десяти до семи. Присмотрюсь. Посоветуюсь со Славеком, посчитаю. Сегодня вечером трое зашли, мы с шести, считай, вхолостую работали».
Тишину нарушило далекое урчание моторов – по улице двигалось что-то тяжелое, машины, которые Ахим не смог определить на слух. Он успел подумать о бульдозерах, асфальтоукладчиках и перегруженных фурах, когда на перекресток выехал первый броневик. Первый, за ним второй. Спецназовцы сидели на крышах, опустив щиты, переговаривались и пересмеивались.
– Закрыто! – заорал кто-то из бойцов. – А я пожрать не купил!
– Давайте его ограбим! – чья-то рука в черной перчатке указала на Ахима.
Он не успел снять ноги с перил и теперь чувствовал себя глупо: десяток бойцов, увешанных оружием, пялились на него с броневиков, тыкали пальцами, свистели, хвалили себя и требовали, чтобы кафетерий работал круглосуточно – это же истинное омежье счастье, кормить по ночам таких сильных и красивых альф! Длилось это не больше трех минут, но, пока броневики не втянулись под липу, с Ахима семь потов сошло. Какие они все-таки придурки!
Волна адреналина пошла на спад. Ахим пригубил чай и почему-то вспомнил, что Шольт, сидевший на втором броневике, даже головы в его сторону не повернул.
«Стоп! С какой стати меня это волнует? Заклинило? Вытравить из мыслей, переключаться, проговаривать считалочку, думать об ассортименте пирожков…»
Под ветвями липы, возле калитки, под фонарем, мелькнуло что-то черное. Раздался жуткий грохот, как будто… Ахим вскочил, перегнулся через перила, присмотрелся. Не «как будто», а Шольт молотит кулаком по воротам, явно намереваясь пробить в них дыру. Захотелось сделать что-нибудь формально правильное и пакостное: вызвать полицию, например. Со словами: «Ко мне во двор ломится какой-то маньяк». Ахим вспомнил о собрании рисовальщиков, немного устыдился – Йонаш не виноват, что ему достался чуточку тронутый папаша – и негромко сказал:
– Два девяносто. Код. Нажмите одновременно.
Шольт поднял голову. Не поблагодарил, не кивнул – тут же нажал три кнопки на кодовом замке и вошел в калитку. Ахим поставил чай на столик и решил спуститься в подъезд. Выглянуть из двери, удостовериться, что Шольт не наговорит гадостей Славеку, не сцепится с Ёжи.
На последних ступеньках он замер. Ни криков, ни волны ярости. Йонаш, повизгивая от радости, хвалил «дядю Славека». Ахим решил не церемониться: это его дом, его двор и – формально – его незваные гости. Вышел и замер. Шольт, хорошо освещенный фонарем, обнимал прилипшего к нему Йонаша, смотрел на Славека и рисунок. Не зло, устало, с какой-то странной тоской.
«О-па… Неужели оскорбления были элементом ухаживания? Стряхнет ежика с нашего кактуса и сам влезет? А как же отсутствующий Мохито? Да они тут все друг друга поубивают! Камул, Хлебодарный, помилуйте грешного!»
– А что, если не коньяк? – нахмурился Шольт. – Конфеты, чай, кофе?
– Я еще не нарисовал, – вежливо, но твердо ответил Славек. – Давайте не будем торопить коней.
Йонаш дернул один из чехлов на поясе – ни кобуры с пистолетом, ни автомата на Шольте уже не было – попросил:
– Папа, не злись.
Шольт не смягчился, но рука в черной перчатке взъерошила волосы на затылке мальчишки, словно обещая – скандала и драки не будет.
– Приноси папку завтра в кафетерий часам к четырем, – велел Славек Йонашу, собирая кисточки и краски в пакет. – Я этот рисунок успею закончить в затишье, а вечером новый начнем. Отнесешь учительнице два, скажешь, что третий испортил и перерисовываешь… как-нибудь выкрутимся.
– Спасибо!
Йонаш ухватил влажный рисунок, понес к калитке на вытянутых руках. Шольту достался пакет. Ахим ждал: поблагодарит Славека или нет? Поблагодарил. Выплюнул: «Спасибо». Так, будто что-то плохое пожелал.
Глава 5. Дядя Ахим рисует пейзаж
На следующий день, в обед, Ахим обнаружил себя рисующим пейзаж. Акварельными красками. Как его угораздило? Он же вчера перед сном дал себе слово держаться подальше от клуба рисовальщиков, не беспокоиться о возможности оскорблений и драк. И Славек, и Ёжи, и Шольт – взрослые оборотни. Сами разберутся. Почему же тогда он сейчас сидит за столом… ах, да, ребенок ни в чем не виноват, а Анджей так убедительно посулил грамоту за воспитание подрастающего поколения, что не было возможности отказаться.
– У вас очень красиво получается! – сказал Йонаш, хлопая густыми черными ресницами.
Ахим отогнал мысль о ресницах Шольта – он их не разглядел, и не надо. Поздоровался с заместителем Анджея по оперативной работе – серебристо-черным лисом, потомственным аристократом – и пробормотал что-то невнятное. Он не особо-то умел общаться с детьми – рос без младших братьев, кузенов и племянников. И – совсем немного – пугался того, что Йонаш мыслит и разговаривает как взрослый. Копируя отца и прочих посетителей кафетерия.
Стоило только подумать об этом самом отце, как он явился, поздоровался с черным лисом, который подсел к Ахиму и Йонашу, купил себе кофе и плюхнулся на свободный табурет.
– Когда уже Мохито вернется? – кроша пирожок, спросил лис.
– Или ночью, или завтра утром. Получил сертификат, печати поставили, но погода нелетная. Тут жара, а в столице грозы и дожди льют. Он мне из аэропорта уже два раза звонил.
– Хвала Камулу!
– Я звякну, скажу, что ты по нему соскучился.
Шольт ухмыльнулся, словно в этом обещании таился какой-то большой секрет. Ахим засмотрелся на ресницы, вздрогнул от вопроса Йонаша:
– Ой, а зачем столько синего?
Шольт с лисом немедленно уставились на рисунок.
– Это будет пруд, – выкрутился Ахим.
– А-а-а! С прудом вообще крутецки получится!
Пруд наезжал прямо на стволы деревьев. Ахим попытался сосредоточиться на рисунке, но отвлекся на гомон в зале.
– Свет вырубили!
– Да что ж такое!
– Позвони в энергосеть, спроси, надолго ли.
– Мужики! – заорал кто-то от здания МЧС. – Мужики, юго-западная подстанция горит! Вроде бы взрыв был!
Ленивое недовольство развеялось, как пепел на ветру. Улица наполнилась криками, топотом и воем сирен. Шольт схватился за захрипевшую рацию, выслушал пару фраз, расслабился, поставил локти на стол:
– А мы в резерве.
Черно-бурый отвел от уха телефон, позавидовал:
– Поперло!
– Хлебнем еще, Сретение на носу, – отмахнулся Шольт.
– У нас генератор есть? – спросил Ёжи.
– Только для бытовых нужд, печи не потянет, – Ахим отложил рисунок, пообещал Йонашу. – Я сегодня закончу.
Они спустились в подвал, не с первой попытки, но запустили генератор, а по возвращении на веранду узнали неприятную новость.
– Свет дадут завтра утром, – сообщил Славек. – Сказали, что в нашем округе подключат только больницы и правительственные учреждения. Были бы мы на другой стороне – попали бы в список. А на этом кубике ничего важного нет.
– Тогда закрываемся, – скомандовал Ахим. – Снимай кассу, пока батарея держит.
– Подожди! – оторвался от телефона лис. – Упакуйте мне десятка три пирожков и блинчиков в контейнеры, сколько найдется. Отдел кормить надо.
К такому же выводу пришли спасатели и тот невзрачный пожилой волк, который в первый день стукнул Шольта газетой. Из кафетерия вынесли три огромных коробки, забрав все припасы подчистую. Славек снял кассу, повесил табличку: «Закрыто» и начал помогать уборщику складывать пустые стаканы в пакеты для мусора. Ахим поймал пристальный взгляд Ёжи, кивнул, предлагая изложить проблему.
– Мне нужно с вами поговорить, – пробубнил тот.
– Тебе тоже негде жить?
– Откуда вы знаете?
– Наугад ляпнул, – соврал Ахим. – Сдам вам со Славеком пополам по средней цене на районе. Позвоню в агентство, они приедут, привезут бланки, подпишем договор.
– Спасибо.
– Пока не за что.
– Дядя Ахим, надо пруд дорисовать, пока светло, – сунулся ему под локоть Йонаш. – А дядя Славек мне еще один натюрморт нарисует, и я завтра всё сдам.
– Конечно-конечно, – пообещал Ахим и подумал, что унесет пейзаж хотя бы во двор – под взглядом Шольта ничего путного изобразить не получалось.
Отступление было тактической ошибкой. Следом за ним во двор потащился весь клуб рисовальщиков. Шольт шел следом за Славеком, который бурно жестикулировал, показывал на виноград, оплетавший стену дома до крыши, и взахлеб объяснял:
– Вот это окно, видите? Кухня! Я открыл окно на кухне, протянул руку и сорвал одну гроздь. Вкуснейший! Белый! Без косточек! Но я не могу дотянуться до тех, которые под крышей. А они такие спелые! С оранжевыми боками!
«Басня «Лиса и виноград» в новом прочтении», – глядя на сияющие голубые глаза и розовые щеки, подумал Ахим.
Шольт посмотрел на Славека свысока и снисходительно. Уточнил:
– Надо забраться на крышу и нарвать винограда? И ты нарисуешь второй натюрморт?